Бесшумный фронт

Глава первая Берлин. 18.00

Автомобиль мчится через район Ведлинг, по­том сворачивает на Герихштрассе и останавли­вается перед домом номер 25. Из машины выхо­дят двое мужчин. Один из них старательно за­хлопывает переднюю дверцу и закрывает ее на ключ. Прежде чем последовать за ними, посмот­рим на календарь. Он показывает — 3 марта 1953 года. Только что пробило шесть часов ве­чера... Прибывшие на машине люди звонят у двери, на которой поблескивает металлическая дощечка с надписью: «Гейнц Ландвойгт». Им от­крывает молодая симпатичная женщина. Узнав, что господа хотят поговорить с Гейпцем Ландвойгтом, она приглашает их войти в дом, проводит в небольшую гостиную и зовет мужа. Входит мо­лодой плечистый блондин.

— Мы хотели бы поговорить с вами наедине... Недолго, минут пятнадцать. Можно? — говорит один из приезжих.

— Пожалуйста, пожалуйста! Мы тут одни... По какому поводу?

— Поводу? Да, можно и так сказать. Но, го­воря по правде, это, признайтесь сами, — слиш­ком плоское слово, оно не передает должным образом цели нашего визита. Нас привело настоя­щее дело!

Гейнц Ландвойгт только теперь начинает вни­мательнее присматриваться к своим нежданным собеседникам. Этот тон и способ изъяснения на­поминают ему время, когда он служил в воен­но-морском флоте. Гладкие и точные фразы, ска­занные вежливо, но без ожидания ответа лица, которому они адресованы, без расчета на его воз­ражения. Голос похож на тот, который он слы­шал на своем корабле... ну, того... как его там звали?.. Но сейчас незачем вспоминать имена — прошло восемь лет... Двое мужчин смотрят на Ландвойгта холодными спокойными глазами лю­дей, привыкших приказывать. Гейнц Ландвойгт деланно-недоумевающе спрашивает:

— Не очень понимаю о чем речь. Может быть, вы по поводу медикаментов?.. Тогда, увы, ува­ жаемые господа, — я этим уже не занимаюсь. Конечно, может быть, в доме и найдется не­сколько ампул бельгийского пенициллина или американского стрептомицина, но это уже только для себя, про запас... Кто знает, может быть, завтра заболеет кто-нибудь из родных...

— Очень правильно, мы разделяем вашу пре­дусмотрительность, но мы не интересуемся меди­ каментами. Мы знаем, что вы уже не торгуете ими. Нам известно, что магазин, в котором хозяй­ничает ваша уважаемая супруга, вполне процве­тает. Мы осведомлены, что вы прекрасно исполь­зуете свою концессию на извлечение металличе­ского лома из водоемов нашего города. Да, да! Четверо рабочих, но дело идет очень неплохо. Теперь только малые предприятия имеют воз­можность вести дело. Владелец сам может при­смотреть за всей работой и хорошо знает, кому можно доверить то или иное поручение. А дове­рие— это великое дело! В наше время можно прямо сказать: тот, кто располагает доверием людей, — обладает огромным сокровищем. Такой человек может считать себя счастливым. Но, впрочем,, герр Ландвойгт, вы можете радо­ваться — мы оба питаем к вам большое доверие...

Мы оба питаем к вам большое доверие

— Весьма благодарен! Но, говоря по правде, ведь вы, господа, видите меня в первый раз... Я не совсем понимаю, откуда у вас такое доверие?

— Очень возможно. Вы о нас ничего не знаете, герр Ландвойгт, но мы о вас знаем очень многое. Подчеркиваю — очень много хорошего. Мир в сущности очень мал, герр Ландвойгт! Люди знают вас, мы знаем этих людей, и так как-то, по-хорошему, вспомнили о вас. Ведь вы служили под началом вице- адмирала фон Гайе, правда?

— Так точно! Того самого, который так славно отличился при освобождении побережья Балтики из- под власти поляков в тысяча девять­сот тридцать девятом году... О, это дельный командир! Что-то он сейчас делает?

— Ваш прежний командир, вице-адмирал Гельмут Александер фон Гайе, является депута­том бундестага от ХДС, экспертом по военным вопросам и членом комиссии бундестага по делам европейской армии. Живет он в Бремене. Вы ви­дите, что теперь, наконец, в нашей Федеральной Республике получили слово подлинные немец­кие патриоты, те, которые верно служили от­чизне не только в годы нашего блеска, но и в мрачные годы поражения.

— Значит, вас направил ко мне кто-то из моих флотских друзей? Это от него вы узнали, что...

— Мы знаем о вас больше, значительно больше, герр Ландвойгт. Именно на этом мы обосновываем свое доверие к вам. Мы знаем, что ваш покойный отец был предпринимателем на Одере и что его поглотили воды этой реки в ты­сяча девятьсот двадцать седьмом году, когда вам было всего четыре года. Нам также известно, что вас воспитывала мать, у которой было двенадцатигектарное хозяйство под Кожлом, на той прекрасной немецкой земле, которая — мы в это глубоко верим — находится только временно под властью поляков. Осведомлены мы и о том, что вам было всего четырнадцать лет, когда, следуя по стопам своего славного отца, вы ступили на палубу одринской барки. В тысяча девятьсот со­рок первом году, когда немецкая родина, больше чем когда-либо, нуждалась в смелых людях, вы вступили добровольно в военно- морской флот. Через три года вы окончили унтер-офицерскую школу военного флота и были назначены в диви­зион минных тральщиков в качестве радиста. Мы также знаем, герр Ландвойгт, что Адольф Гитлер наградил вас за усердную и верную службу «Же­лезным крестом» первого и второго класса, а за­тем военным крестом «Заслуги» первого и второго класса...

Гейнц Ландвойгт слушал в полном молчании. Все больше охватывало его чувство уважения к незнакомцам, которые так хорошо знают его про­шлое. Ему уже было ясно, что тут дело совсем не в обычной коммерческой сделке. Нет, нет, это не купцы и не предприниматели!..

Тем временем второй из незнакомцев прервал, наконец, свое молчание:

— Вы год были в большевистском плену, герр Ландвойгт. Потом в качестве капитана буксира плавали на трассе Гливице—Вроцлав — Щецин, а затем весной тысяча девятьсот сорок седьмого гола переселились в Берлин. Здесь, мы искренне хотим поздравить вас с выбором, вы женились на своей кузине Гильде Ландвойгт. Очень милая и достойная женщина!.. Но известно, что нельзя жить только одной любовью, поэтому вы пла­вали на барках, курсирующих между Щецином и портами Берлинского района. Разумеется, жа­лованье ваше было невелико, но ведь предприим­чивый человек всегда найдет выход, неправда ли, герр Ландвойгт?

— Не очень понимаю, что вы хотите этим ска­зать?

— Ну, между нами нечего скрывать. Ведь вы... Это вам многие люди обязаны прибытием в наш город, обходя... хе-хе-хе... хлопотливую паспорт­но-визовую процедуру. Они, эти люди, получали таким образом возможность улизнуть из Польши, а вы имели на стороне совсем неплохой доход. Брали вы за это по нескольку десятков тысяч тех давних польских злотых, правда?

— Хм-м... Брал по тридцать тысяч...

— Ну-ну, молодой человек, не будем скромни­чать! Мы говорили с людьми, которые давали вам и по сто тысяч. Понятно, вы рисковали голо­вой. Русские и поляки не понимают шуток в та­ких вопросах. Но только смелым сопутствует счастье, для них деньги и на улице валяются!

— Или в саду! — многозначительно добавил первый.

— Правильно, очень правильно! Или в саду... Итак, к делу, герр Ландвойгт! Действительно, жаль времени на долгие разговоры. Давайте при­ступим к делу. Моя фамилия Кайзер, а это госпо­дин Торглер. Наши имена ничего вам пока не скажут, но предложение, которое мы хотим вам сделать, таит в себе главную опасность для нас, только для нас. Для вас же — это не новинка. Для вас — это забава. Мы хотим вам предло­жить... Да, еще одно, герр Ландвойгт! Вы можете согласиться на наше предложение или отказаться от него — это ваше дело. Но в любом случае очень прошу вас сохранить тайну... Согласны? Очень хорошо!.. Так вот. Мой дядя Герхард Кай­зер служил в СС. Это был дельный человек. И очень оборотистый. Короче говоря, когда его при­командировали к лагерю в Освенциме, ему уда­лось там скопить