перспектива становиться шкатулкой для ее глупых секретов.
— Он ведь не только этим фильмом занимается. Есть еще кое‑что, — загадочно улыбнулась Анфиса. — Он не собирался тебя посвящать, все делает один, потому что это несколько противозаконно.
— Сейчас ты мне сообщишь, что он торгует кокаином, переправляет в турецкие бордели нищих молдаванок и устраивает бои без правил? — удивилась Поля.
— Почти. Он снимает порнофильм, — Анфиса смешно округлила глаза.
— И что в этом такого? Я, кстати, догадывалась, — нахмурилась Полина. — Он меня просил арендовать помещение для кастинга, с фотостудией, но на сам кастинг меня не позвал. Я сначала подумала, что он себе еще одну девку ищет. Прости, не хотела тебя задеть. А потом сопоставила. Купил две бетакамоские камеры. Зачем ему бетакам? И фотограф к нему приходил, я его знаю, скользкий тип. Но странно, что он мне не сказал, я бы его не осудила.
— А это будет не совсем легальный порнофильм, — Анфиса, казалось, была обижена тем, что ее информация не произвела должного шокирующего впечатления. — Там будет сниматься несовершеннолетняя актриса. Девственница.
— Что? — недоверчиво хохотнула Поля.
— Фильм так и называется: «Девственница». Нашли девушку из порядочной семьи, провинциалочку, раньше нигде не снимавшуюся и вообще в Москве не засветившуюся, и она согласилась лишиться девственности перед камерами. В принципе много кто согласился бы за десять‑то тысяч евриков.
— Бред, — нахмурилась Поля. — Это что, частный заказ?
— Малотиражка, — со знающим видом поправила Фиса. — Спонсирует какой‑то мутный швед. Меня тоже ни во что не посвятили, это я его телефон прослушиваю.
— Как это, прослушиваешь? — Поля недоверчиво на нее посмотрела.
И Анфиса (с бесчисленными оговорками: «Только ты меня не выдавай», «Я чувствую, ты умеешь хранить секреты», «Если ты ему расскажешь, я труп») поведала, как однажды, задыхаясь от ревности, купила на Митинском радиорынке шпионское оборудование и поставила «жучок» на офисный аппарат Роберта, что ей помогло вычислить двух его постоянных любовниц, десяток случайных подруг и вот эту темную историю с нелегальным порнофильмом.
— Я даже знаю имя актрисы, Лиза Евсеева. Роберт говорит, она страшненькая. Но такая и нужна, так правдоподобнее. Но мне‑то, мне‑то как со всем этим жить? С этими любовницами, проститутками и несовершеннолетними телками, которым он платит десять тысяч евро за девственность?
— Лиза Евсеева, — задумчиво повторила Полина. — У моей знакомой дочку так зовут. Но она не страшненькая. Анюта говорила, что она очень красивая.
— А что ты удивляешься? Распространенное имя, — пожала плечами Анфиса. — Слушай, можно мне забрать из твоего мини‑бара текилу?
Она думала, такое может быть только в кино, в исполненных стилизованными гиперболами тарантиновских пассажах или схематичных боевиках ни о чем. Когда для того, чтобы показать концентрированную dolce vita, на первый план сажают темнокожего качка в белом вельветовом костюме, к плечу которого склонились две грудастые крашеные блондинки, в его пальцах вальяжно тлеет сигара, на шоколадной груди произрастает скупая курчавая поросль. На журнальном столике перед ним рассыпан белый порошок, и одна из блондинок шумно, как африканский слон, втягивает его в подрагивающую ноздрю с помощью свернутой в трубочку стодолларовой — классика жанра! — купюры.
Но никогда — даже в самых смелых ночных фантазиях, даже в детстве, когда она свято верила, что станет как минимум принцессой какой‑нибудь далекой страны, даже когда она мечтала о лаврах знаменитой на весь мир киноактрисы, никогда Лиза не могла и представить, что
Сидя в VIP‑ложе ночного клуба, одного из тех роскошных клубов, вход в которые заказан таким, как она, Лиза наблюдала за тем, как ее новая подруга, красивая, как глянцевая обложка, отдает распоряжения в миниатюрный розовый мобильник.
— Нет, половина третьего меня не устроит, — чеканил ее мелодичный голосок. — Перенесите на пять. А лучше на четверть шестого. С утра у меня эпиляция, потом примерка в фотостудии, потом кастинг для одного фильма, потом я записана на тайский массаж и только потом могу встретиться с вашим шефом. Но учтите, если речь идет о корпоративке, я обойдусь вам дорого. Меньше чем за тысячу долларов я не танцую.
Такая девушка — красивая, смелая, наглая. И какая у нее жизнь, как голливудский фильм. И что самое удивительное, она утверждает, что эта жизнь может стать и Лизиной, стоит только чуть‑чуть напрячься.
С девушкой этой ее познакомили всего несколько часов назад, но Лиза уже была настолько ею очарована, что без колебаний перепрыгнула бы в ее выхоленную шкуру, будь это возможно. Звали ее Лоллипоп — вернее, так представилась она сама. Она была высококлассной стриптизеркой и порноактрисой. На этом знакомстве настоял сам Роберт Лэппер, ему хотелось, чтобы будущей звезде «Девственницы» наглядно продемонстрировали, чего она может добиться, если будет послушной и старательной. В обществе одной из самых успешных славянских порноактрис Лизе предстояло провести весь день.
Она так, наверное, не волновалась даже перед первым свиданием. Все утро промаялась перед зеркалом, решая, какое платье предпочесть, или вообще демократичными джинсами и отсутствием макияжа подчеркнуть, что она не пасует перед какими‑то там порнозвездами. А может быть, сходить в солярий? А может, приклеить к векам пучок искусственных ресниц?
В итоге она оделась демократично, но изящно — расклешенные черные брюки, черная рубашка, бусы из фальшивых кораллов. Но едва взглянув на Лоллипоп, едва услышав из ее розовых губ протяжное: «Ну привет, что ли!» — Лиза поняла, что оплошала. Надо было надеть все самое яркое и блестящее, что имелось в ее скудном гардеробе. И даже тогда она, скорее всего, потерялась бы на фоне Лоллипоп.
Сначала ей показалось, что у Лоллипоп рост подиумной звезды, но потом Лиза поняла, что все дело в каблуках, и как только можно держаться с такой непринужденностью, если твои пятки находятся на расстоянии двадцати сантиметров от земли. Ее загар был таким сочным, словно вместо кровати у нее был мощный турбосолярий. Ее волосы были вытравлены добела, совершенно неестественный кукольный оттенок, с синеватым отливом, глянцевый, бьющий по глазам. В ее точеном носике поблескивал крошечный брильянт. Ее зубы были отбелены до состояния новенькой фарфоровой сахарницы. На ней было розовое платье, едва прикрывающее ягодицы, золотые лосины и короткая курточка из блестящего белого меха. Пока они шли от машины до двери клуба, метров пятнадцать, не больше, Лоллипоп умудрилась получить визитные карточки от троих заинтересованных мужчин. Лиза заметила, что карточки она не выбросила, аккуратно сложила в специальный альбом. «На досуге изучу, посмотрю, можно ли с ними связываться, — с беспечным хохотком объяснила она, а встретив удивленно‑восхищенный Лизин взгляд, добавила: — Никогда нельзя разбрасываться людьми. Лучше всех держать при себе, на всякий случай».
Лиза чувствовала себя неловко и скованно. Эффектная Лоллипоп стала будильником, бесцеремонно вырвавшим из сна комплексы, о существовании которых она и не подозревала. Рядом с Лоллипоп вдруг выяснилось, что у нее короткие ноги с рыхловатыми, не знавшими спорта бедрами. Что у нее жирок над джинсами висит, что на ее зубах осадок никотиновой желтизны, что длинные волосы, которыми Лиза так гордилась, на самом деле жидкие и сеченые. Лиза была живым человеком, с шероховатостями, нечеткими штрихами, естественной бледностью невыспавшегося человека, немного осыпавшейся тушью, с тщательно замазанным прыщом на лбу. А Лоллипоп была куклой Барби, у которой всегда идеальная внешность, идеальное настроение и упакованная в душистые розовые коробки идеальная жизнь.
Лиза старалась понравиться, но в глубине души боялась, что Лоллипоп сочтет ее недостойной, не своей. «Наверное, она думает, что я идиотка, — уныло размышляла Лиза. — С такой серенькой внешностью и в порнозвезды подалась. Вдруг она считает меня наивной дурочкой? Вдруг смеется надо мной?»
Все это были только домысли, искрящуюся хорошим настроением Лоллипоп невозможно было заподозрить в неискренности. Она держалась свободно и просто и вообще вела себя так, словно Лиза — ее давняя подруга.
