— Нет, — наконец промолвил Поток.
Но он все-таки опять врал.
— но ты солгал мне с самого начала, когда представился, — сказала Лакуна сурово. — Ты ведь и есть Речник.
— Нет.
— но тогда куда же это подевался речник, а? Что-то я не вижу его во рву, читающего мои каракули?
Мальчик обернулся и вздрогнул. Он, наверняка, большим усилием воли заставил себя оторваться от недочитанного рассказа. Он ничего не ответил, но его молчание и без того было истолковано женщиной как достаточно ясный ответ.
— И ты не являешься теперь препятствием, которое я должна преодолеть, заявила Лакуна, вспоминая, что на этот вопрос он ответил положительно, а потому это была ложь.
— Но если я захочу, то могу быть, — не сдавался он.
— Вот теперь ты начал говорить правду.
— Ты сама поймала меня в ловушку, — встряхнуло головой милое дитя. Впрочем, это уже не столь важно, поскольку я и сам должен был это сделать.
— Но почему ты все-таки отказываешься сказать мне что-то о ключах, если здесь ты сидишь по собственной инициативе?
— Потому что… — замялся Речник, — я… ну просто, не могу, и все.
— Потому что ложь, — поняла женщина, — так или иначе повлияет на мое решение.
— Нет.
— Что подразумевает «да». И эти ягоды, они, наверное, тоже играют какую-то роль?
— Нет.
— Значит, играют. Так что это за ягоды на самом деле?
— Ядовитые.
— Вряд ли. Ты-то ел их, — тут она все поняла. — Ты был правдивым мальчиком, а теперь у тебя на устах сплошная ложь. Ты поел ягод. Ты сказал, что это библиокусты, но я вижу, что это лжекусты. Они-то и заставляли тебя лгать мне все время.
— Нет.
— И если я сама съем хоть одну, я сама начну врать напропалую.
— Нет.
— Но очень трудно врать, если сам не знаешь правды. Так и ягоды, значит, все-таки действительно знают кое-что, они действительно содержат информацию, поскольку знают, как и о чем именно лгать. Так что тот, кто ест ягоды, правду все-таки знает, хоть и не говорит ее.
— Нет.
Но Лакуна уже не слушала его. Нагнувшись, она сорвала одну ягодку и бросила ее в рот. Ягода была приятно сладкой на вкус. Тут же губы ее сами собой раскрылись в ответе:
— Ключ находится… — информация уже несомненно достигла ее мозговых извилин, — там, — рука указала на лежавший под кустом ключ, о котором она знала, что он точно не подойдет к замку.
Но зато теперь Лакуна знала наверняка, где находится нужный ей ключ. Он лежал под водой у самой кромки берега рва, скрытый слоем ила.
Подойдя к нужному месту, женщина преспокойно нагнулась, пошарила по дну и вытащила ключ. Ополоснув его в воде, она увидела, что он выточен из очень красивого камня. Но времени у нее больше не было. Подойдя к двери, путешественница спокойно вставила ключ в скважину и повернула его. Теперь все было в порядке — дверь скрипнула и отворилась.
На мгновение Лакуна обернулась, чтобы посмотреть на Речника, который понуро глядел ей вслед. Информация из ягод продолжала насыщать мозг женщины. Теперь она знала, почему мальчик оказался здесь — вообще-то на этом месте должен был сидеть гном, который обязан был по сценарию кушать ягоды и указывать ей постоянно неверный ключ. Просто Речник, он же Поток, чувствовал себя невыразимо одиноким. Все, что он хотел — лишний раз поговорить с кемто, чтобы хоть на пару минут почувствовать себя членом большой семьи, чтобы ощущать на себе чей-то интерес. Он старался быть поближе к людям, хотя и знал, что его общество может повредить им. Но женщине все равно было жалко парня.
Но Лакуна ничего не сказала, она знала, что все равно сама станет лгать, покуда эффект ягоды не растворится окончательно и бесследно в ее организме. Итак, она преодолела целых три испытания, но не чувствовала, что они как-то развлекли ее. Разве что женщина почувствовала, что не она одна чувствует себя одиноко в этом мире.
Глава 2. Плетеная корзина
Айви уже стояла на пороге, ожидая ее.
— Я знала, что ты все преодолеешь, Лакуна, — это были первые слова принцессы, которая раскрыла объятья навстречу подруге.
В свое время, когда Айви была еще маленькой, лакуне приходилось присматривать за ней, и они все время отлично ладили друг с другом. Теперь Айви был уже двадцать один год, она была очень красива и явно довольна своими отношениями с Греем Мерфи.
— Ха, а я вот не слишком рада видеть тебя, — выпалила Лакуна и вдруг замерла. — О, эту проклятую лжеягоду я не ела.
— А, тогда конечно. Эффект исчезает быстро, если ты не съела этих ягод слишком много.
— Но я съела прилично.
— Ага, значит, ты съела все-таки только одну, поскольку если ты съела действительно много, то ты говорила бы как раз противоположное. Ладно, пойдем, Грей уже наверняка заждался. Он что- то не слишком доволен. Ты наверняка приготовила для него какой- нибудь каверзный Вопрос.
Лакуна неопределенно пожала плечами, чтобы не раскрыть рта и не лгать лишний раз. Айви повела ее в Главный зал замка, где волшебник уже ожидал их.
Грею было двадцать два года. По его внешнему виде совершенно невозможно было определить его характер. Он был сыном Злого Волшебника Мерфи, который жил аж за восемь-десять столетий до этого, но, подобно Повелителю Зомби или Призраку Милли, он дожил и до настоящего периода ксанфской истории. Конечно, Мерфи-отец уже не был злым — он оставил свою злобу как условие того, что ему будет позволено жить в новом времени. Изредка он все-таки пользовался своим волшебным даром, чтобы наложить на подходящий объект злое заклятье, но это только шло на всеобщую пользу. Так, если он накладывал злое заклятье на какое-то злое же существо или предмет, то объект как бы нейтрализовывался, уже не в состоянии приносить кому- либо вред. Так что Мерфи никак нельзя было считать злым, не говоря уже о его сыне. Но у Грея была другая беда — он был обязан находиться в услужении у Кон-Пьютера из-за старого соглашения, заключенного очень давно его родителями, которые ошибочно полагали, что соглашение это не повлечет серьезных последствий. Сам Мерфи не мог, к сожалению, наложить на адскую машину прямого заклятья, поскольку он заключил с ним это соглашение на свою отправку из Ксанта в те дни. Но зато волшебник был в состоянии наложить заклятье на само соглашение. И Грей был спасен — но только до того момента, как вернулся волшебник Хамфри.
Грей подошел к Айви и дружески пожал ей руку. Это был один из странных обычаев, которые Грей заимствовал у манденийцев. Жест этот означал, что волшебник сердечно рад видеть Лакуну у себя в замке и ожидал приятельского отношения от нее самой.
— Надеюсь, я своей болтовней не заставлю забыть тебя твой Вопрос? — спокойно поинтересовался Грей.
— Волшебник, мне надоела такая жизнь. Все, что я хочу знать, где именно, на каком жизненном отрезке я совершила какой-то промах?
— Неужели ты так действительно полагаешь? — удивилась Айви.
— Да. Если я получу Ответ, то я тогда наверняка буду знать, что предпринять.
