недели, а газовщик так и не появлялся. Мэри пыталась исправить нагреватель сама, но оказалось, что в квартире выключен газ. В конце концов ей надоело принимать ледяной душ, и она попросила босса найти ей новую семью.
Третьи хозяева оказались милыми людьми – раз в неделю приглашают ее к обеду, а по субботам угощают мандаринами с фермерского рынка. Она пытается улыбаться и поддерживать разговор, но больше всего на свете ей хочется вернуться в Штаты.
Сара – жена уважаемого бизнесмена из Осаки. Она здесь уже 12 лет и искренне пытается стать настоящей японкой. Ходит на курсы по кулинарии и ведению домашнего хозяйства, обожает японский язык, крутит роллы получше любого шеф-повара и даже пробовала вести чайную церемонию. Но своих сыновей, которым 7 и 9 лет, Сара послала в американскую школу. Видит их раз в год во время 2-недельного отпуска в Луизиане. Они уже забыли страну, где родились, японское культурное наследие для них пустой звук Сара говорит, что таким образом их защищает.
На углу у станции вечно ошивается один израильтянин. Каждый раз, когда я его встречаю, он называет новое имя – Томас, Свен, Майкл, но он там всегда – днем и ночью. Сидит за столиком на тротуаре и продает украшения и сумки. Я специально ловлю его в момент, когда торговля идет не очень, и слушаю, как он рассказывает о себе.
«Видите? – он показывает пару дешевых серебряных сережек. – Я их купил за двенадцать долларов. А знаете, за сколько продаю? (Вопрос риторический.) За триста восемьдесят пять. Неплохо, а? В месяц я зарабатываю почти девять тысяч. И никакой тебе офисной работы, никакой политики. Через полгода я вернусь домой и смогу внести аванс за дом в Тель-Авиве». Томас-Свен потирает руки. На улице середина декабря, и он уже весь посинел от холода. Мимо проходит компания бизнесменов, и мой новый друг принимается нахваливать товар. Они делают вид, что не замечают его, и поспешно скрываются за углом.
Он равнодушно машет рукой. «Когда они идут группами, то никогда ничего не покупают. Надо выискивать одиноких мужчин, которые куда-то спешат, особенно с шести до десяти вечера. Эти бегут на свидание, и если хотят, чтобы оно закончилось удачно, должны сделать своим девушкам подарок». Томас- Свен берет тоненький серебряный браслет. «Восемьсот долларов. Японцы – самый наивный народ из всех, кого мне доводилось встречать. Продал четыре штуки в месяц – и свободен».
Через минут 20 врать ему надоедает.
«Работа моя просто ужасная, – устало говорит он. – Торчать на улице приходится по двенадцать часов в день, а бывает, что и по шестнадцать. Семь дней в неделю, и никаких тебе выходных, больничных и льгот».
Все лето он просидел на тротуаре, жарясь на полуденной жаре, как яйцо на сковородке. 75% прибыли приходится отдавать поставщику, который, в свою очередь, платит якудза, контролирующим этот квартал.
«Благодаря мафии у меня нет конкурентов, – говорит торговец. – Мой участок отсюда и досюда». И он показывает размеры своего угла: от забегаловки в пяти домах вниз по улице до стоянки велосипедов рядом со станцией. «Захочет кто посягнуть на мою территорию – через десять минут явится один из их парней и объяснит что почем!».
К несчастью, авторитет якудза не распространяется на полицейских. «На этой неделе копы приходили уже дважды, А месяц назад закрыли мой киоск перед самыми праздниками! Я мог бы столько заработать – ведь все магазины два дня были закрыты. Я так рассчитывал на эти дни!»
Мало того что торговать на тротуаре незаконно у моего друга к тому же туристическая виза, то есть, по сути, работать ему запрещено. Если полицейским взбредет в голову его арестовать, он отправится в тюрьму или вынужден будет заплатить штраф в несколько тысяч долларов, после чего его немедленно депортируй. Но Томас-Свен-Майкл готов рискнуть.
«Всего полгода, – мечтает он, – и у меня будет дом с тремя спальнями и двумя ванными комнатами. В лучшем районе Я сдам его в аренду и вернусь сюда, а меньше чем через год смогу купить второй». Он притопывает ногами, чтобы согреться.
За 3 дня до Рождества уличные торговцы вдруг пропадают с улиц. Через 2 недели якудза заключают с полицейскими новый уговор. Я снова вижу столик с дешевыми безделушками, но вместо Томаса-Свена за прилавком худой юноша в наушниках и с 3-дневной щетиной. О своем предшественнике он ничего не знает.
Мимолетные встречи в общей гостиной и случайные вечеринки у Джерри приоткрывают мне ту грань японского общества, которую иначе мне бы никогда не довелось увидеть. Я говорю о мире японских гомосексуалистов.
«Главное – притворяться, что ты не гей, тогда можно делать практически все что угодно. Но говорить правду нельзя никому – ни коллегам, ни соседям, ни даже семье». У японского приятеля Джерри, с которым они уже полгода вместе, была престижная работа в ресторанном бизнесе – ровно до тех пор, пока он не согласился сняться для рекламы презервативов в журнале для геев с ничтожным тиражом. Через неделю его уволили с работы. Семья от него отреклась.
«А что, если ты случайно наткнешься на кого-то из коллег, ходя из гей-бара?»
«Надо сделать вид, что ты его не заметил, а потом вести себя так, будто ничего не было. Конечно, слухов не избежать будут и шепотки в коридорах, и подозрительные взгляды в мужском туалете. Но до тех пор, пока ты сам не признаешься в своей гомосексуальности, остальные будут делать вид, что ничего не замечают».
До тех пор, пока тебе не исполнится 30 – в этом возрасте полагается жениться. Кто-то смиряется с неизбежным, позволяет родителям выбрать себе жену и так и доживает свой несчастный век, лишь изредка вступая в случайные связи. А кто-то женится на лесбиянке и под прикрытием семейного счастья продолжает жить в свое удовольствие.
Джерри надевает красивую голубую рубашку, которая наверняка разбудит в его ученицах тайные фантазии и, если повезет, поможет найти партнера. «Япония – не худшая страна для гомосексуалиста. Здесь никто не станет докапываться до правды. Никто не захочет вывести тебя на чистую воду. Надо только притворяться – и тебя оставят в покое».
«Не так уж плохо», – думаю я, пока не знакомлюсь с лесбиянкой, которая живет здесь уже 3 года и только что вышла за гея-японца. Семья в Штатах уже 10 лет знает об ее ориентации, но она ничего не рассказала им о муже. В Японии никто даже не подозревает, что она лесбиянка. Одна ложь поверх другой… Через 7 месяцев она едет домой. Ее жизнь – как поезд, сошедший с рельсов и неминуемо летящий к пропасти.
ГЛАВА 16
Мое знакомство с Адамом Кули произошло самым неожиданным образом. Все началось с потрепанного английского журнала, который кто-то бросил рядом со мной в электричке. В журнале была статья об уличном артисте, который устраивает представления: наряжается римской статуей, встает на углу оживленной улицы и заговаривает с прохожими. По-моему, надо быть поистине отчаянным человеком, чтобы устроить такое на улице японского города. И я решаю найти этого парня.
Связавшись с редакторами журнала, я усердно уговариваю их поделиться информацией и наконец получаю электронный адрес. Адам отвечает почти сразу. Оказывается, пантомимой он больше не занимается, но время от времени дает уличные представления. Он хочет встретиться со мной и даже дает мне свой домашний адрес.
Высокий, подтянутый, гибкий и симпатичный Адам в Японии уже почти 7 лет. Он безупречно говорит по-японски, хотя ни разу в жизни и не брал в руки учебник.
«Слушал, как говорят друзья, вот и научился», – поясняет он.
Его крошечная комната битком набита картинами, книгами, масками. Одна стена вся в аквариумах. В ванночке живут маленькие крабы. В углу растет деревце, сбрасывая листья на кучу грязного белья.
