— Ага…
Вертолет как то странно фыркнул, будто не желая взлетать под управлением чужого, русского пилота — но Шестой таки справился с непокорной машиной — и лопасти двух винтов пошли по кругу, ускоряя свой бег…
— Отходим! Прикрываем друг друга! Отходим!
Длинная очередь — перебежка — залег, прикрывая остальны, и ждешь хлопка по плечу, который скажет тебе, что снова надо бежать. За спиной уже вовсю воет рукотворный, поднятый лопастями вертолета ветер…
— Держать линию! Отходим!
— Подрывать?
Первый сначала не понял о чем речь — потом дошло. Остальные вертолеты, их подрыв, подрыв заложенных там устройств прикроет взлет…
Правильно было бы подорвать. Но и неправильно — тоже. Они воевали не одни, там — североамериканцы. И оставлять их без единого шанса выбраться отсюда — подло…
— Дай сюда!
Первый отвлекся на секунду, шмякнул с размаху пластиковую коробку дистанционного детонатора об бетон. Пусть и у них будет шанс, пусть их судьбу решит Аллах — а не он.
— Отставить! Отступаем!
Вертолет начал подъем — медленно, на месте, не закрывая аппарели. Кто-то еще стрелял из пулемета по медленно уходящей вниз земле, огрызаясь словно волк…
— Ты в кого стреляешь…шакал… в воина стреляешь, да… на, лови мой пуля… ш-ш-шакал!
— Оставить! Отставить всем! На пулеметы!
По левому борту было два Минигана, страшное в умелых руках оружие. Первым к пулемету бросился Второй, осетин по национальности, родившийся в русском городе Святой крест. Как и чеченцы, почти все осетины служили в русской армии, в осетинских аристократических родах детей готовили к службе Белому царю с самого детства… мало можно было найти солдат подобных осетинам. Только чеченцы да русские староверы с Сибири, люди из стали.
Пулемет был непривычным — без приклада, рукоятки как у совсем старого пулемета Максим времен еще Восточной кампании, толстый, вращающийся блок стволов. Зато зеленым светилась лампочка, показывающая, что оружие запитано и готово к стрельбе…
Второй прицелился на глаз, по мерцающим искрам выстрелов, по переднему краю британской обороны — и нажал на гашетку…
Пулемет даже не завибрировал — у пулемета должна быть какая-то отдача, а тут ее не было. Просто с безумной скоростью провернулся блок стволов — и огненная струя протянулась до самой земли, утверждая на ней господство ада. Ад — иначе и не опишешь то, что было на британских позициях — пули летели сплошным дождем, рикошетируя от камня и бетона, врезаясь в черное небо ослепительными метеорами.
— Группа два, это Группа один. Мы взлетели, дайте сигнал!
— Вас понял!
Ярко-алым, у самого подножья горы вспыхивают факелы…
— Принял, сбрасываем лестницу!
— Быстрее, нас преследуют!
— Принял!
Он вырвались на открытую местность, на открытые галереи у самого подножья скрывающей в себе секретный комплекс горы, туда, где раньше шла добыча непонятно там чего — а теперь это был мини- аэродром с взлетно-посадочной полосой. Стреляли со всех сторон — в том числе и с тыла. Североамериканские морпехи прорвали оборону на третьем уровне и теперь шли за ними по пятам. Им тоже нужен был груз.
Стальной град с неба бил по британским позициям, заглушая рокот вертолетных винтов в черном небе. Вертолет был всего лишь черной тенью на фоне неба, чтобы его высветить, и сосредоточить на нем огонь, нужно было включить прожектора — но прожектора были разбиты и электричества для питания — тоже не было. Стреляли большей частью мимо — а вот огонь с взлетевшего вертолета был более эффективен за счет чудовищной скорострельности двух Миниганов.
— Держать оборону! Держаться!
Вертолетные винты грохотали уже над самой головой, летящая вниз лестница, стальные тросы и алюминиевые перекладины — как билет из разверзшегося на земле ада домой…
— Отходим! Груз и курсантов — поднимаем первыми! Держаться!
Оставалось совсем немного…
Лестница из ада. Захлебываются воем двигатели, градом летят пули, стремясь достать и на лестнице. Корыто — в нем эвакуируют раненых летчиков — поднимают первым, там груз. Потом второй рейс — на сей раз к корыту пристегнут ремнями Бес…
— Поднимай! Поднимай машину!
Тяжелый вертолет медленно уходит в небо, остатки отряда ГРАД-21 еще карабкаются вверх по лестнице, умудряясь еще и отстреливаться. Чести в этом нет — они не смогли унести своих убитых, бросили их здесь — если бы попытались, легли бы сами. Утешает лишь то, что погребальный костер здесь будет знатным. Совсем скоро…
— Сэр, они уходят!
Вертолет уже скрылся в черной пелене неба, слышны были только их винты. Стреляли немилосердно — те, кто остался к этому времени в живых, обрушил всю свою ярость на вырвавшихся из комплекса морпехов, шедших буквально по пятам русской группы. Чтобы получить груз, им не хватило всего нескольких минут!
Впереди горела вертолетная площадка — и в зареве ревущего пламени отчетливо было видно, что один из вертолетов — возможно еще цел.
— Наступаем! По вертолетам не стрелять! Полянски, веди!
— Принял! Мои — вперед!
Вечер 10 августа 1996 года
Саратовская губерния
Комната инструктажа летного состава
Велика все таки Россия…
Россия настолько велика, что до ее центра не добраться ни бомбардировщику, с крылатой ракете. Только баллистическая ракета может поразить цель в центральной России — но это уже будет война. Ядерная война — на внезапный пуск баллистической ракеты ответ может быть только один — ответный удар по всем целям. И поэтому, в центре России, в западной Сибири, на Урале и в Поволжье было особенно много оборонных заводов и объектов стратегического значения. Вот и в Саратовской губернии, едва не переименованной в пятидесятых годах в Столыпинскую было несколько оборонных заводов и аэродром экстра-класса для базирования на нем самолетов стратегической авиации. Семь бетонных полос, длиной от четырех до семи километров — это тебе не шутки.
Собирать никого не пришлось — Единый оперативный план действий, известный как 'Красная книга' или «Кислород» предусматривал немедленное переведение всех компонентов стратегических ядерных сил в режим усиленного дежурства. Подрыв ядерного взрывного устройства у самой границы, начало действий по плану особого периода были вполне достаточным основанием для объявления боевой тревоги и в этом полку. Поэтому из офицерского состава разыскивать никого не пришлось, и все экипажи за исключением двух были полными. Двух — потому что лето, время отпусков, вполне извинительное обстоятельство.