С семьей Марио Ланца я не переписываюсь: неловко беспокоить людей, у которых и своих забот хватает. Все, что можно, всю свою любовь к Ланца — великому голосу XX века — я постарался высказать в книге о нем. В первой книге, написанной об этом певце в Советском Союзе.
Жаль, что семья и друзья Марио Ланца не познакомились с ней: до сих пор нет английского варианта книги. Тешу себя надеждой, что читатели этих моих воспоминаний прочитают и книгу «Великий Ланца», законченную еще в 1990 году и вышедшую в 1993-м в издательстве «Музыка». Вышедшую с трудностями, потому что тогда уже начался распад большой страны, появились дополнительные проблемы не только с бумагой, но и с финансами, преодолеть которые мне помог Банк культуры при Министерстве культуры Республики Азербайджан…
Я счастлив, что в моей жизни, уже зрелой жизни, был этот легендарный человек. Про многих артистов мирового уровня я рассказывал по нашему радио и телевидению, но захватила и потрясла меня именно трагическая и прекрасная судьба Марио Ланца. Я понимал его темперамент, импульсивность его творчества. Певец умирал в каждой своей песне, он ждал мгновенного отклика у слушателя — и концертная эстрада, которую он предпочел опере, давала ему такую возможность. Но главное, он жил страстно, безоглядно, сердцем… Так пел, так же и умер… Метеор, появившийся на небосклоне и сгоревший в плотных слоях жизни…
Я уже упомянул выше, что в свое время сделал на радио пять передач о Марио Ланца. Их предложила провести Нелли Алекперова — музыкальный классический редактор. Ей было известно, что я работаю над книгой о Ланца, поэтому она и обратилась с таким предложением ко мне. Нелли — хороший, знающий музыковед, автор книги о Ниязи, с семьей которого она была дружна. На мои рассказы о Марио Ланца в редакцию пришло много благодарственных писем от радиослушателей. И мы решили продолжить цикл: с легкой руки Нелли Алекперовой в эфир вышли передачи о других выдающихся певцах — Марии Каллас, Джузеппе Ди Стефано…
После передач о Марио Ланца ко мне обратились из музыкальной редакции ТВ и предложили сделать то же самое, только для телевидения. Но поскольку я не люблю рассказывать, сидя перед камерой, как бы никому, а только этому неодушевленному предмету, то я сказал, что мне нужен собеседник. Мне нужно, чтобы во время разговора меня кто-то переспрашивал, даже перебивал — то есть чтобы была живая беседа. И предложил пригласить в передачу Святослава Бэлзу.
Мы сделали с ним целый цикл «В гостях у Муслима Магомаева». После двух передач о Марио Ланца, на которые пришло очень много благожелательных откликов, было решено продолжить эту работу. Договорились, что будем рассказывать и дальше о тех певцах, которые мне очень нравятся, о ком я могу говорить с особой любовью. Так вышли в эфир передачи о Марио Дель Монако, о Хосе Каррерасе, о Пласидо Доминго… А потом были сделаны передачи и о эстрадных певцах самого высокого уровня — Элвисе Пресли, Фрэнке Синатре, Барбре Стрейзанд, Лайзе Миннелли. Последней работой в этом цикле был рассказ о великом дирижере Артуро Тоскани-ни. Но на телевидении наступили сложные времена, и подготовленная нами передача, кажется, не была даже смонтирована…
Работая со Святославом Бэлзой, я поразился его эрудиции, его невероятной памяти. Например, готовя передачу, я заранее выстраивал материал, что-то записывал, чтобы не забыть, а Слава за полчаса до эфира окинет этот материал глазом вскользь и потом выдает все чуть ли не наизусть. Вспоминает и за меня все события моей жизни, даты — где, в каком театре я пел, что пел… Компьютерная память!
Вот о моей памяти этого не скажешь: хроникер из меня неважный. И книга эта рождается стихийно — что вспомнилось, то вспомнилось. А если кого-то или о чем-то не упомянул — не обессудьте.
Это у меня с детства. Я уже рассказывал в начале книги, что мне в школе не лезла в голову математика. Вернее сказать, лезть-то она лезла, но сразу же обратно и вылезала. Видимо, уступала место музыке. И уже став взрослым, я не всегда помнил даже важные семейные даты. Как-то позвонил мне дядя Джамал и говорит: «Поздравляю тебя!» — «С чем?» — «С днем рождения твоего дяди…»
Память моя эмоциональна и избирательна. Например, я очень люблю смотреть по телевидению научно-популярные программы. Увлекаюсь, переживаю увиденное и услышанное. Но только минут десять после передачи, а потом — как и не было. Защита какая-то в моей натуре, что ли? Чего не надо запоминать надолго, то и не надо. А возможно, все эти познания переплавляются у меня во что-то другое… Существует память моторная, пластическая (на жесты, движения), есть зрительная, а есть эмоциональная: кольнуло, зацепило душу, чувства — запомнилось.
Есть люди, которые (как студент перед экзаменом) могут запомнить много — но на короткое время. Слава Бэлза запоминает на всю жизнь. И его мозг хранит сведения про все на свете, а не только про его любимые музыку и литературу. Он может не разбираться в тонкостях алгебры, но, просмотрев учебник, наверняка завтра сможет читать лекцию по этой «премудрой» дисциплине.
Почему Бэлзу приглашают на различные церемонии, фестивали, конкурсы, просят вести и комментировать оперные спектакли, симфонические циклы? Да, импозантная внешность, рост, усы, бабочка; да, природное джентльменство. Но ведь видных ведущих много, знающих — единицы. Даже если какой-то ловко актерствующий ведущий может выучить назубок текст и при случае козырнуть несколькими стихотворными строками или особой фразой, пыль пустить в глаза псевдоэрудицией, покрасоваться, то не всегда такому ловкачу удается удержаться на уровне высокой культуры, истинной интеллигентности.
Отсутствие общей культуры можно скрыть — к примеру, не оговориться, не запутаться в трудном слове или ударении, — а вот внутренней — нельзя. И разница между этими вещами очевидна. Человек внутренней культуры, как всякий живой человек, может ошибаться, но он, в отличие от человека просто образованного, знает, что ошибся. Более того, знает, как ошибку исправить. И тут же, не стыдясь этого, исправляет.
СТАРЫЕ ПЕСНИ О ГЛАВНОМ
Выражение «новые времена — новые песни», безусловно, справедливо. Но иной раз вспомнишь «старые песни о главном» — и сердце сожмется. И не только потому, что сегодня редко пишут о главном (в основном — не о главном). А потому, что потоком «нового времени» снесло такие могучие песни, как, скажем, «Широка страна моя родная» И.Дунаевского. Это — гимн стране. Настоящий. Что из того, что сейчас поменялся государственный строй, что не стало большой страны, что слова этой песни сейчас не актуальны, а некоторые стали просто горькой насмешкой (вроде слов «старикам везде у нас почет»)? Но музыка, песня не стала от этого хуже. Почему бы не написать к ней новые стихи, соответствующие теперешнему времени? Не терять же песни прежних лет из-за того, что некоторые их тексты устарели. Ведь песни того времени — это памятник нашей культуры. Их пели наши деды и отцы. Кто сейчас может написать песню, подобную этой песне Дунаевского? Никто! И не потому, что таланта недостает, — любви к Родине не хватит. Не показушной, декларируемой, а из сердца.
Вот теперешний государственный гимн России. Прекрасная, по-настоящему державная музыка Глинки, но сложновата: не каждый из граждан правильно споет ее. Да и слов, достойных этой гениальной музыки, пока никто не написал. А тут вот она — популярная, всем доступная песня о стране, которую и в торжественный момент, и за праздничным столом каждый спеть сможет. Да, это не гимн — с гимном пока вопрос не решен и дело это непростое. Но почему перестали исполнять песню Дунаевского? Это же память, это история. Ведь история есть не только у страны, у людей, но и у песен. Кстати, если говорить строго, то прежний гимн Советского Союза в чистом виде вовсе и не гимн был, это скорее маршевая, добротная советская песня.
Я иногда пел гражданские песни, скажем, «Бухенвальдский набат» — песню о нашей общей боли. Эта песня — под стать хорошей оперной арии. Но в моем творчестве никогда не было державных примет. Все мои песни — это одна большая тема, тема Любви. Любви к людям. До сих пор вспоминаю «Малую Землю» Александры Пахмутовой. Никакая это не державная песня — это типично русская народная песня. И появилась она прежде всего не в честь полковника Брежнева, а во славу Земли, политой кровью наших солдат. И главное — вышла она из сердца композитора. А память об этом клочке земли, действительно истерзанной, действительно героической, память о песне тут же перестала существовать, как только остыло тело Леонида Ильича… Как это по-нашему — из крайности в крайность.
