но этого все равно было недостаточно. И я решил немного попутешествовать по своему королевству, развеяться, а заодно проверить, все ли в порядке на подвластной мне территории. Можно было сказать, что снова отправился в поход за знаниями. Я выискивал разные странности, о которых не знал доселе, и добавлял их к своей коллекции. Эти диковинки еще больше усиливали мою власть и знание волшебства, так что я сочетал приятное с полезным. Одновременно я принимал и выслушивал жалобщиков и делал все возможное, чтобы разрешить их проблемы или споры. Я очень удивился, когда Дана, которая любила становиться невидимой и подслушивать разговоры местных жителей, сообщила мне, что меня стали величать 'Добрый король Хамфри'. Вообще-то я ничего для них особенного не делал, только слушал и давал советы, но людям, по всей видимости, большего и не нужно было.
В одной деревне мне встретился очень умный молодой человек. Так же, как и я, он был обуреваем постоянной жаждой знаний, но вот только совершенно не интересовался волшебством. Его интересовала история: он изучал ее, что было когда-то в Ксанте. Он был, пожалуй, единственным, кого влекли дела давно минувших дней. Впрочем, я тоже заинтересовался этим. 'Я назначаю тебя на должность королевского историографа, — сказал я, — твоей задачей будет выяснение у людей подробностей своего давно пошедшего. Ты будешь фиксировать в письменной форме все, что они станут тебе рассказывать.' Я сделал это потому, что сам стал королем благодаря такой же практике Эбнеса, к тому же было бы неплохо воспитать себе приемника.
Кстати, — поинтересовался я, — как тебя зовут?
Э. Тим Брам, — назвал он свое полное имя.
Итак, Браму суждено было начать то, что потом стало очень важным делом. Именно он разработал систему летоисчисления в Ксанте, которой все мы сейчас пользуемся. Согласно его расчетам, я стал королем в 952 году, когда я был девятнадцати лет от раду. Я должен был отмечать все наиболее значительные события, которые произошли в моей жизни. Так было положено начало ксанфским летописям. Я был горд, что летописание возникло именно в мою эпоху, хотя я знал, что это мало кого интересовало. Люди столь откровенно не интересовались текущими событиями и не желали сообщать их моему летописцу для истории, что обязанность сообщать о всех происшедших в Ксанте событиях пала в конце концов на великанов- людоедов, да и то потому, что они были слишком глупы, чтобы догадаться увильнуть от этого. Наверняка они допускали в своих сообщениях какие-то искажения, но, как я уже сказал, интересующихся летописанием совершенно не было, поэтому исправлять их было некому.
Года через два Дана принесла мне новость. 'Хамфри, я все пыталась этого избежать, — сказала она, — но ты же просто пышешь здоровьем.'
Ну конечно, я вполне здоров, — удивился я, — я же свалился в источник с эликсиром жизни. Но если я сделал что-то неправильно, скажи мне, и я сделаю все по другому.
С улыбкой моя супруга покачала головой. 'Это переделать тебе просто не под силу. Мы с тобой вызвали аиста, и он доставляет нам мальчика.'
— Но мы же посылали этому аисту не одну сотню сигналов, — отозвался я, так что нет ничего удивительного в том, что один из них в конце концов долетел-таки до аиста.
— Но демоны могут оставаться совершенно безучастными к этим сигналам, сказала она, — а я вот пыталась пыталась, но у меня ничего не вышло.
— Почему?
— Потому что мне хотелось оставаться возле тебя как можно дольше.
— Но ты и так можешь оставаться со мной сколько пожелаешь, — я был удивлен донельзя, — мне с тобой интересно, и мы завалим аиста сигналами о вызове.
— Но я боюсь, что на этот раз все будет очень сложно.
— Я стану отцом, а ты матерью. Это же такая радостная новость.
Она ничего не ответила, но в глазах Даны я разглядел печаль. Я тогда сделал большую глупость, не спросив, что так беспокоило ее. Тогда я был слишком взволнован и обрадован, что у меня родился сын. Пусть даже он и был полудемоном. Аисты в этом отношении придерживались очень твердых правил: никогда не доставляли стопроцентных детей-людей тем парам, где супруги принадлежали к разным видам живых существ.
Я должен был посетить еще некоторые деревни, и потому отправился в это путешествие один, а Дану оставил дома, ждать аиста. Вообще-то примерно известно, в каком месяце должен прилететь аист, да вот только день его прилета всегда остается загадкой. Так что могла бы быть катастрофа, если бы аист вдруг прилетел к нам во дворец, но обнаружил, что Даны нет. Возле нашего дома не росла капуста, так что аист мог оставить младенца где угодно. И Дана настолько стала беспокоиться о возможной дате прилета аиста, что даже перестала следить за своей диетой. Хотя она и была демоншей, которой, как известно, есть не обязательно, но она должна была остаться, чтобы у нее было молоко для ребенка. Конечно, в случае чего ребенка можно было выкормить и кокосовым молоком, но ведь известно, что материнского молока ничто не сможет заменить. Но затем что-то произошло в ее сознании, она стала есть очень много и невероятно потолстела. Я ничего не сказал ей, хотя мог бы заметить, что если аист, доставивший дитя, увидит ее такой толстой, он может наверняка испугаться и улететь, забыв оставить дитя. Но потом я решил, что похудеть она всегда успеет — вот появится ребенок, тогда нужно будет за ним все время приглядывать, так что мыслей о чревоугодии у нее станет намного меньше.
Потом прилетел и долгожданный аист, который доставил прелестного маленького получеловека- полудемона. Вот тут-то и обнаружилось страшное. оказалось, что мы так и не поняли до конца пророчество оракула, а также забыли тот Вопрос, который должна была задавать ему Дана. Ведь она все время собиралась избавиться от своей души. И теперь ее желание осуществилось — Дана и в самом деле осталась без души, которая перешла к ребенку.
Теперь ее покинула не только душа, но и совесть, и любовь ко мне. 'Знаешь Хамфри, — сказала она, — мне с тобой было так забавно… Может быть, я как-нибудь вернусь, чтобы в последний раз… с тобой'. Тут моя дражайшая пользовалась таким лексиконом, от которого розовые занавески на окнах стали на мгновение пунцовыми. Я думаю, что такие слова пришлись бы по душе разве что гарпии, да и то, когда она была бы очень разгневана. Такими словами она теперь обозначала процесс вызова аиста. Оставив меня с разинутым от удивления ртом, она превратилась в дым и исчезла.
Итак, жена покинула меня, оставив новорожденного сына. Вот когда я особенно хорошо понял, почему старый королевский указ запрещал коронованным особам общаться с демонами. Мне преподали тяжелый урок, и это было второй раз, когда мое сердце раскололось.
Теперь мне нужна была новая жена — ведь королю полагается иметь супругу, к тому же кому-то нужно было ухаживать за ребенком. Ведь не я же должен был становиться его нянькой-кормилицей? Тут как раз мне подвернулась подходящая девушка. Она всегда приветливо улыбалась мне, когда я проходил по улицам Южной деревни, и махала рукой так приветливо, что я сразу понимал, что ей очень бы хотелось, чтобы я обучил ее вызову аиста. Вообще-то аисты мне успели основательно надоесть, но вот от женщины бы я не отказался.
— Послушай, как ты посмотришь на то, чтобы стать матерью моему сыну? — спросил я ее как-то, — если я женюсь на тебе?
— Я бы даже усыновила маленького великана-людоеда, Ваше Величество, отвечала она пылко, — если бы я действительно могла стать Вашей супругой.
Так я женился на Тайве, и она стала заботиться о Дафри, моем сыне. Ей эта работа очень хорошо удавалась, так что я постепенно даже полюбил ее, хотя то чувство уже было никак нельзя назвать настоящей любовью. Я занимался с нею время от времени и вызовами аиста, но аист, явно раздраженный тем, что выкинула Дана, не спешил на сей раз с ответом. Впрочем, я не скажу, что это меня очень сильно огорчало. Возможно, я боялся, что и вторая женушка улетит от меня, оставив мне в качестве воспоминания своего отпрыска.
Я продолжал активно путешествовать по Ксанту, поскольку дома мне было не слишком уютно — повсюду были развешены пеленки, варилась каша и тому подобная ерунда. Но жена моя была очень рада тому, что меня постоянно не было дома — возможно потому, что с моим уходом там становилось просторнее.
Однажды в Северной деревне я открыл очень существенный волшебный дар — там жил мальчик,
