— Никогда не делайте этого, герр Ландвойгт! Вы меня извините за то, что я потушил спичку, но человек, который столько повоевал, как я, может стать суеверным. Вы еще молоды, чтобы знать это, но я вам скажу: не следует прикуривать от той же спички третьему!
— Я слышал об этом. Но в чем тут смысл?
— Это повелось еще с первой мировой войны, когда наши солдаты вдоволь насиделись в окопах во Фландрии. Это был зитцкриг, а не блицкриг[3]... И вот, молодой человек, что произошло: напротив нас, в английских окопах, «томми» поставили своих отборных стрелков, по-нынешнему снайперов. Ночь. Смотрит зорко такой «томми» и видит, как у нас в окопе зажигается спичка. Тогда стрелок следит, в какую сторону солдат протянет спичку. Теперь прикуривает второй. Еще две секунды, и прикуривает третий, которого снайпер уже взял на мушку и посылает ему пулю прямо в лоб... Гейнц, молодой человек, хорошенько запомните это: в жизни за огнем нужно тянуться первому!..
— Не очень вас понимаю...
— Может быть, вы и не все сразу поймете, когда будете говорить с нами, герр Ландвойгт. Не волнуйтесь! Это не такие простые дела. Но сейчас я все объясню вам более подробно. Вы приносили присягу на верность великому рейху?
— Разумеется.
— Были вы освобождены от этой присяги?
— Пожалуй, нет...
— Наверное, нет! Несомненно! Никто не может освободить человека от этой присяги. Вы продолжаете оставаться и впредь солдатом наших вооруженных сил, и с сего дня вы, функмат[4] Гейпц Ландвойгт, становитесь снова призванным на действительную службу. Нет, не бойтесь, на этот раз вам не придется мыть палубу какой-нибудь морской посудины, чистить в камбузе картошку или подставлять голову под пули «органов Сталина». Мы с вами, герр Ландвойгт, достаточно навоевались и побывали на фронтах во время второй мировой войны! Пусть теперь другие, более молодые идут на фронт. Те из нас, которые уже сегодня начнут самоотверженную и почетную службу во имя нашего общего дела, проведут войну в тихом бюро или, может быть, даже в своем теплом домике возле милой женушки...
— Значит, этот клад в саду просто...
— Прошу не перебивать! Разве во флоте вас не научили тому, что нельзя перебивать выше стоящего?.. Ах, да, правда! У вас ведь были неприятности с полевой жандармерией по поводу нарушения субординации... Эх, молодость, молодость! Такой мужественный, а неуважительный. Разумеется, это было девять лет назад, а время летит и учит людей жить на свете... Да, в этом садике, герр Ландвойгт, ничего нет. Самое большее— капуста или шпинат. Возможно, поляки посадили еще и огурцы, но золота там нет. Мы только так предложили вам это. Хотели посмотреть, как вы себя будете вести. Но вы не волнуйтесь! Золото есть и тут, в Берлине. Мы имеем его. Если вы будете рассудительным и смелым, вам дадут и золото. К чему тащить тяжелый чемодан из-под самого Кожла, когда золото можно достать на месте, в Берлине? Впрочем, мой псевдоним «Цезарь», и я действительно по-королевски умею награждать тех, кто заслу живает этого. Притом же вы выполните долг европейца и немца, а приобретете не какой-то дурацкий чемодан, но все хозяйство своей матери, которое по праву принадлежит вам...
— Гильда говорит, что не к чему возвращаться в Силезию... Разве нам тут плохо?
— И вы слушаете болтовню бабы? Вы извините меня, но для истинной немки должно существовать только три «К» — кирхен, киндер, кюхен (церковь, дети, кухня)... Мы, немецкие мужчины, как это было еще в германских племенах, отдаем приказы... Да, это правильно, что вам тут неплохо. Но может быть еще лучше. У вас пока только один магазин, а разве второй не пригодился бы?
— Может быть, вернемся к делу? Какую, собственно, службу вы предлагаете мне?
— Хорошо, будем говорить прямо! Мы из управления по охране конституции. Вы много раз перевозили людей из Полыни в Западный Берлин. Но делали это только ради денег. Теперь вам предоставляется возможность перевозить людей в обратном направлении — из Берлина в Польшу. Для пользы родины... ну и не задаром!
— Но, господа... у меня же теперь нет барки!
— Есть иные способы. Да будет вам известно, герр Ландвойгт, что счастливый слунай свел вас с людьми, которые могут все, решительно все. Мы перебрасываем людей не только в Польшу, не только на расстояние каких-то жалких десятков километров отсюда, но даже на Урал и через него в Китай! Чем же по сравнению с этим является легкая переброска людей через наш Одер? Вы вчера сказали, мы хорошо помним это, что не желаете гнить в польской тюрьме. Мы не имеем к вам претензий за эти слова. Никто не хочет сидеть в тюрьме. Но если у вас, как говорится, поскользнется нога, то знайте — у нас есть различ ные способы вытащить людей из любой тюрьмы. Впрочем, вы сами, надеюсь, не будете зря гулять по Польше. Для этого есть другие. Вы как раз и будете их перевозить. Перевезете, и в вашем послужном списке прибавится еще одна похвальная запись, а в кармане захрустят новенькие пятьсот западных марок. Сколько часов вам приходится стоять за прилавком, чтобы заработать пятьсот марок? Сколько лома вам приходится добывать со дна Шпрее, чтобы получить прибыль в пятьсот марок? И это только для начала, потом будем платить больше. А, собственно говоря, за что? Только за переезд через Одер... Нет, дей ствительно, вы как бы найдете эти деньги на улице!
Часом позже Кайзер и Торглер снова ехали на своей машине в сторону американского сектора. Оба явно были в хорошем- расположении духа.
— Ну, этот наш Гейнц не слишком-то умен, но надо брать товар, какой есть. Будет служить, пока с него шкуру не сдерут!
— Фу, отвратительный цинизм! Когда ты обрабатывал его, используя его молодость и неопытность, я вспомнил свое собственное школьное время, уроки латыни и мифологии...
— А в связи с этим Марса — бога войны?
— Мет! Когда я смотрел на этого Гейнца, он напомнил мне Харона. Знаешь?
— Не очень. В Потсдамском кадетском корпусе я был силен только в военных предметах. Впрочем, на другие там вообще мало обращали внимания... А что?
— Этот древний Харон перевозил на ладье души умерших через мифическую реку Стикс. За перевоз нужно было платить. Поэтому-то древние и клали умершим монету в зубы. Если забывали про такую церемонию, то, говорят, умерший скитался по берегам Стикса. Теперь мы тоже будем давать нашему перевозчику монету, но уже из рук в руки. Пусть возит эти душонки в Польшу и возвращается целый. Лишь бы он смог облегчить переезд следующим...
Так Гейнц Ландвойгт поступил на службу к генералу Гелену. В Баварию пошел рапорт, уве домляющий центр о завершении вербовки агента «ОДТ-745». Боннская разведка выиграла еще одну стычку на бесшумном фронте: поймала в силки агента для работы против народной Польши.
Ландвойгт в свою очередь познакомил новых хозяев с жителем ГДР Купшем, владельцем так сомоторного парка. Кроме того, он представил Торглеру некоего Эдгара Зоммерфельда, владельца лесопилки в Кенитце на Одере, где немедленно же был организован пункт переправы в Польшу. Благодаря помощи всей тройки Ландвойгт организовал новые пути для переброски агентов.
По территории ГДР Гейнц Ландвойгт разъезжал свободно, обеспеченный через организацию Гелена фальшивыми документами на имя Гейнца Штернберга. С Кайзером и Торглером он встречался довольно часто, и не только в западноберлинских кабачках. Они тогда не скупились на самые изысканные блюда и тонкие вина. На территории Западного Берлина в страшной нужде живет 300 тысяч безработных. Каждую неделю они являются за жалким пособием то в Главное управление труда на Зоннен-аллее, 280, то в рай онные отделы, например, в Нейкельне. На фоне этой тяжелой нищенской жизни особенно отвратительно выглядит транжирство профессиональных торговцев смертью — сотрудников многочисленных разведывательных бюро и их агентов.