чтобы поглощать препарат, не опасаясь последствий. Говорят, они постепенно продвигаются к полной зависимости от реланина, но мало кто доживает до достижения этой цели.
Прежде чем ответить, Роаке ввел челнок в атмосферу Стромви.
— Коль скоро вы ратуете за открытый обмен сведениями ради нашей обоюдной пользы, то могли бы для начала объяснить собственные цели.
— Я скромный член Консорциума, который, очевидно, выбрал неудачное время для визита к друзьям на Стромви. — Джейс приготовился тщательно прочесть реакцию Роаке, несмотря на нестабильность чувств, вызванную продолжающимся притоком реланина. — Вскоре после моего прибытия кому-то понадобилось убить хозяина дома. Надеюсь, у вас пристрастие только к ядам, не к ломанию шеи?
— Кто был ваш хозяин? — резко спросил Роаке. Не без разочарования Джейс заметил, что косвенное обвинение явно испугало Роаке.
— Бирк Ходж.
— И вы уверены, что он мертв? — медленно выдохнул Роаке, словно придавленный тяжкой ношей невозможного.
«Ну как могу я быть уверенным в чем-либо, касающемся фермы Ходжа?» — подумал Джейс.
— Я не производил вскрытия тела, — сухо ответил он, — но видел либо мертвого Бирка, либо невероятно изощренный обман — для простого садовода.
Роаке нахмурился; его мощные мускулы угрожающе напряглись.
— Жаль…
— Думаю, Бирк согласился бы с вами, — промолвил Джейс. Он использовал весь свой опыт инквизитора, представляя в уме светлый образ Укитана как указующий перст. Реланин, гиперактивный после недавнего напряжения, затуманивал чувства, которые сам же питал, но Джейс усилием воли усмирил разбушевавшееся восприятие. Он избавился от личной антипатии к Роаке ударом мозгового кинжала, не менее болезненным, чем причиненный настоящим оружием, но у него не было времени для более щадящих методов. После беспристрастного рассмотрения фактов Джейс освободил Роаке от подозрений в непосредственном участии в убийстве Бирка.
Облегчив суровый инквизиторский контроль над разумом и чувствами, Джейс тут же пожалел о своем суждении. Он не сомневался, что Роаке виновен в многочисленных преступлениях, но правосудие Сессерды запрещало осуждать на основании предположений. Единственный конкретный акт насилия, который Джейс мог приписать Роаке, был связан с бегством с корабля беркали, но участие в этом самого Джейса сводило на нет ценность его свидетельства.
Сессерда требовала уважения к Роаке, чьи истинные мотивы все еще оставались нераскрытыми. Джейс с неохотой заставил себя изменить отношение к эссенджи, понимая, что Укитан потребовал бы от него отказаться от предубеждения.
— Смерть Бирка Ходжа, — решительным тоном заявил Роаке, — если она, как вы утверждаете, действительно имела место, только повышает неотложность задачи. Мы должны действовать быстро.
— Вы внезапно вспомнили о «мы». Значит, я снова стал полезен?
— Да, — ответил Роаке без всяких попыток притворства. Он бросил на Джейса быстрый взгляд и, очевидно, в этот момент принял окончательное решение. — Мне нужен кто-то, кто знаком с фермой Ходжа. Я должен найти нечто, представляющее определенную ценность, прежде чем это найдут другие, и вы должны помочь мне советом в поисках.
— Я должен вам советовать? — рассмеялся Джейс, искренне позабавленный уверенностью Роаке. — Вы взываете к моей чести или, быть может, к долгу дружбы? Наши дружеские отношения что-то не находят отклика в моей памяти.
— Ценный товар, о котором я говорил, — открыл карты Роаке, — это полный урожай необработанного релавида.
— Сырые семена? — присвистнул Джейс.
— Достаточное количество, чтобы обеспечить всю популяцию на планете.
— Или убить?
Роаке пожал плечами:
— Ничто ценное не приобретается без риска. По крайней мере, эту точку зрения вы должны разделять.
— Никогда не судите о человеке по цвету его глаз.
— Вы можете подорвать мое хрупкое уважение к вам.
— Уважение? Вы меня удивляете.
— Я ведь позволил вам жить, не так ли?
— Ценю вашу щедрость.
— Если я решу, что вы всего лишь дурак, накачанный реланином по нелепой случайности, то могу стать менее щедрым.
— Кто еще ищет релавид?
— Мой брат.
— Соперничество между братьями бывает обременительным. Он тоже подвержен?
— Нет. Он молод.
— Но честолюбив.
— Скорее фанатичен. Он реа!
Джейс вертел в руках кинжал беркали, изучая рукоятку в форме змеи.
— Значит, вы тоже реа? — спросил он.
— С точки зрения моего брата, сейчас уже нет.
«Он говорит правду, — подумал Джейс, но по его спине пробежал холодок инстинктивного страха. — Интересно, Роаке расстался с Реа по своей или по их воле?» — Джейс не стал задавать этот вопрос, так как не сомневался, что Роаке смертельно оскорбит предположение о его подчинении чьей-либо воле.
— Релавид вырос на Стромви? — осведомился Джейс, тщательно подбирая слова.
— Конечно, — с презрением бросил Роаке, как будто ответ был очевиден. — Условия планеты идеально подходят для этого. Мой брат намерен внедрить релавид в стромвийскую экологию, а я намерен проследить, чтобы он потерпел неудачу.
— Благородно заботясь о населении Стромви?
— А вы сочли бы такую заботу достаточным мотивом? — отозвался Роаке, с явным любопытством глядя на собеседника.
Джейс улыбнулся, но его страх усилился.
— Неконтролируемый рост релавида доступен на Стромви только при помощи естественных средств опыления — таких, как летающие насекомые, — пробормотал он, с ужасом наблюдая за неосознанными признаками подтверждения на лице Роаке. — При этом вся экосистема планеты может быть нарушена — возможно, катастрофически. Если стромвийские смолы абсорбируют любое из природных реланиновых масел — что весьма вероятно, — разрушение будет полным, так как смола — источник жизни всех видов Стромви, а сырое реланиновое масло смертоносно, как самые сильные яды, известные в Галактике.
— Смертоносно для всех, кроме потребителей реланина.
— Оно способно причинить большие неудобства даже наркоманам, — возразил Джейс.
— Когда же мы начнем наши поиски, мой верный союзник? — благодушно поинтересовался Роаке.
Глава 30
Поле было мертвым. Каждый узел на голове Нгури ощущал ужасную, неестественную пустоту. «Ты позволил нам умереть», — обвиняли его сломанные тростники, высохшие листья лилий и сломанные стебли, сожженные химическим огнем.
Нгури опустил туловище ближе к земле. Набрав в руку горсть высохшей почвы, он ощутил на вкус ее бесплодие. Даже твердая глина, казалось, таила в себе больше надежд на будущую жизнь. Из кусочков
