поубивают, отнимут всё...
- Да, - зловещим шёпотом произнёс доктор Большиков, - добро гоя не принадлежит никому, оно принадлежит первому попавшемуся еврею - это у них так в Талмуде... Пфеферкорн!..
- Прямо так и писано? Ну да и Господь с ним, с имуществом-то... Эх, имущество, сокровища,.. чего уж,.. понасобирали, понаделали тута сокровищ, а ведь сказано, не собирайтя тута, на небесах собирайтя, где сокровище наше, тама ить и сердце наше, ту-ута наше сердце-то, а там на небесах пусто от нас. А ведь оттуда, с небес наше нам и возвращается, облагодаченное, благословленное. А пустоту-то чего ж благословлять. Да вот ты хоть, вот, умный, вроде и православный, глаза, вот, на масонов да на жидов открывал, а свои глаза-то сердечные, простецкие закрыл. На Помазанника Божия мыслью и сердцем замахивался? Замахивался. То бишь, Бога Самого судил, обсуждал своим тилигентским умишком, не тот де, Помазанник, я да лучше знаю, какого нужно. А? Небось ведь и так думал, что я де сам на его царском месте не хуже буду. А? Во-от... Ну и нате вам таперя товарища Диоклитиана, заместо Помазанника-то.
- Не зубоскаль, батюшка, и так тошно.
- Да уж какое там зубоскальство, много на моём горбу грехов, а вот энтого за собой не наблюдал. А что тошно, эт-то очень даже понятно, ещё б вам не тошно, всем вам умникам умничавшим тошно, сами хотели всё решить-разрешить, ну вот и разрешили. И всегдашняя ваша отговорка тута: мы-та-де как лучше хотели, да вот мешали все, да вот ежели бы, да кабы, да вот тот вот не тот, и энтот не таков, и царь не гож, и министр не хорош, и поп не рьян, и народ пьян, да воли б нам, то бишь вам, во-от, а получилось - ... Вот оно и выходит тута - вы с одной стороны с горлопанством своим, а с другой - товарищи Диоклитианы, с хваткой ихней, не чета вашей и нашей... вот и сидим тута,.. эх, и знаешь, самое- то нам тута и место!..
- Нет! - почти что взревел доктор Большиков и вскочил на ноги. Батюшка даже перекрестился в испуге, - Нет! - забушевал доктор Большиков, - да! да! да! Подтверждаю! Ненавижу! Ненавижу последнего царя, ненавижу!.. Царство ему небесное. Он виноват, он, он! а не я! И народ этот наш... ваш! гнусен, подл, бездарен, вор, пьян и лентяй... Ты тут плёл с амвона: вот бы нам бы сюда Матушку Иверскую, Она бы вывезла... Да была у вас и Иверская и Казанская и ещё штук сто! И что?! Вывезли?! Монастырей штук тыща, церквей штук тыщ сто, мощей в каждом уезде - и что?! Не Иверская, а немец бы мог вывезти, немец! Да и тот, гад, разбит... А лучше б завоевал! А Государь ваш - размазня... ух!.. Да я ж его ещё ребёнком помню, на 'Державе' помню, это яхта императорская... Уже тогда в нём захудалость какая-то чувствовалась, личико вялое, жёлтое. Он с отцом своим, тогда ещё наследником, буйно- помешанным Александром третьим, в какую-то игру играли беготливую, какие-то подушечки кидали на палубе. Так папаша аж подпрыгивал при каждом удачном кидании, и орал и хохотал на всё море, как ребёнок, а ребёнок хоть бы улыбнулся раз, хоть бы что шевельнулось в его глазах. Они уже тогда застывшие были.
Батюшка давно уже привстал и таращился на Большикова изумлёнными глазами, пытаясь что-то вставить в страстный его монолог и, наконец, вставил:
- Во, прорвало! Не, ты погодь-ка про глаза, это для дураков глаза те застылые... Не, ты кого буйно-помешанным назвал?!
- Да его, его! - опять взвился доктор Большиков, - Его величество Александра Третьего Александровича, кого ж ещё! До сих пор резолюцию-рецензию его о моих статьях храню. Первая рецензия такая, дословно: 'Статейка как лесенка: первая перекладинка - мысль любопытная, следующая - чуть неправославная, а все перекладинки гнилые. По такой лестнице лезть - в тартарары залезть'. Вторая рецензия короче: 'Мысль остря, в говне застря'.
Ещё и рифмач... Ре-цен-зент! А небось, Гегеля от Гоголя не отличал. Когда нос державный на говно заряжен, поневоле всё завоняет. В Юрьеве, он тогда ещё Дерптом был, вваливается к нам в гимназию, я тогда преподавал там, нежданно-негаданно, всегда так любил! прямо с охоты, как есть в мужицком зипуне, в сапожищах грязных, глазищи таращит, от взгляда стены гнутся, и ревёт, что твой медведь раненый: 'На территории России в гимназиях и судах должно говорить на русском языке!..' А у нас тогда на немецком преподавали, и вообще всё, что официально, всё на немецком... Да я ли! Русский до 25-го колена, в черносотенцы записанный, против русского языка?!
- А и удивительно, - тихо сказал тут батюшка, - и чегой-то тебя в черносотенцы записали?
- А я и есть черносотенец! И, между прочим, до сих пор! - ещё более возвысил голос доктор Большиков, хотя больше вроде и некуда было, - только тогда я был монархист поневоле, куда ж нашим баранам без монарха, а теперь я республиканец поневоле, хотя и у республики должна быть твёрдая власть, вожак! А не эти милюково-керенско-гучковы... Да ведь баранам-то, батюшка, в вожаки-монархи всегда козла дают! Эх... Ну так, рявкнул он перед нами про великий и могучий, чтоб только на нём бы разговаривать, мы, естественно, в струнку, души наши не то что в пятках, а чёрт-те где, в центре земли. Небось, немцы да латыши, те не то что русский, а свои родные языки от страха забыли. Миротворец!.. Идёт он мимо нас, громогласничает, около меня останавливается, вглядывается, узнал и - рот державный громогласный до ушей и - третью мне рецензию выплёскивает: 'Дал бы, - говорит, - я тебе всю эту немчуру под начало, да ты ж первый, первее первого немца немцем и станешь...' Задумался. Видать слова свои громогласные смаковал.
Ну а я возьми и в ответ ему и сам выплеснул: 'Да ведь и Вы, Ваше величество, тоже ведь на две трети, увы - немец, это не мешает Вам быть русским императором'.
- И что же в ответ? Убили тебя, сослали?
- Расхохотался миротворец, по плечу меня хряпнул, едва не отлетело оно и четвертую рецензию выдает: 'Храбр - хвалю, да вот жаль, что дурак, вся неметчина моих предков при православном венчании русью оборотилась, а из тебя и крещение русского не сделало, в тебе, - говорит, во мне то бишь... ре-цен-зент-миро-тво-рец!.. - русского, - говорит, - только что нос картошкой, а штаны, вон, и те немецкие'. А?! Это про меня-то! Ну, естественно, моя немчура, которую он мне хотел под начало дать, конечно тут же русский язык вспомнила, тут же взакат расхохоталась...
- Дык, а чего ж ты обиделся?
- Обиделся?! Ты вот щас чего ухмыльнулся? Чего ж такого смешного- остроумного в его словах? А на помешанных я не обижаюсь. А если на принцип, то как не обидеться? Весь свой талант, все свои мозги, всю силу публициста, что в пере моём есть, да, есть, есть! И тут я ложноскромничать не стану,.. всё! всего я себя отдал на служение России, просвещению русских, монархии, наконец, кость бы ей в глотку! Да! Глаза раскрывал! Только нашему народу глаза надо не пером публицистическим раскрывать, а ломом!.. А мои статьи вот эдак-то им отрецензированные! да они полезнее его тринадцатилетнего царствования!.. - Батюшка только рукой махнул и не собирался уже перебивать.
- Какой прок от его царствования?! - продолжал, меж тем, бушевать доктор Большиков, - Только и есть, что вам, попам, из казны жалование платить стал.
- Эт точно, он нашему иерейскому сословию истинный благодетель. А то ить пропадали, совсем прям ить нищенствовали.
- Да туда вам и дорога, да с вас ещё и драть надо, а не казну на вас разорять!
- Да уж и разорили. Что ж, лучше когда мы за требы с крестьян брали?.. А и... ну ты прям как товарищи Диоклитианы нападаешь.
- Ишь ты, за как, а?! Да, нападаю! Может ещё скажешь, 'за что?'!
- Да нет, не скажу. Да ты утишься, присядь, ишь ажио и кулаки сжал,.. да сядь, говорю, пу-бли-цист!.. Не скажу я 'за что?', есть за что. Не оправдали мы, иереи, жалования царского и надежд Его. Вроде и старались, да плохо, видать, старались. Дак ить, однако ж насильно тоже брата вашего, прихожанина нашего, рази ить втащишь на путь православный. Эх!.. А вы-то вот, грамотные, эх,.. как же страшно-то, Господи, какой дар-богатство нам вручён был, запросто так, ни за что как обошлись с ним!.. Скольки ни читал вашего писаного, пу-бли-цисты, у-чи-те-ли, ужас берёт, как же вы - умники суть - природу Царской власти не понимаете... А и - какого рожна вам, умникам, надо было... Да ить - Царь, да ить это ж,.. ну... да ить и слов нет, чтоб назвать, чтоб тебя, умника, пронять, что есть Царство и Царь на Руси...
