Летягина к столу. И как раз в это время в шахту ввалился старик Педерсен.
Он был очень оживлен и весел. Его светлые глаза, ранее полные почти трагической неподвижности и скрытого упрека, теперь комично щурились и счастливо мигали. С Акимовым и другими офицерами он теперь держал себя запросто, даже с оттенком стариковской снисходительности. Теперь они были в его глазах просто необычайно симпатичные молодые люди, свои ребята, правда одетые в иностранный мундир. Эта неожиданная форма глубокой, но сдержанной благодарности очень, позабавила и растрогала Акимова.
Он попросил Летягина поговорить со стариком, и вот что оказалось: земля у фьорда, поскольку она является частной собственностью, разрезана на участки. Туляков взял лодку на крошечном собственном участке земли старого рыбака, а оставил ее у кусочка берега, принадлежавшего другому владельцу.
Старик в этой связи с полной серьезностью объяснил, что не может же он идти на чужой участок искать свою лодку, что участков много и не каждый разрешит постороннему человеку шляться по своей земле.
- Да, здесь так живут, - сказал Летягин.
Действительно, вся здешняя земля, включая острова, была поделена на маленькие, крохотные владения, у границ которых нередко стояли столбики с надписью 'Adgang forbudt', - то есть 'Вход воспрещен', - и за этими столбиками, на бедных хуторах, к которым вели 'частные дороги', среди чахлых капустных грядок, тощих покосов и низкорослых берез, жили владельцы - каждый у себя и за себя. А вокруг вздымалась ничья земля бесплодного плоскогорья, где все лето паслись, дичая, олени лопарей.
Старого рыбака усадили обедать, и он жадно ел все, а в особенности черный ржаной хлеб, о котором здесь почему-то ходили слухи, что в него запекается сливочное масло.
- Ну и ну! - опешил Акимов. - Чего только не придумают люди!
Как бы в подтверждение этих слов, старик осторожно спросил, правда ли, что русские тут останутся навсегда, захватят всю Норвегию и конфискуют все лодки, земли, леса, скотину и всех жен. ('Молодых только, надо думать?' - спросил он, хитренько щуря бледно-голубые глаза).
- Это все квислинговцы орудуют, - угрюмо сказал Летягин после того, как что-то долго и сердито объяснял старику. - Разные викколы, кулачье всякое. - Он взглянул на возбужденного Мартынова и предостерегающе произнес: - Нас, товарищ капитан-лейтенант, это не касается. Этим должна заниматься норвежская администрация. Есть такая инструкция из Москвы.
Старый рыбак, пообедав, ушел, вскоре поднялся и Летягин. За ним явились разведчики.
- Далеко? - спросил Акимов.
- Дня через два вернусь, - сказал Летягин.
- И сразу к нам приходите. Ладно?
- Ладно, приду, - ответил Летягин. - У вас хорошие люди.
Акимов вышел проводить Летягина.
- До свидания, товарищ Акимов, - сказал Летягин. Разведчики, стоя плотной и темной кучкой посредине улицы, дожидались его.
- Счастливо.
Летягин пошел было, потом вдруг остановился и, обернувшись к Акимову, проговорил:
- Помните ведь Бадейкина?
- Да, - сказал Акимов.
- Верно, вы же с ним служили. Его катер затонул при высадке десанта. Сам он тяжело ранен.
- Да? - сказал Акимов.
Летягин с разведчиками скрылся за поворотом дороги. Акимов внезапно почувствовал себя очень усталым, почти больным, и ему захотелось скорее лечь спать, и не на час, а на очень долго, так, чтобы, проснувшись, он мог многое забыть и чтобы из его ушей пропал непрекращающийся гул, который все еще раздавался в них. Он прошел мимо домов, в которых уже жили норвежцы. Двери открывались и закрывались. Люди таскали спрятанные и закопанные пожитки к себе в дома.
- Вот и хорошо. Вот и прекрасно, - бормотал Акимов.
Его окликнул лейтенант Венцов, дежуривший по батальону:
- Радиограмма.
- Посветите, - попросил Акимов.
Лейтенант зажег фонарик.
Акимов прочитал, сказал: 'Так, так', - и вошел в землянку. Лейтенант Козловский сидя спал с гитарой в руке. Матюхин дремал в углу. Услышав шаги комбата, он вскочил, самодовольно улыбнулся, обвел рукой убранную, обставленную мебелью и завешанную плащ-палатками землянку и спросил:
- Ну как, товарищ капитан третьего ранга? Не хуже, чем бывало у вашего Майбороды?
- Пожалуй, не хуже, - сказал Акимов, не взглянув на убранство землянки. Он вынул карту и стал изучать маршрут, проставленный в радиограмме. Путь шел через тундру к реке Тана-эльв. Река эта, очень длинная, впадала в Тана-фьорд. Населенных пунктов по дороге не было.
Матюхин внимательно посмотрел на комбата, вздохнул и начал покорно сворачивать одеяла и собирать посуду.
- Где Мартынов? - спросил комбат.
Замполит, оказывается, ушел в роты проверять, все ли спят.
- Спят, спят! - вдруг рассердился Акимов. - Уже поспали, хватит!
Он выругался и бросил через плечо Венцову, стоявшему на пороге:
- Давай команду 'в ружье'.
Послышались удаляющиеся шаги Венцова. Акимов постоял неподвижно, прислушиваясь. Козловский сладко похрапывал, и не хотелось его будить. Тишина длилась еще минуты две, потом все кругом задрожало от топота ног, тревожных выкриков и лязга оружия. Акимов постоял еще минут пять, наконец услышал громкую команду: 'Становись!' Вошел Мартынов - такой же прямой, опрятный и собранный, как всегда. Он без слов подошел к столику, прочитал радиограмму и сел. Козловский вскочил и, дрожа от холода спросонья, стал торопливо укладывать гитару в мешок.
Прислушавшись, Акимов вышел из землянки.
- Смирно-о-о! - подал команду откуда-то из темноты лейтенант Венцов. - Товарищ капитан третьего ранга! - доложил он, и его голос, сильный и молодой, звучно и красиво до щегольства разнесся в темноте. Батальон выстроен по вашему приказанию.
Акимов приблизился к темному строю морских пехотинцев и прошел вдоль колонны. Знакомые глаза смотрели на него спокойно и уверенно. И, глядя на бойцов, Акимов сам приободрился и повеселел.
Со всех сторон батальон обступили синие сумерки. Туманное северное сияние спокойно висело над ним. Между скалами кричали птицы.
Холодный ветер, дувший в лицо, прогнал сонливость. Пронзительные крики птиц и вся непривычная обстановка вызывали в моряках необъяснимую тревогу. В такие минуты полезно было посмотреть вперед, туда, где темнела массивная фигура комбата, который шел размашистым шагом, время от времени поворачивая к своим людям большое, чуть насмешливое, очень спокойное лицо. Иногда он что-то говорил, и тогда ближайшие к нему люди улыбались, а задние, хотя и не слышали слов, улыбались тоже.
- Этот скажет, - одобрительно бормотал Егоров.
Согласно радиограмме, батальону надлежало поступить во временное распоряжение командира стрелковой дивизии, представители которой должны были встретить моряков на перекрестке дорог южнее Киркенеса, возле сохранившихся в целости домиков. Но здесь пока никого не оказалось, и Акимов в ожидании прибытия представителей велел располагаться по хижинам, выставив караулы. Потом он послал двух моряков поднять в ружье роту Миневича и привести ее сюда, а сам вместе с Мартыновым и Матюхиным постучался в первую попавшуюся хижину, возле которой на флагштоке развевался норвежский флаг.
Маленький домик был полон народу. Норвежцы - мужчины, женщины и дети - лежали на матрасах или сидели на стульях, а то и просто на полу, вдоль всех стен. Домик походил на постоялый двор. Изо всех углов на Акимова смотрели детские глаза. Он остановился в замешательстве, решив было, что нечего усугублять и без того невыносимую тесноту. Но тут навстречу ему из-за стола поднялся высокий худой человек с небритыми щеками. Он взволнованно заморгал глазами. Потом заговорил. Детские глаза во всех углах
