Наташа без усилий оторвала кусок рукава от своего платья. Я протянул раненую руку. Боли не было, хотя порез был достаточно глубоким. Она быстро и ловко перевязала ладонь. Я сильно сжал кулак.
– Спасибо. Нам надо бежать! – Сделал сенсационное открытие. Рванулись плечом к плечу. Вдоль коридора не было никаких дверей. От него под прямым углом отходил темный проход. Мы остановились.
– Мне кажется, что выход на улицу должен быть там. – Махнул рукой в сторону темноты.
– Ну так что замер?!! Бежим!!!
Бросился первым. Наташка за мной. Пробежали метров двадцать. Вдруг слева в темноту упала щель света, раздался скрип открываемой двери. В проеме показалась фигура Другого. Вскинул клинок и наотмашь рубанул по его голове. Клинок перерубил руку, пытавшуюся защититься, и с треском вошел в череп. Выдернул лезвие. Умирающий урод попытался сжать пальцами уцелевшей руки расползающуюся рану. Я толкнул его покалеченной ладонью, сжатой в кулак, в грудь. Он отлетел к стене. Ударился и упал головой вперед на пол. Я заглянул в дверь, откуда так неосмотрительно вышел этот Другой. Увидел металлическую, невысокую лестницу, ведущую к выходу.
– Нам сюда! Здесь выход!!! – обернулся я к Наташе.
– Подожди, дай отдышаться.
Она подошла ко мне. Ткнулась лицом в грудь. Глухо заговорила.
– Юрочка, я хочу, что бы ты знал. Что бы ни случилось, я люблю тебя! И… спасибо тебе за все!
– Спасибо скажешь, когда выберемся отсюда!
Я замолчал. Она обняла меня за пояс и прижалась еще крепче.
– Наташенька, я тоже очень люблю тебя! Всем богам назло!!!
– Тогда пошли!
Поднялись по лесенке, и я дернул дверь на себя. Она тяжело и неохотно распахнулась.
В десяти метрах от выхода стоял Малах Га – Мавет. За ним Азазель и Аваддон. За их спинами целая армия Других. На этот раз безмордые были вооружены резиновыми, черными палками. В свое время они назывались 'демократизаторами', теперь их можно окрестить 'уравнителями', левеллерами. Сцена была немая. На устах Пыльного Ангела прилеплена его извечная ласково – снисходительная улыбка. Как быстро может исчезнуть надежда, сменившись тупой безразличностью? Хватит ли одного деления на секундомере, чтобы измерить это время?! Сколько раз происходило подобное? Кто сосчитает количество попаданий мной под этот контрастный душ жизни?!!
– А я-то ее обыскался! Захожу в кабинет, коньяк выпит, ножны от трости лежат, а клинка нет. Все перевернули вверх дном, перерыли, на пену изошли, я уже отчаиваться начал! А ты его нашел!!! Где он был-то, Юра, а?!!
– В пи – де, на верхней полке!!!
– Ты бы хоть дамы постеснялся. Такие выражения в приличном обществе недопустимы! Да, что тебе говорить?! Мои нравоучения и предупреждения до тебя не доходят. Поэтому от наглядных средств обучения переходим к предметным. Отдай ножичек! Или решил поиграть в Ледовое побоище?
Это побоище не выиграл бы даже Александр Невский. Кинул ему под ноги клинок. Когда тот, звеня, докатился до него, Демон, кряхтя, наклонился и подобрал его. Выпрямился с брезгливой гримасой на лице достал из кармана черный, шелковый платок и вытер лезвие. Бросил платок на землю. Черномордый слева протянул ножны. Демон собрал трость. Вновь обратил свой взор на нас.
– Все – таки, Юра, ты эгоцентричный дурак! Это еще мягко сказано. Этого, – показал тростью на меня, – заковать и в карцер. Женщину запереть к остальным.
Другие двинулись, но с опаской, исполнять приказание Верховного Демона. Меня заковали, завязали глаза. Я не сопротивлялся. За спиной послышалась какая-то возня. Раздался пронзительный крик Наташи. Я дернулся. Сразу получил такой удар в живот, что-нибудь на моих глазах повязки, они бы выскочили из орбит и разбились об асфальт. Медленно стек на колени и уперся лбом в землю. Еще пара ударов с двух сторон по почкам. Из меня выколотили крик. Завалился на бок. Хлесткий удар резиновой палкой по голове. Он вышиб из меня дух. Пришел в себя от той вони, что возвращала меня в сознание напротив Казанского собора.
– Не трогайте его, сволочи!!! – Это Наташа, отстранено подумал, сквозь пелену боли.
– Юра, Юрочка, я люблю тебя!!! Вы убили его, твари вонючие!
– Да, заткните ей рот, – раздраженный голос Демона.
Надо пошевелиться, что бы Наташа поняла, что жив. Застонал и с бока перевалился на спину. В голове грохнула граната красной боли. Сознание опять переползало через барьер боли, медленно. Очень медленно! Последнее, что услышал:
– А эта падаль долго будет здесь валяться?! Убрать, живо!
Вдруг стало мокро и холодно. Я очнулся. Голова, как мозаика разваливалась на стеклянные куски. Они падали, разрезая воздух, и разлетались по сторонам от удара о землю. Остального тела не было. Глаза открылись легко. Перед ними медленно вправо вращался пол. Я вращался в другую сторону. Тошнило. Попытался найти остальное тело. Спустя время, которое потратил на восстановление мозаики моей разлетевшейся головы, понял. Вишу на вывернутых руках прикованных к стене. Общее положение тела – коленопреклоненное. Четко восстановил картину. Меня сидящего на коленях, приковали к стене, на вывернутых руках. В лицо опять хлестнуло холодной водой. Поднять голову можно было только с помощью гидравлического домкрата. Собравшись с силами, сумел обойтись без него. В двух шагах от меня стоял Другой. В одной руке он держал ведро – источник водопада. На запястье правой руки висела дубинка. На харе присутствовал рот, с мерзкой пародией на улыбку. Он ощерился:
– Человек, ты убил семерых Других. Теперь Другие тебя трахнут.
– Все сразу? Женилки не выросли! – Выхрипел я. Он без размаха ударил ногой по ребрам. Протяжный 'ох' вылез из груди. Выступать в роли подпольщика, забитого в подвале контрразведки, опыта не было. Дебютировать в этом качестве тоже не хотел. Поэтому предпочел притвориться заснувшим. Попытаться сорвать постановку.
– Жди, человек. Скоро порвем тебя.
– Как грелку, – добавил про себя ему в спину. Правда, мужества хватило произнести это одним шевелением губ. Умирать не хотелось. Язык скуден. Поискал слова, что бы найти точные определения того, как мне хотелось жить, и не нашел. Прекрасно понимал, что жить осталось ровно столько времени, сколько займет у Малах Га – Мавета принятия решения, в чем меня варить. В кипятке, масле или смоле. Для такого эстета как он особого труда это не представляет.
Появился Другой. Отомкнул меня от стены. Помог лечь на спину. В затекшее тело начали возвращаться ощущения, и всем этим ощущениям было одно имя – Боль!!! Небывалым подвигом была удачная попытка свести вопль к мучительному стону. Другой игнорировал мои страдания. Ушел. Но сразу вернулся. Бросил на пол полосатый матрас. Поставил передо мной пластиковый поднос с белыми тарелками и чашкой. Все это я отмечал краешком сознания, не задетого болью. Урод снял тарелки и чашку с подноса, вилок и ножей не было, даже пластмассовых. Засунул поднос подмышку, ногой раскатал матрас. Повернулся.
– Сначала ешь. Затем спи. Потом, быть может, ты умрешь.
Иди на хрен. Подумал, но не сказал. Что бы, не получилось так, что он подумал. И ударил.
Другой ушел. Боль отступала. Осмотрелся. Карцер немаленький – метра четыре на четыре. Напротив меня массивная железная дверь с зарешеченным окном посередине. Под потолком плафон, рассеивающий блеклый свет, метров с трех, от потолка до пола. Отсюда уже не подорвешь. Так, скоро сдохну и все это для меня кончится. Было бы, что – нибудь из – за чего смог бы поторговаться с Демоном. Но ничего нет. Даже не знаю ни какой маленькой, военной тайны, способной заинтересовать этих тварей. Рассчитывать на легкую смерть не приходится, они неблагородные противники. Сварят в дерьме без сомнений. Когда будут выводить, или зайдет еще один Другой, кинуться, чтобы забили насмерть?! Могут и не забить. Оглушат, потом, как снулую рыбу повесят на крюк и закоптят, по горячему, в смоле!
Варианты, варианты!!! Какие могут быть варианты?! Ох, как не хочется умирать. Как этого можно избежать?! Избежать этого можно по кругу. Может убить себя?! Но как??? Если только разодрать руками горло, или зубами перегрызть вены на руках?!! Даже ремень забрали сволочи. Ни вилок, ни ножей не дали. Не хотят себя лишать удовольствия лицезреть мучительное издыхание! Стоп!!! Так и там с этой чертовой тростью тоже была засада! Провокация! Этот упырь провоцировал на побег. Говорил что – то, мол не советует встречаться с Наташей. А что с ней? Да какое это сейчас имеет значение! Если сам не смогу
