Глава X. «Он был опасный соперник…»
Но голова у нас, какой в России нету.
Не надо называть, узнаешь по портрету:
Ночной разбойник, дуэлист,
В Камчатку сослан был,
вернулся алеутом
И крепко на руку нечист.
Александр Грибоедов
Под бурей рока твердый камень,
В волненьях страсти — легкий лист…
Граф Федор Иванович Толстой за двухлетнюю жизнь на берегу русской колонии в Северной Америке и среди аборигенов Алеутских островов был прозван «американцем». Человек оригинального ума и безудержных страстей, Федор Толстой приобрел громкую славу скандалиста, отчаянного бретера и игрока (и даже шулера — многие знали, что он играет в карты «наверняка», в чем он сам признавался: «Я исправляю ошибки фортуны»).
Здесь имеет смысл напомнить, что необычные способности и безудержные страсти были у Толстых в роду, как, кстати, и у Пушкиных, которые были с фамилией Толстых в родстве. Знаменитый наш генетик Владимир Эфроимсон в своей книге «Гениальность и генетика» даже выделил отдельную главку под названием «Династия Толстых-Пушкиных».
Одним из родоначальников династии был упомянутый во II главе Петр Андреевич Толстой, царедворец, дипломат и авантюрист, получивший графский титул для всего рода Толстых из рук первого российского императора. Герой этой главы граф Федор Иванович Толстой был прямым праправнуком Петра Андреевича. Казалось, он в наибольшей мере унаследовал от своего предка и необузданность, и ум, и необыкновенную витальность, жизненную силу. Его двоюродный племянник Лев Николаевич Толстой позже назовет своего дядю человеком «необыкновенным, преступным и привлекательным».
Федор Толстой окончил Морской корпус, служил в Преображенском полку, воевал со шведами в Финляндской кампании 1808–1809 годов, вслед за тем в Отечественной войне с французами, не раз за буйное поведение и выходки подвергался арестам, был разжалован и вновь усердной службой добывал чины. В Америку (точнее, к берегам Камчатки) он попал на совершавшем кругосветное плавание корабле «Надежда», которым командовал Иван Федорович Крузенштерн. Гвардейский поручик Толстой был включен в состав посольства Николая Резанова, которому предстояло основать на западном берегу
Америки форт «Росс». Но Толстому не суждено было добраться до берегов Калифорнии. Его бесчисленные проделки наконец вывели из себя капитана, причем каплей, переполнившей чашу, послужила такая выходка: воспользовавшись отплытием капитана на берег, Толстой затащил в его каюту обезьяну и на ее глазах залил чернилами чистый лист бумаги; нечего и говорить, что вскоре усердный орангутанг залил все капитанские записи. Вернувшийся Крузенштерн без колебаний высадил неуемного поручика на один из Алеутских островов. Толстой на островах прижился, позволил аборигенам сплошь покрыть свое тело татуировками и возвратился в Петербург два с лишним года спустя, по суше, пропутешествовав через всю Сибирь и европейскую Россию.
О дуэлях Федора Толстого ходило множество легенд. Англичанин Миллиген в книге, изданной в Лондоне в 1841году, приводит такой случай. Однажды, поссорившись с неким морским офицером, Толстой послал ему вызов, который тот отклонил под предлогом чрезвычайной ловкости графа во владении пистолетом. Тогда Толстой предложил уравнять шансы, стреляясь дуло в дуло.
Граф Федор Иванович Толстой. 1846 г.
Но и на это не согласился моряк, предложивший, в свою очередь, избрать «морской способ» — бороться в воде, пока один из противников не утонет. Толстой попробовал отказаться, ссылаясь на неумение плавать, но нарвался на обвинение в трусости. Тогда он — объяснение происходило на берегу — схватил противника и поволок в море.
Выплыли оба, но несчастный моряк отдал борьбе столько сил и получил такие повреждения, что через несколько дней умер.
Фаддей Булгарин писал про Толстого-американца: «Он был опасный соперник, потому что стрелял превосходно из пистолета, фехтовал не хуже Севербека[19] и рубился мастерски на саблях.
При этом он был точно храбр и, не взирая на пылкость характера, хладнокровен и в сражении и в поединке».
Весной 1799 году у семнадцатилетнего Толстого была дуэль из-за того, что он, по свидетельству Д. В. Грудева, «наплевал на полковника Дризена». Позже — еще две: с капитаном Бруновым и с молодым офицером А. И. Нарышкиным. Наиболее достоверная версия обоих поединков принадлежит Ивану Липранди: «Столкновение их произошло за бостонным столом. Играли Алексеев, Ставраков, Толстой и Нарышкин. Несколько дней перед тем Толстой прострелил капитана Генерального штаба Брунова, вступившегося, по сплетням, за свою сестру. Толстой будто бы сказал о ней словцо, на которое в настоящее время не обратили бы внимания или бы посмеялись, и не более; но надо перенестись в ту пору. Когда словцо это дошло до брата, то он собрал сведения, при ком оно было произнесено. Толстой подозревал (основательно или нет, не знаю), что Нарышкин в числе будто бы других подтвердил сказанное, и Нарышкин знал, что Толстой его подозревает в этом. Играли в бостон с прикупкой. Нарышкин потребовал туза такой-то масти.
Иван Липранди. 1810-е годы
Он находился у Толстого. Отдавая его, он без всякого сердца, обыкновенным дружеским, всегдашним тоном, присовокупил — тебе бы вот надо этого: относя к другого рода тузу [20]. На другой день Толстой употреблял все средства к примирению, но Нарышкин остался непреклонен, и через несколько часов был смертельно ранен в пах».
За эту дуэль Толстой поплатился пребыванием в крепости, вслед за чем, если верить семейному преданию, был разжалован в солдаты. Правда, документальных доказательств тому нет. В 1812 году он поступил на службу ратником московского ополчения, дослужился до полковника и получил за храбрость Георгия 4-й степени. Но стоило закончиться войне, Толстой вновь окунулся в жизнь картежника и дуэлянта.
Отношение современников к нему было противоречивым. Денис Давыдов, Вяземский, Батюшков дружили с ним, как позже и Пушкин. Грибоедов же хлестко высказался о нем в своей знаменитой комедии («Ночной разбойник, дуэлист… и крепко на руку нечист»). Позже Сергей Львович Толстой, сын писателя, приводил рассказ своего отца о том, как однажды, встретив Грибоедова, Федор Иванович попенял ему:
«— Зачем ты обо мне написал, что я крепко на руку нечист? Подумают, что я взятки брал. Я взяток отродясь не брал.
— Но ты же играешь нечисто, — заметил Грибоедов.
— Только-то? — ответил Толстой. — Ну, ты так бы и написал».
Пушкин, прежде чем окончательно подружиться с Толстым, вызывал его на дуэль. Дело в том, что, уже оказавшись в ссылке, Пушкин узнал, что граф Федор распространил клевету, будто поэта высекли в
