телефону.
— Но откуда следует, что Джессику убил Человек прямоходящий?
— Нина, что тебе еще нужно? Ты только что слышала, как миссис Кэмпбелл подтвердила единственно возможную связь, которая существовала между двумя женщинами, убитыми одинаковым образом. Это Пол.
— Да. Но откуда ты знал об этом до того, как оказался здесь?
— Я не знал. Я просто… Если нас пытались убить во Фресно, и вполне возможно, что в Лос- Анджелесе был тот же самый тип, то как еще можно это сопоставить?
— Миллионом способов, Уорд. Хорошо, стрелок работает на «соломенных людей». Возможно. Допустим, он пытается привлечь внимание к убийце. Может быть. Но каким образом ты делаешь из этого вывод, что убийца — твой брат? Почему это единственное решение?
Я не понимал, к чему она клонит.
— Потому что… потому что я предполагаю, что если они пытаются сделать так, чтобы кого-то поймали, то лишь потому, что не могут добраться до него сами. Это может быть лишь некто опасный, самостоятельный и не подчиняющийся обычным человеческим нормам, притом настолько, что они вынуждены прибегать к помощи сил закона, пытаясь его поймать.
— Но зачем им это? Он же один из них. Он поставлял им жертвы, помогал взрывать здания и устраивать расстрелы. Почему…
— Потому что он совершил и кое-что еще — убил моих родителей, похитил дочь Зандта, из-за чего к этим людям с недвусмысленными намерениями явились четверо человек с оружием. Из-за него убили их адвоката. Из-за него их логово в Монтане ценой в миллионы долларов взлетело на воздух. И кто знает, что он еще успел сделать? Если Пол оказался в положении изгоя — он способен на многое. Чертовски многое!
Внезапно я понял, что обе женщины удивленно смотрят на нас и что мы с Ниной кричим друг на друга. Я попытался говорить спокойнее.
— Нина, не вижу тут никаких проблем. Ты ведь только что слышала, что…
— Уорд, ради всего святого — это мог быть Джон.
Я уставился на нее, неожиданно утратив весь свой пыл.
— Что ты имеешь в виду?
— Кого, как мы знаем, ненавидят «соломенные люди»? Джона. Кого обвиняет видеозапись, которую они предоставили? Джона. Кто убил человека, который имел к ним лишь некоторое отношение? Джон. Почему не могло быть так, что этих женщин убил Джон?
— Потому что… зачем ему это делать, черт возьми?
— Они были частью жизни Человека прямоходящего. Ты знаешь, как поступил с ним твой брат. Он похитил Карен. Он убил ее, но не слишком с этим торопился. Он исчез вместе с ней и подтвердил, что она мертва, лишь когда выложил из ее костей путь в ловушку, где собирался убить и его самого. Он полностью разрушил жизнь Джона. Что, по-твоему, может остановить Джона перед тем, чтобы ему отомстить?
Я открыл рот и снова его закрыл.
Нина встала. Я никогда прежде не видел ее столь разозленной.
— К черту, Уорд. Пойду подожду в машине.
Она вышла, хлопнув дверью. Я повернулся к женщинам, которые смотрели на меня, словно пара любопытных кошек.
— Спасибо, — сказал я. — Я пойду.
Откуда-то сверху послышался детский плач.
— О черт, — сказала Мюриэль. — Уже ночь.
Я был возле двери, когда раздался голос миссис Кэмпбелл.
— Знаете, вы меня ведь даже не спросили, что, по-моему, вам хотелось бы узнать.
Я повернулся.
— О чем вы?
— Мне ничего не известно о том, кто и кого хочет поймать, — сказала она, — но я решила, что вам хотелось бы знать, куда он отправился в последний раз.
— Когда? — спросил я, не понимая, о чем она говорит, и отчасти ожидая услышать шум отъезжающей машины.
— Еще тогда. Я про семью, которая его взяла, — сказала она. — Моя подруга во Флориде рассказала, что семья переехала в Вашингтон, поскольку мать женщины к старости уже не могла ухаживать за собой. Последний раз Диана что-то слышала о них через год после их переезда. Муж ушел из семьи с какой-то девушкой, с которой познакомился в баре.
— Она не запомнила фамилию?
— Запомнила, поскольку она похожа на фамилию одного гитариста, который уже умер, но в те годы был знаменит. Диана тогда очень этим увлекалась. Правда, пишется она по-другому.
Я тряхнул головой.
— Кто?
— Хенриксоны, — сказала она. — Они жили в городке под названием Сноукальм или вроде того, в Каскадных горах.
До аэропорта Нина ехала, погруженная в мрачное молчание. Я пытался с ней заговорить, но она напоминала водителя-призрака, застывшего вне времени или в прошлом. Так что мы оба молчали, и я думал о Джоне Зандте, а также о том, на что тот способен, а на что нет. Кроме того, я вспомнил кое-что, что он сказал мне, когда мы встречались возле отеля в Сан-Франциско, и что тогда показалось мне не имеющим особого смысла:
«Иногда приходится вернуться, чтобы сделать то, что нужно сделать».
Теперь я понимал, что он мог иметь в виду.
Нина заехала на стоянку, и мы вышли. Она направилась прямо к лестнице, и я последовал за ней, с трудом удерживая сумку.
— Нина, — громко сказал я.
Голос мой отразился от грязного бетона и вернулся гулким эхом.
Она развернулась и ударила меня по лицу. От неожиданности я отшатнулся. Она наступала на меня, снова и снова нанося пощечины и выкрикивая что-то неразборчивое.
Я попытался прикрыться левой рукой, но из-за боли в плече движение получилось неуклюжим. Я понял, что она это тоже заметила, в последнее мгновение удержавшись от удара прямо в плечо.
Она яростно уставилась на меня, и глаза ее показались мне настолько ярко-зелеными, какими я их еще никогда не видел.
— Когда ты наконец это прекратишь? — закричала она. — Когда ты перестанешь что-либо от меня скрывать?
— Нина, я не знал…
— Мне плевать. Просто плевать. Не надо относиться ко мне как к какой-нибудь… шлюхе, которая принимает на веру все, что ей говорят. Джон тоже так поступал, и, если я еще когда-либо его встречу, я расквашу ему нос.
— Прекрасно, только при чем тут…
— При чем тут ты, бедняжка? В течение двух дней меня отстраняют от работы, мой бывший любовник начинает убивать людей, бог знает скольких, я теряю своего самого старого друга, и на моих глазах убивают моего босса. У меня до сих пор его кровь на блузке, и люди показывают на меня пальцами. Так как, как ты смеешь…
Внезапно она замолчала, дважды быстро моргнула, и я понял, что ее глаза кажутся ярче не только оттого, что я смотрю в них с близкого расстояния, но еще и оттого, что они полны слез. Я рискнул положить руку ей на плечо. Она резко сбросила ее, и неожиданно ее глаза снова стали сухими.
— Нина, прости меня. Послушай… я просто не привык кому-либо что-то рассказывать. Я три месяца провел в пустоте, да и до этого особой общительностью не отличался. Всю мою жизнь я полагался на сочувствие со стороны незнакомых людей, горничных и барменов. Я просто не привык к тому, что кто-то
