И на листках его встречал Черты людей, тобой любимых И у меня в душе хранимых По доброте, по ласкам их И образованному чувству К свободно-сладкому искусству Сестер бессмертно молодых. 1821 или 1822
Перед вами нуль Тимковский! В вашей славе он погас; Вы по совести поповской, Цензируя, жмете нас. Славьтесь, Бируков, Красовский! Вам дивится даже князь! Член тюремный и Библейский Цензор, мистик и срамец, Он с душонкою еврейской, Наш гонитель, князя льстец. Славься, славься, дух лакейский, Славься, доблестный подлец! Вас и дух святый робеет; Он, как мы у вас в когтях; Появиться он не смеет Даже в Глинкиных стихах. Вот как семя злое зреет! Вот как всё у нас в тисках! Ни угрозою, ни лаской, Видно, вас не уломать; Олин и Григорий Спасский Подозренья в вас родят. Славьтесь цензорской указкой! Таски вам не миновать. Между 1821 и 1824
ES KANN SCHON NICHT IMMER SO BLEIBEN*
(Посвящена Баратынскому и Коншину) Ничто не бессмертно, не прочно Под вечно изменной луной, И все расцветает и вянет, Рожденное бедной землей. И прежде нас много, веселых, Полюбят любовь и вино, И в честь нам напенят бокалы, Любившим и пившим давно. Теперь мы доверчиво, дружно И тесно за чашей сидим. О дружба, да вечно пылаем Огнем мы бессмертным твоим! 1822 Роченсальм, в Финляндии
* Это уже не может всегда так оставаться (Нем. - Прим. «ImWerden»)
Что Иличевский не в Сибири, С шампанским кажет нам бокал, Ура, друзья! В его квартире Для нас воскрес лицейский зал. Как песни петь не позабыли Лицейского мы мудреца, Дай бог, чтоб так же сохранили Мы скотобратские сердца. Не часто к нам слетает вдохновенье, И в краткий миг в душе оно горит;