хорошо. Сосредоточься и постарайся ответить. Только серьезно, без баловства… Хочешь, чтобы тебя отправили обратно, в город?
— А че я сделала?
— Хотела бы ты этого или нет?
Мэгги закатила зрачки:
— Ну-у, не знаю. Че я там забыла?
— Мало ли… Ты, я слышал, в церковь любила ходить.
— Скажете тоже, — девица хихикнула.
— Но ведь было дело?
— Ну и че такого?
Юрий Иванович кольнул ее взглядом.
— Мы ведь договорились. Ты же знаешь, я не люблю…
Мэгги скривилась.
— Ну, подруга моя где-то мужичка сняла. Бородатый такой. Оказалось, в церкви работает.
— Гм… Работает… Кем же?
— Не знаю. Попом, наверное. Она говорит: прихожу к нему в гости, он в рясе, а под рясой — без ничего… Здорово.
— Тебе-то там чего было нужно?
— Да Катька говорит, у него друг есть. Я и подумала, почему не познакомиться?
Интересно, как это… в рясе?
— И все?
Мэгги опять уплыла взглядом к потолку.
— Поют там хорошо и вообще…
— А в Бога ты веришь?
— Не знаю. — И опять пьяно ухмыльнулась. — Он, если и есть, все равно ничего не дает. Я молилась.
— Не дает… — Юрий Иванович пожевал губами. — Это дело такое. А о чем молилась?
Чего бы тебе хотелось больше всего?
Мэгги на секунду задумалась и выпалила:
— В Америку!
— Чего?! — будто не понял коротышка.
— В Америку уехать. Чтоб как люди…
— Вот те раз! — Юрий Иванович изобразил удивление. — Что же ты там станешь делать? Ты же ничего не умеешь. Там такие, знаешь ли, по панелям гуляют.
— Ну и что?! — Мэгги боднула головой. — Хоть за баксы, а не как у нас.
— С баксами-то и у нас вроде жить можно.
— Ага, — обозлилась девица. — Если никто не отберет.
Юрий Иванович опечалился.
— О-хо-хо. Как же так? Бедная ты. Неужели сердечко твое ни к кому и ни к чему не привязано? Парень-то хоть любимый у тебя есть?
— Любимый! — осклабилась Вера-Магдалина. — Любимых — море! Встречалась я с одним, с женатым. Кто виноват, что он по дурости еще перед армией чадо смастерил? День его, блин, не увижу — веревка! Хоть на стену лезь. Он, такой, даже слезы лил: почему, грит, я тебя вовремя не встретил? Ага… Я терпела, терпела, потом пошла к его жене… Он через час прилетает — а-ля-ля-ля-а! сучка! какое ты право имела?! А может, я уже беременная была.
Девушка пьяно всхлипнула, и Волин отчетливо увидел, что никакая это не Магдалина, а та самая глупая девчонка с парковой скамейки. Его внезапно опять охватил нелепый страх быть узнанным. И тут же шевельнулась неуместная, просто черт знает откуда взявшаяся мысль: «Ведь пьяный был, как свинья, и условия безобразные, а ничего… справился. Не то что с Лариской». На ум пришли фантазии, при помощи которых Алексей приводил себя в «боевую готовность», прежде чем улечься в постель с женой… Тьфу! Что это? К чему? Тут же всплыли в памяти полузабытый порнофильм о сектантах-извращенцах и собственные эротические мечтания на сон грядущий с бичеванием юных дев… Какого черта? Как раз вовремя!
— Так для чего же ты, милая, живешь? — спросил после раздумья Юрий Иванович.
— А я живу? — Мэгги размазала тушь под правым глазом. — Это — жизнь? Это — люди?! Это я не знаю кто!..
— Вот заладила, — раздосадовался толстячок. — А кто же ты сама в таком случае?
— Как это?
— А вот так. Ни во что ты не веришь, никого не любишь, ни на что, кроме Америки, не надеешься. То ли живешь, то ли нет. Кто же ты сама такая?
— Че вы ко мне привязались? — прохныкала Мэгги.
— Нет, ты отвечай, когда старшие спрашивают. — Глаза Юрия Ивановича вдруг сделались как два отточенных шила и пригвоздили девицу к месту.
— Да отстаньте, — затянула Вера-Магдалина, но тут же осеклась и проговорила тихо и почти трезво: — Сами же знаете.
— Ну вот, — по-прежнему благодушно молвил толстячок, потирая руки. (Волин отчего-то поежился.) — Вот мы все и выяснили. Что ж, тогда раздевайся.
— А? — не поняла Мэгги.
— Раздевайся, говорю. — И окликнул: — Кончик, иди сюда.
Из тумана вынырнул тип в красно-черной клубной паре и опрокинутым дымным факелом заколыхался у коротышки за спиной.
— Долго я буду ждать? — повысил голос толстячок.
Мэгги повела головой, будто осматриваясь, но Волин увидел, что в глазах ее нет зрачков, все пространство между веками заполняли слепые красноватые белки.
— Прямо здесь?
— Какая разница?.. Ну что еще? Почему всегда какие-то проблемы?
«Нет! — мысленно выкрикнул Алексей. — Я же не это имел в виду!» Но он уже знал, что ничего не сможет изменить.
Мэгги подняла руку и расстегнула верхнюю пуговицу безрукавки.
— Прекратите! — пискнул Волин, но его не услышал даже стоявший плечом к плечу Лобанов, застывший словно статуя.
Безрукавка дохлой летучей мышью упала на пол. После заминки с застежкой туда же, прошелестев, сползло кожаное «мини». Знакомых Волину кружавчиков под ним не оказалось.
У Мэгги было красивое тело, но Алексей не испытывал ничего, кроме подступающей тошноты.
Тот, кого величали Кончиком, распахивая полы малинового пиджака, вразвалку приблизился к Вере- Магдалине, сцапал ее за плечи, резко развернул к себе спиной и с силой толкнул. Ахнув и налетев на ближайший стол, девушка согнулась и уперлась локтями в подернутый жиром цинк покрытия.
Кончик одной рукой дернул «молнию» брюк, а второй, вцепившись в волосы Мэгги, рывком запрокинул ей голову назад. Раскалывая кирпичную харю ухмылкой, он ткнулся в бесстыдно белеющие женские ягодицы. Мэгги застонала.
А потом Волин увидел, как ее груди заходили взад-вперед, словно тугие мячи, подвешенные к потолку мерно покачивающегося на стыках вагона.
Алексею сделалось совсем худо, резкость в глазах расплылась. Лобанов! Чего он стоит столбом? У него же ружье! Хотя, ему-то какое дело? А может и правильно, и не нужно? Ну их всех к чертовой матери!
Кончик, задрав подбородок, прокряхтел и отвалился от Мэгги. Девушка, не меняя позы, осталась полулежать на осклизлой столешнице.
Юрий Иванович подал какой-то знак. Другие подручные, толокшиеся позади, мигом окружили девушку.
Волин сперва не понял, что произошло дальше. Над столом, со свистом рассекая воздух, мелькнул
