Леха, беспомощный дурень, непременно погибнет один, без припасов, без привычки в таежной непогоде. Ради чего? Потому что он хотел домой и не желал соглашаться с тобой, Лобанов? А кто ты, собственно, такой, что претендуешь на правоту? Что, интересно, ты скажешь Лариске, как посмотришь ей в глаза, какие найдешь слова, чтобы объяснить, куда девал ее мужа? Или ты женишься на ней и будешь бла- ародно воспитывать Алешкиных детей, тайком бегая в церковь, чтобы Господь вразумил тебя и отпустил грехи?
Ты опять в круглом проигрыше, Лобанов. Как всегда. Ты уцепился за призрачную надежду, рассчитывая вернуть любовь, которую когда-то предал и растоптал. Полез по своему эфемерному желобу… оттолкнувшись сапогом от Лехиной головы. А никакой веры у тебя не было и нет. Ты способен лишь пальнуть в таких же, как сам, но вставших на другую сторону.
Куда же ты хочешь вернуться? В то место, которое выдумал, или туда, где тебя не ждет никто и ничто, кроме чьих-то слез, проклятий и бесцельного, отупелого одиночества. Сможешь ты жить в вечных должниках перед самим собой? Зачем тебе вообще возвращаться после всего?..
Метель заметно выдыхалась. Снежные смерчи еще закручивались с прежним неистовством, но ветер все чаще стихал, будто переводя дух, и тогда гул леса втягивался вверх, под невидимые кроны деревьев.
Посреди короткого затишья Лобанов вдруг услышал, как под чьими-то шагами скрипнул снег и щелкнула сломавшаяся ветка. Он вскочил, словно его ткнули шилом…
30
В спокойном, темно-голубом воздухе кружились розовые снежинки, крупные, искристые, неторопливые. Они то роились, словно пчелы над медоносной лужайкой, то, подхваченные случайным порывом ветра, испуганно упархивали в сторону, но тут же снова успокаивались и возвращались. Иногда где-то неподалеку полыхало пламя.
Тогда воздух становился черно-красным, а рой снежных пчел вспыхивал серебристо-рубиновыми искрами.
В холодном, меняющем цвета воздухе угасал неясный гул, перемежаемый скрипами, вздохами и потрескиванием — словно затихающее эхо землетрясения.
Когда способность воспринимать окружающее частично восстановилась, Волин крепко зажмурился, потом открыл глаза и постарался сфокусировать взгляд. Лежать было холодно и сыро от подтаявшего снега.
Алексей понял, что валяется у подножия какого-то каменистого склона, окруженный со всех сторон дымящимися грудами искореженного дерева и металла. Пахло железной окалиной и едкой пластмассовой гарью.
Неподалеку что-то потрескивало и шипело. В той стороне время от времени вскидывались ленивые языки багрового, дымного пламени.
«Когда это кончится? — с тоской подумал Волин. — Ну, напились мы с Серегой на станции. Кажется, даже побуянили в буфете. Поперлись в тайгу, угодили в метель и чуть не замерзли. Но при чем здесь какие-то пожары? Пили мы еще или нег? Наверно — да, раз поскандалили. Я побежал и упал с горы. Ничего себе, поохотились!.. А куда это, собственно, я упал?» Боли Алексей не чувствовал. Он хотел пошевелиться, но ему помешала слабость.
Слабость была такой, что тело совершенно отказывалось слушаться. В голове не смолкал густой, протяжный звон, временами заглушавший все прочие звуки.
Возможно, стоит немного полежать, отдохнуть, чтобы прошло это гадкое состояние.
Алексей опустил веки, и его тотчас потянула на дно вязкая, липкая топь.
Где-то рядом раздался хруст, будто наступили на битое стекло, затем отчетливо прошаркали человеческие шаги.
Волин вздрогнул и открыл глаза. Спасатели! Он был почему-то уверен, что спасатели с минуты на минуту явятся сюда.
За курящейся кучей обломков мелькнул луч электрического фонаря.
— Помогите, — прошептал Алексей и, превозмогая слабость, приподнялся, но тут же ощутил внутри присутствие чего-то чужеродного, страшного, прожигающего насквозь.
Волин со стоном опустил голову, желая осмотреть грудь, но луч фонаря ударил прямо в глаза и ослепил.
— Зуев, это вы? — услышал Алексей прямо над собой до отвращения знакомый голос.
И тотчас разочарованное: — Ах, вот это кто.
Юрий Иванович опустил фонарик. Волин понял, что это опять сон, вагонный кошмар, видение катастрофы, обернувшееся явью. Ему показалось, что он узнал даже выглядывающий из-под обломков столик, за которым они с Лобановым беспечно попивали водочку в начале этой проклятой поездки. И опрокинутый титан для кипятка, похожий на пузатое туловище без конечностей. И переломившуюся пополам полку.
Алексей взглянул на свою грудь и почувствовал, что слабость наваливается на него бетонной плитой. Грудь Волина пропорол рваный металлический клин, пригвоздивший его к земле, словно булавка бабочку к листу картона. Свитер вокруг раны густо пропитался кровью.
Юрий Иванович пошарил лучом фонаря по склону железнодорожной насыпи и повернулся, собираясь уходить.
— Вы же обещали, — прохрипел Волин из последних сил. Железный клин не то жег, не то промораживал его изнутри.
— Что я вам обещал? — нехотя обернулся толстячок.
— Вернуть… вернуть…
— В исходную точку, — докончил коротышка. — И чем вы недовольны? Вы попали к нам именно отсюда. Неужели трудно было догадаться? Так что — всего наилучшего. — Он осторожно переступил через тлеющую вагонную переборку.
«Серега!» — беззвучно позвал Волин. Но теперь он точно знал, что Лобанов не придет ему на помощь в последнюю минуту. И бессвязно подумал: «Лариска небось опять вареников налепила…» Алексей пошевелился, и в бедро ему уперлось что-то твердое и продолговатое. Он сразу догадался, что это такое. Волин до хруста сжал зубы, изогнулся и запустил руку в карман.
— Стой… гад! — голос Алексея, усиленный бешенством, прозвучал вполне отчетливо.
Юрий Иванович, чей силуэт маячил теперь на грани видимости, опять обернулся.
Волин непослушным пальцем взвел курок газового револьвера, который недавно стрелял, как кольт «магнум» в плохих кинобоевиках. «Сейчас-то он у меня бабахнет, — подумал Алексей, с трудом удерживая на весу прыгающую руку. — Только бы не промазать». — Бросили бы вы эту штуку, — недовольно проворчал Юрий Иванович. — Сколько можно объяснять, вы не туда целитесь.
— Вот тебе за все! — выдохнул Алексей и даванул на спуск.
Револьвер, кажется, не подвел. Но Волин не успел этого понять. Внутри у него что-то взорвалось, полыхнул невыносимо яркий свет, и тело будто рассыпалось на тысячу мелких осколков…
31
— Алешка! Ты? Вернулся?! — Лобанов уронил ружье и метнулся навстречу приближающимся шагам.
Вынырнувший из снегопада человек был не Алексей, это стало ясно с первого взгляда. Увидев Лобанова, он остановился, спросил тревожно:
— Вы кто? Вы что тут делаете?
