в сторону собаки. – Да ты выпить не дура, – сказал он, увидев, как жадно собака лакает из ручейка, текущего к ней. – Наверное, твой хозяин – алкаш какой-нибудь, – сказал господин Леман и тут же сам сделал еще один глоток. Равные шансы для всех, подумал он, иначе будет нечестно.
Собака глянула на него своими стеклянными глазами и снова принялась лизать.
– Да тебя скоро вырубит, вот увидишь. Бац! – Господин Леман махнул бутылкой в сторону собаки, но та никак не отреагировала. Она продолжала лизать до тех пор, пока ничего не осталось, затем попыталась подняться на лапы.
– Уже не так-то просто, да? – Господин Леман сделал последний глоток, осмелев, разбрызгал еще немного виски на собаку и поднялся на нетвердых ногах.
Собака сделала неуверенную попытку встать и вяло шевельнула губами, когда господин Леман осторожно ткнул ее ногой в подбородок. Она издала какой-то булькающий звук, означавший, вероятно, рычание.
– Прочь с дороги, шавка! – повелительно прикрикнул Леман на пса и отодвинул его ногой в сторону, насколько это было возможно.
Собака попыталась цапнуть его за ногу, но у нее ничего не получилось. Она двигалась слишком медленно. Леман пинком опрокинул ее на землю:
– Ну давай, вставай! Вставай, если тебе еще что-то от меня надо, сосиска с ногами!
Собака встала, повернулась и прислонилась к ногам господина Лемана.
– Пошел прочь, засранец! – сказал господин Леман, но теперь, когда страшный зверь так доверчиво и беспомощно к нему прижимался, ему стало немного жаль пса. Он чуть-чуть отодвинулся, и собака медленно опрокинулась на бок, так что ее грузное тело легло на ботинки господина Лемана. Господин Леман потерял равновесие, взмахнул руками и упал на землю прямо через собаку, ему с трудом удалось не разбить бутылку.
– Что это вы здесь делаете?
Господин Леман поднял глаза и увидел над собой двух полицейских. Он даже не слышал, как они подошли.
– Пришлось спасаться от собаки, – сказал он. – Когда нужно, так никого нет. Никого из вас, я имею в виду, а не из собак. Я уже сам справился. Все под контролем, ребята, честно.
– Да он же пьяный в драбадан, – сказал один полицейский, примерно ровесник господина Лемана.
– Встаньте-ка, – сказал второй полицейский, постарше.
– Это не так-то просто, – ответил господин Леман, – чертова собака, вы же сами видите, вы же понимаете… – Он встал на четвереньки, но его движения затрудняла собака, ворочавшаяся под ним, и бутылка виски, которую он все еще держал в руке.
Молодой полицейский взял бутылку и неподобающе грубо поднял его на ноги.
– Это ваша собака? – строго спросил второй полицейский.
– Нет… подлая собака! – Господин Леман стоял перед ними, слегка покачиваясь, и пытался забрать бутылку, но полицейские ее не отдавали. – Она хотела напасть на меня, эта подлая собака. Не пускала меня домой.
Полицейские посмотрели на собаку, которая теперь выглядела вполне безобидно: она поскуливала и таращилась на что-то, высунув язык. Молодой полицейский сел на корточки и погладил ее по голове. Собака попробовала встать, но ей это не удалось.
– Да она пьяная, – сказал полицейский, сидевший на корточках.
– Это жестокое обращение с животными, придется составить протокол, это наказуемо, – сказал второй.
– Протокол о жестоком обращении с животными.
Они повторяются, подумал господин Леман, такие люди всегда это делают, они постоянно произносят одни и те же слова.
– Бедное животное, вы влили ему в пасть алкоголь, это жестокое обращение с животными. Как вам не стыдно. Такое беззащитное животное!
– Беззащитное? Ну и ну! – возмутился господин Леман. – Это была необходимая самооборона, у меня не было другого выхода и так далее. – Он слишком устал, чтобы объяснять подробнее. – Это была необходимая самооборона. По-другому было никак. Точка, – сказал он. – Все очень просто. Ничего интересного.
Полицейские ему не поверили. Они попросили предъявить документы и записали его данные.
– Так, господин Леман! – сказал полицейский, который был постарше, возвращая ему паспорт. – Пока можете идти домой. А собаку мы заберем с собой, вы ее больше не увидите. Жестокое обращение с животными – это, знаете ли… У меня у самого есть собака, это просто позор.
– Я надеюсь, что так, – сказал господин Леман.
– На что это вы надеетесь?
– Что я ее больше никогда не увижу.
– Давай проваливай, пока я не вышел из себя!
Господин Леман устало побрел домой. Сворачивая на Айзенбанштрассе, он еще раз обернулся и увидел, как полицейские тащат жирную собаку к своей машине.
– Бедная собака, – расслышал он слова одного из полицейских. Тут собака очнулась от летаргии и вцепилась в него.
Господин Леман быстро пошел дальше и рассмеялся только тогда, когда завернул за угол.
2. Мама
– Это ты, Франк? Какой у тебя странный голос! Я так долго ждала, пока ты подойдешь, я уже думала, что тебя нет дома. Уже хотела положить трубку.
Господин Леман любил своих родителей. За многое он был им благодарен, к тому же они жили далеко от Западного Берлина, в Бремене, то есть через две государственные границы и несколько сотен километров. Еще он очень ценил их за то, что им никогда в жизни не приходило в голову назвать его господином Леманом. Единственная проблема заключалась в том, что они рано вставали и рано звонили по телефону.
– Мама! – сказал господин Леман.
– Я уже хотела повесить трубку.
Почему же ты этого не сделала, подумал господин Леман. Я, думал господин Леман, который всегда считал своим очевидным достоинством деликатное отношение к окружающим, я бы так и сделал. А прежде всего, подумал господин Леман, я не стал бы трезвонить тридцать раз, это было совершенно излишне, думал он. Пять гудков – это нормально, почти у всех есть автоответчики, и они неспроста включаются уже после четвертого или пятого звонка, подумал господин Леман и пожалел о том, что все еще не завел такого аппарата, но ему была глубоко отвратительна одна только мысль о том, чтобы поехать в универмаг «Карштадт» на Херманплац, то есть фактически в Нойкёлльн,[2] и купить телефон с автоответчиком.
– Франк, ты слушаешь?
Господин Леман вздохнул.
– Мама, – сказал он, – мама, сейчас… – господин Леман замялся, он уже давно не пользовался часами, потому что ему удалось развить в себе превосходное чувство времени, а в крайнем случае всегда ведь можно посмотреть на часы в общественных местах или позвонить в службу точного времени, – …самое позднее десять часов! Ты ведь знаешь, что ночью я…
– Уже четверть одиннадцатого, кто ж спит в такое время, удивительно, что ты еще спишь, я уже с семи часов на ногах, – сказала его мама так решительно, что господин Леман, считавший себя крайне уравновешенным человеком, темперамент которого с годами настоялся как старое, дорогое красное вино, почувствовал себя вправе ответить весьма резко:
– И зачем?
– Я уже хотела повесить трубку, но потом подумала, что ты должен быть дома, у тебя же работа так поздно начинается.
– Вот именно, мама, вот именно, – сказал господин Леман, он твердо решил сопротивляться маминым попыткам уклониться от ответа на вопрос. – Но ты не ответила на мой вопрос, мама!
– Какой вопрос? – прозвучало раздраженно.
