— Спасибо за утешение. Но дело совсем теперь не в этом. Ты же знаешь, что я совсем не Волшебник. И даже больше: по-моему, у меня вовсе нет волшебного дара.
— Но король Эбнес всегда говорил, что ты Владыка Информации. А слово короля — закон, в Ксанте, во всяком случае. Так что ты все-таки Волшебник. И ничего нельзя изменить, Эбнес мертв, потому передумать он никак не может.
— Но ведь ему был просто нужен кто-то, кто мог сменить его.
— А что же ты, не собираешься этого делать?
— Ну, постараюсь по мере сил. Но нужно смотреть на вещи реально, а реальность такова…
— Реальность такова, что ты до сих пор еще не раскрыл в себе волшебного дара. Ты очень умен, интересуешься всем. За эти несколько лет ты собрал столько информации, столько разных диковин в бутылочках, что было бы не под силу никому, я просто уверена. И уже при жизни короля Эбнеса у тебя было больше силы и авторитета, чем у него самого. Если ты захочешь, к примеру, накормить парой яблок двадцать человек, ты можешь выпустить из флакона какое-нибудь волшебство, и пожалуйста, задуманное осуществится. Если вдруг какое- нибудь подкроватное чудовище слишком вырастет, чтобы жить под маленькой кроватью, а при свете оно все равно не может покинуть своего убежища, даже свет звезд будет казаться ему слишком ярким, то ты просто принесешь темную лампу, которая излучает темноту. Ты помнишь эту лампу, которую ты нашел на севере? Сразу воцарится тьма, и чудовище переберется под более подходящую кровать. Никто еще не проявлял себя так, как ты. Если девушка любит мужчину, который таких чувств к ней не питает, то ты даешь ей несколько капель любовного приворотного зелья в склянке. Ты отливаешь это снадобье из большой бутыли, в которую ты набрал воды из любовного источника, в который мы тогда едва не свалились. Для нас-то это все равно не имело бы последствий — мы и так были уже тогда влюблены друг в друга, — тут она замолчала, словно борясь с нахлынувшими воспоминаниями. Я понимал ее чувства, — и все это потому, что ты постоянно искал знаний, и приобретал их. Кто осмелится сказать, что это не есть волшебный дар?
— Но разные диковинки может отыскать кто угодно, — возразил я.
— Кто угодно может искать их, а вот находить дано не каждому. А ты не только находишь то, что ищешь, но даже то, что не разыщешь. А найдя, сразу определяешь, какую именно пользу из этой находки можно извлечь. Конечно, может быть, это скрытый талант, еле уловимый, но кто сказал, что волшебный дар должен быть очевиден с первого дня жизни? Может быть, прежде ты и не был вполне волшебником, но зато теперь ты чародей вполне полноправный. И так будет продолжаться и дальше, в этом я нисколько не сомневаюсь.
Да, несмотря на свою невинность и неопытность, она, похоже, говорила правду.
— Но все же… — я собрал в кулак последние усилия.
— А ты можешь доказать, что ты не являешься Волшебником? — вдруг спросила она.
Тут я прекратил сопротивление — такое мне было не под силу. Именно ч этого-то момента я и ощутил себя Волшебником, Владыкой Информации и что там еще дальше. Я взобрался на коня, на волшебного коня, и Марианна наказала ему во всем мне помогать. Кстати, я удивился, сидя верхом на коне, я смотрелся и вовсе по-королевски.
Дана открыла мои глаза на еще одну реальность. По соответствующему обряду прошла наша свадьба, и невеста была столь же блистательна, сколь может быть великолепна девушка нечеловеческого происхождения. Я все еще продолжал любить Марианну и страстно желал, чтобы рядом со мной в свадебном наряде стояла именно она. Но меня невольно утешало сознание того, что такое есть любовь Даны, и меня еще мучило любопытство, что это такое — Заговор Взрослых, какие тайны он хранит? То есть можно было сказать, Что слишком уж я не переживал.
В первую брачную ночь Дана посвятила меня во все тонкости и подробности Заговора Взрослых. Я испытывал целую гамму совершенно различных чувств. Одно из чувств спрашивало меня: что это такое? Ведь это казалось не слишком достойным сокрытия от других людей. В общем, это было главное действо — вызов аиста. Мне еще казалось тогда, что наверняка есть более легкий путь, чтобы проделать это. Но другое чувство говорило мне, что все это подобно открытию доселе неизвестной, загадочной страны. Я хотел, чтобы Дана и дальше демонстрировала мне все тонкости этого искусства, и она мне не отказывала. Я был так рад, что она не соврала относительно своей способности сделать счастливым абсолютно любого мужчину.
Но именно с того момента между мной и Марианной возник какой-то неопределенный барьер, поскольку я теперь тоже был участником Заговора Взрослых, а она продолжала оставаться невинной. Мы делали вид, что не случилось ничего особенного, но знали, что это совсем не так. Наша любовь постепенно стала исчезать, и мы ничего не могли с этим поделать.
Через какое-то время я окончательно освоился со своей новой ролью и перестал испытывать необходимость в ее помощи и советах. Марианна и сама почувствовала это. Вот почему, когда она попросила у меня разрешения отпустить ее жить в другую деревню, я сразу дал свое согласие. Так закончились наши романтические отношения, и нам было очень жаль сознавать, что теперь наша любовь уже в прошлом. Так мое сердце разбилось в первый раз. Потом такие ситуации повторялись. Но это было уже позднее.
Дана делала все, что было в ее силах, чтобы утешить меня, что ей вполне удавалось. Но все равно где-то в моем подсознании лежала неизбывная печаль, от которой я никак не мог отделаться. Это была своеобразная плата за то, что я пользовался теперь такой властью и влиянием, но я старался не показывать окружающим своих чувств. У меня было все, кроме одного — женщины, которую я действительно любил.
Вообще быть королем — это нечто, похожее на сам Заговор Взрослых. Что-то такое, покрытое плотной завесой тайны, загадочности, даже некоторого величия, но потом, как оказывается, нечто довольно простое, механическое. Мне постоянно приходилось принимать решения и думать над вещами, которые либо никого не интересовали, либо были неразрешимой загадкой. К примеру, я разработал систему налогообложения в зависимости от урожая, чтобы не слишком разорять земледельцев в случае недорода или засухи. Потом я распорядился заняться освоением пустующих земель. Вот тут-то были протесты. 'Я выращивал это пирожное дерево полжизни, — горячился крестьянин, — и мне хватает урожая с него, и на питание, и на налоги. Так для чего же мне нужно еще поле, еще деревья?' И трудно было объяснить ему, что нужно сажать новые деревья потому, что может наступить момент, когда питательные вещества в этой земле иссякнут, и дерево погибнет. А вдруг в него случайно ударит молния? Что тогда будет? Нужно обязательно думать о завтрашнем дне. Вот такими проблемами приходилось заниматься мне. Если уж были упрямцы, то просто приходилось давить на них силой распоряжения, если сила здравого смысла до них не доходила. В общем, жизнь у меня была беспокойная.
Кроме того, было множество самых разных церемоний. Именно король должен был чтить своим присутствием разные празднества, выражать соболезнования родственникам скончавшихся знаменитостей, разрезать ленточки на открытиях новых дорог и тропинок. Нужно было и поддерживать армию в должном состоянии, поскольку очередная Волна Завоевания могла в любую минуту вторгнуться из Мандении, хотя у нас и был надежный Щит — гарант нашей безопасности. Кроме того, эта была очень удобная система для загрузки тех молодых людей, которые не хотели сами добывать себе пропитание. Они были рады натягивать на себя военную форму и рыскать в поисках кровожадных драконов, которые иногда осмеливались мешать спокойному течению жизни селян. И все это за приличное жалование и содержание. Правда, драконы очень скоро осознали, что солдаты больше пугают их, чем могут принести им вреда. Вот тогда-то пришлось вмешиваться мне — я захватил с собой флакон драконоудаляющей жидкости и побрызгал на хвост одной такой не в меру обнаглевшей рептилии. Ту как ветром сдуло и больше ее никто не видел. Кстати, эта жидкость так воняла, когда открывался флакон, что все присутствующие и я в том числе зажимали носы. А дракон, едва нюхнув этого аромата, сразу принимался чихать без остановки. Они чихали до тех пор, покуда этот запах не выветривался, а чихали они с такой силой, что поднимали ветер, уносивший их очень далеко. В конце концов запах отставал от них, но драконы уже были научены горький опытом и потому, едва завидев меня с заветной бутылочкой в руках, неслись от меня прочь. А все люди воспринимали мои действия как волшебство. Впрочем, я не стремился этого опровергнуть. Ведь главное — их спокойствие — все равно достигалось.
Но такая жизнь стала мне в конце концов приедаться. Дана старалась развлекать меня по мере сил,
