Злою Харитой, которою он безрассудно пленился! — Образ Хариты! Харита живая! Харита из глины! - Разом вскричали вбежавшие в кущу. Крики слилися В радостный вой, восходящий до неба, и в узкие двери, Словно река, пастухи потекли, толпа за толпою. «Други, раздайтесь! — им Ликидас молвил. — Так, образ Хариты, Девы жестокой, вы видите! Боги сей подвиг великий Мне помогли совершить и глину простую в небесный Облик одели, но в прочности ей отказали. Раздайтесь, Други, молю вас! Может иной, в тесноте продираясь, Вдруг без намеренья ринуться прямо на лик сей и глину Смять и меня еще в злейшую долю повергнуть! Садитесь, Крайние, вы же все замолчите, вам чудо скажу я! Много дней и ночей, томим безнадежной любовью, Сна не знал я, пищи не брал и дела не делал. Словно призрак печальный, людей убегая, блуждал я Вдоль по пустынному брегу морскому; слушал стенанье Волн и им отвечал неутешным рыданьем. Нынче Ночью — как и когда, не припомню — упал на песок я, Кто-то плечо мое тронул, и будит меня и приятно На ухо шепчет: «Ликидас, встань! Подкрепи себя пищей, В кущу иди и за дело примися! Что сотворишь ты, Вечной Киприде в дар принеси: уврачует богиня Сердце недужное!» Взоры я поднял — напрасно. Поднялся - Нет никого ни вблизи, ни вдали. Но советы благие В сердце запали послушное: в кущу иду я и глину Мну и, мягкий кусок отделивши, на круг повергаю; Сел я, не зная, что делать; по глыбе послушной без мыслей Пальцы блуждают, глаза не смотрят за ними, а сердце - Сердце далеко, на гордость Хариты, несчастное, ропщет! Вдруг, как лучом неожиданным в бурю, меня поразило Что-то знакомое, я встрепенулся, и сердце забилось. Боги! на глине вижу я очерк прямой и чудесный Лба и носа прекрасной Хариты, дивно похожий! Вижу: и кудри густые, кругом завиваясь, повисли; Место для глаз уж назначено, пальцы ж трудятся добраться В мякоти чудной до уст говорливых! С этого мига Я не знаю, что было со мною! Пламя, не сердце, Билось во мне, и не в персях, а в целом разлитое теле, С темя до ног! И руки мои, и тело, и куща, Дивно блистая, вертелись! Лишь помню: прекрасный младенец Стрелкой златою по глине сверкал, предавая то гордость Светлому лбу, то понятливость взгляду, то роскошь ланитам. Кончил улыбкой, улыбкой заманчиво-сладкой! Свершилось! С места восстал я, закрыл рукою глаза, а другою Кудри свои захватил и подернул: хотел я скорее Боль почувствовать, все ли живу я, узнать! — «Совершилось Смертным бессмертное! — голос священный внезапно раздался. - Эрмий, раскуй Промефея! Старец, утешься меж славных Тен`ей! Небесный огонь не вотще похищен был тобою! Пользой твое святотатство изгладилось! Ты же, мгновенной, Бренной красе даровавший бессмертье, взгляни, как потомкам Поздним твоим представятся боги в нетленном сияньи, Камень простой искусством твоим оживить в их подобьи, Смертных красой восхищать и о Зевсе глаголать!» Где я? Стрела прорезала небо. Олимп предо мною! Феб-Апполон, это ты, это ты! Тетива еще стонет, Взор за стрелой еще следует, славой чело и ланиты Блещут; лишь длань успокоилась, смерть со стрелою пустивши! Мне ли пред вами стоять, о бессмертные боги! Колени Гнутся, паду! Тебе я свой лик подношу, Киферея, Дивно из моря исшедшая в радость бессмертным и смертным! Слепну! Узрел я Зевса с Горгоной на длани могучей! Кудри, как полные грозды, венчают главу золотую, В легком наклоне покрывшую вечный Олимп и всю землю!» <1829>
При посылке тетради стихов
Броженье юности унялось, Остепенился твой поэт, И вот ему что отстоялось От прежних дел, от прошлых лет. Тут все, знакомое субботам, Когда мы жили жизнью всей И расходились на шесть дней: Я — снова к лени, ты — к заботам. 1829
«Увижу ль вас когда-нибудь»
Увижу ль вас когда-нибудь С моею нежной половиной,
