говоря, встречаемся уже вечером, у места ночёвки. Да, господа и дамы, посматривайте внимательно по сторонам: у седловины перевала и медведей-гризли шастают, да и полярные волки – светло-серые такие – встречаются иногда…
Егор решил держаться за Йохансеном: как-никак капитан – человек опытный, уже хаживал здесь с грузом за плечами, знает, что почём. Швед шёл – по свеженатоптанной, двухнедельной тропе – очень быстро, делая на удивление длинные (широкие?) шаги. Вернее, не шёл, а пёр вперёд, словно лось – в самом расцвете сил – на зов самца-соперника во время весеннего гона.
Первые две мили дались Егору легко, а потом неприятно и нудно заныли плечи, сбилось дыхание, на ногах повисли чугунные гири, по лбу, так и норовя попасть в глаза, поползли солёные капли пота.
«Да, братец, неправильный ты ведёшь образ жизни!», – укоризненно поморщился нравоучительный внутренний голос. – «Когда ходил в князьях и генерал-губернаторах, так всё в каретах разъезжал. А последние два года – сплошное океанское плавание, гиподинамия, мать её…. Вот, и дыхалка уже совсем не та, что раньше, мышцы ног стали какими-то дряблыми. Пешком надо ходить чаще, а ещё лучше – каждое утро бегать трусцой…».
Ещё через полторы мили Егор обернулся назад и с удивлением понял, что позади него никого нет.
«Понятное дело, остальные не выдержали предложенного темпа!», – тут же надулся гордым пузырём внутренний голос. – «Хиляки, однако! Впрочем, тот же Ванька Ухов задержался, явно, только из-за своей молоденькой жены: здоровья в подполковнике – как суммарно у большого стада африканский слонов. Он и могучего Йохансена обошёл бы в два счёта, даже не вспотев, просто не хочет свою ненаглядную Айну бросать одну на тропе…»
Из серых облаков начал накрапывать холодный дождик, Йохансен на ходу, почти не снижая скорости передвижения, достал из-за пазухи кусок старой оленьей шкуры, развернул, ловко набросил на голову и плечи.
«Вот же, какой предусмотрительный тип!», – завистливо вздохнул слегка закоченевший внутренний голос. – «А у нас-то с тобой, братец, плащ лежит в вещмешке. Чтобы его достать, надо остановиться, снять вещмешок, развязать, достать плащ…. Короче говоря, намечается целая история. После этого, наверняка, захочется присесть куда-нибудь на пенёк и отдохнуть минут семь-десять, попить водички, перекусить. Очень сильно так захочется! А потом будет не встать, потянет в дрёму…. Нет, лучше уж промокнуть, но дотерпеть до привала!».
Остался позади крепкий самодельный мост (даже с перилами!), недавно переброшенный гренадёрами Йохансена через широкий ручей. Это означало, что они преодолели четыре с половиной мили.
Постепенно бочонок на плечах шведского капитана стал медленно, но неуклонно отдаляться.
– По долинам и по взгорьям…, шла дивизия вперёд…, – хрипел Егор в такт тяжёлым и неверным шагам, но легче от этого не становилось. – Вот же здоровяк попался, мать его…
Когда силы были уже на исходе, а в совершенно пустой голове плескалась вязкая и бессмысленная муть, нос Егора неожиданно уловил лёгкий запах дыма. Он повернул за большой – размером с хорошую крестьянскую избу – красно-белый валун, и тут же обнаружил источник этого запаха (аромата – для тех, кто понимает!).
Возле аккуратного, недавней постройки навеса горел жаркий и приветливый костёр, над которым был подвешен медный котелок. Под навесом, на толстом березовом чурбаке восседал Йохансен, уже освободившийся от поклажи. Рядом стоял ещё один чурбак, на его торце лежала одинокая ржаная лепёшка и неизвестный продолговатый предмет, тщательно обмотанный светлой тряпицей, покрытой редкими кристалликами соли.
– О, сэр командор! Вы, право, очень хороший носильщик! Только вот мокнете под дождём – совершенно напрасно, так и простудится недолго, – радостно заявил швед и выхватил из-за широкого пояса массивный одноствольный пистолет. Раздался громкий щелчок, пистолетный курок занял боевое положение…
Глава шестнадцатая
Тернист путь за сокровищами земными
Йохансен – с очень недовольным видом и громким «щёлком» – ещё несколько раз погонял тугой курок пистолета туда-сюда и грустно констатировал:
– С этим грузовыми и прочими делами – оружие осталось без надлежащего ухода: пистолеты и ружья не смазаны, шпаги и палаши толком не наточены…. Чёрт те что! Непорядок! Дела делами, а воинская служба – воинской службой…. Пора, господин командор, объявить день отдыха. Честное слово, пора! Люди пусть передохнут, постираются, приведут в порядок оружие…. Впрочем, это я просто так. Вы – командор, следовательно, вам и решать.
«Фу, дьявол усатый, напугал!», – облегчённо выдохнул внутренний голос. – «Как он курок-то взвёл, тут душа и ушла в пятки! Ну, думаю, всё, кранты нашей деревушке: пристрелит он тебя, родимый, как пить дать! Смотри-ка, пронесло в этот раз! Наверное, просто ещё рановато – для полноценного бунта…».
Егор прошёл под навес, снял с плеча лучковую шведскую пилу и прислонил её к одному из столбов навеса, сбросил на землю тяжёлый вещмешок, поверх него разместил два топора и двуствольный пистолет, после чего безмерно устало опустился на колени и попытался привести дыхание в норму.
– Ничего страшного, господин командор! – серьёзно, без малейшей тени насмешки успокоил драгунский капитан. – Первый переход – он и есть самый трудный. Потом втянетесь. Даже незаметно для самого себя. Вы, сэр Александэр, пояс расстегните. Сразу станет легче…
Егор, благодарно кивнул головой, расстегнул и отбросил далеко в сторону широкий пояс, предварительно сняв с него продолговатую кожаную флягу. Подрагивающими пальцами он с трудом вытащил из горлышка фляги хорошо притёртую деревянную пробку и от души напился кипятком, слегка разбавленным ямайским ромом.
Тем временем швед разрядил пистолет, зажал в ладони его длинный ствол и принялся размеренно постукивать пистолетной рукоятью по узкому бруску, завёрнутому в серую тряпицу.
Через несколько минут Йохансен развернул холстину и охотно пояснил:
– Это моё личное изобретение! Слоёный «пудинг» – из тонких ломтей копчёного китового языка и в меру жирного моржового мяса. Язык и мясо чередуются, всего таких слоёв – порядка двенадцати. Если этот продукт хорошенько отбить, то – сам не знаю почему – совершенно пропадает гадкий рыбий привкус. Создаётся впечатление, что вкушаешь копчёный филей благородного оленя из европейских лесов, правда, немного жирноватый…. Присаживайтесь, господин командор, к столу! Сейчас я нарежу «пудинг» на порционные куски и организую чай. Спасибо мадам Гертруде, которая на Тайване закупила достаточное количество качественной чайной травы…
Егор достал из вещмешка свои нехитрые дорожные припасы: два широких морских сухаря, пропитанных оливковым маслом, квадратную фарфоровую коробочку со слабосолёной икрой нерки, толсто нарезанные ломти копчёной бобрятины. Йохансен принёс от костра котелок с уже заваренным чаем и ещё один берёзовый чурбак-стул для Егора.
Трапеза удалась на славу. Они от души воздали должное местным экзотическим яствам, прихлёбывая ароматный чай из маленьких оловянных стаканчиков и вежливо обмениваясь мнениями о погоде.
Потом, по устоявшейся традиции, пришло время курительных трубок. Йохансен с удовольствием выдохнул ароматную струю дыма и, хитро прищурившись, высказался – неожиданно бесхитростно и прямо:
– Напрасно, сэр Александэр, вы на меня так косо посматриваете и подозреваете во всех смертных грехах. Напрасно! Что, будите отрицать, что подозреваете?
– Да что там, не буду! – также бесхитростно ответил Егор. – Но почему, собственно, напрасно? Считаете, что нет повода?
Швед задумчиво подёргал себя за длинный чёрный ус и кисло усмехнулся:
– Почему – напрасно? Да хотя бы потому, что я и сам ещё толком не определился – чего хочу от жизни. Раньше как-то не задумывался об этом, всё шпагой махал, да палил из пистолета. А вот теперь…. Не знаю я, что, собственно, теперь! Что буду делать через год, через два, через три, через пять? Где и как встречу свою неожиданную старость? Ведь старость – для благородного странствующего кавалера – всегда нежданна…. Ничего не знаю, честью клянусь! Столько вариантов открылось передо мной – за время нашего совместного плавания…. Может быть, я стану вашим лучшим другом, а, быть может, и совсем наоборот…. Ладно, высокородный господин командор, давайте собираться. Пора в дорогу! Кстати, и дождик перестал.