Кевин выругался.
– Я не знаю, из чего эти цепи, но, похоже, именно ими сдерживали метаморфов. Этот металл мне неизвестен. Он тяжелый и прочный. Кандалы не сковывают моих движений, пока я не пытаюсь перемениться. Он впивается в кожу и кусается, как кислота.
– Что будем делать? – уныло спросил я.
– Отдыхать, – раздраженно ответил Кевин и зазвенел цепью. – Если я не ошибаюсь, нам придется драться, причем неизвестно с кем. Поэтому советую тебе отдохнуть.
– Я не собираюсь ни с кем драться, – парировал я. – Ты что, не слышал, что битва назначена на послезавтра. Адам сказал, что через два дня на Авалон рухнет комета. Так что нам надо смываться отсюда в очень быстром темпе. Мы не найдем тут ни Попрыгуна, ни Императора, если тот вообще жив.
– Я бы рад, да вот не получается, – издевательски фыркнул Кевин. – И судя по всему, у тебя тоже. Поэтому советую тебе хотя бы выспаться. Тем более, что тебя так здорово врезали по голове…
– Я попробую вырваться, когда нас поведут на битву, – предупредил я. – И тебе советую.
– Спасибо, – серьезно ответил Кевин, но в его голосе слышалась издевка. – Только что ты будешь делать, если эти гладиаторские бои будут проходить в темноте? И что делать мне, если меня выведут драться, закованным в цепи?
Эта мысль мне в голову не приходила. Я невольно задумался, а чтобы думать было удобнее, забрался на нары и лег на спину, положив руки за голову. Под носом было мокро. Я вытер его рукой и принюхался. Судя по запаху, на пальцах была кровь. Да и в груди саднило, возможно, мне сломали ребро, а то и два. Пообещав себе, что если выберусь из этой передряги живым, сразу же отправлюсь в один из маленьких мирков, который мы между собой называли Аптека, хотя Император называл его Сирилл. Здесь лечились все скользящие, попадавшие в передряги. Здесь в считанные часы заживали самые страшные раны, срастались кости, излечивались самые страшные заболевания. Сирилл поднимал на ноги всех, поэтому сюда частенько Соня приводила своих клиентов лечиться.
При мысли о Соне мне стало еще хуже. Где она сейчас? Мне хотелось надеяться, что, провалившись в портал, она отправилась в безопасное место, а не переместилась куда-нибудь на соседний холм, чтобы понаблюдать за нами, чтобы вмешаться и помочь. И куда делись Кристиан и Борегар? Кристиана с нами не было, а Борегар мог и ускользнуть из камеры, если был жив и имел такую возможность. И Беата…
При мысли о погибшей Беате мне стало совсем плохо. Эта острая на язык старушка мне очень нравилась. Она внушала доверие, и она была (это страшное слово «была»)… как бы это правильно выразиться… порядочной. Такое понятие для скользящих было крайне редким. Мы – одиночки. Каждый из нас блюдет исключительно свои интересы. Мы не думаем о других, за редким исключением. Я подумал со стыдом, что никто из нас не вернулся на Сейвиллу и не попытался спасти еще кого-нибудь… впрочем, это могла бы сделать только Соня. Но даже если бы такая возможность была у каждого, никто бы этого не сделал. А Беата вернулась. И погибла здесь, стоя в строю, как стойкий оловянный солдатик, готовая вновь броситься на выручку или в атаку.
Я свернулся в клубочек на жестких нарах и закрыл глаза. Пока было время, нужно было отдохнуть, чтобы завтра с новыми силами попытаться вырваться из этого негостеприимного мирка со зловещей кометой над головой.
Последующий день ничего интересного в мою жизнь не принес. Я проснулся, не сразу сообразив, где нахожусь. Несмотря на то, что спать пришлось на холодных деревяшках, в сырой камере с почти полным отсутствием вентиляции и цепью на ноге, я продрых, как убитый.
Весь день я занимался тем, что пытался сбежать. Что я только не делал. Пытался обмануть самого себя и представить край нар границей портала, рисовал пальцем на полу воображаемую линию и даже помочился на пол с той же целью – все было бесполезно. В кромешной тьме портал не открывался. В довершенстве моих неприятностей стал волчий голод и жажда. Есть нам не давали. Воды в камере тоже не было. Я постучал в стену Кевину и спросил его о наличии в его апартаментах такой роскоши, как водопровод, но получил отрицательный ответ. Кевин тоже сидел голодный и злой, и все старался порвать цепь или хотя бы вырвать ее из стены. Я обшарил все свои многочисленные карманы в поисках чего-либо полезного, но весь мой улов составила завалявшаяся в угол кармана мятная карамелька. Метаморфы постарались на славу. В карманах не было больше ничего: ни зажигалки, ни ножа, ни охотничьих спичек, ни набора крючков и отмычек, частенько выручавших меня. Нащупав в опоясывавшим ногу металлическом запястье замочную скважину, я долго ковырял ее когтем, но успехом похвастаться так и не смог. Даже часы с меня сорвали, так что я мог лишь по ощущениям своего организма определить, когда наступил вечер, а за ним ночь.
С Кевином мы почти не разговаривали. Его положение на данный момент было куда более плачевным, чем мое. Меня не остановило бы ничего, если метаморфы хотя бы на миг зажгут свет. Но когда я думал о том, что сбегу при первой же возможности, передо мной вставало лицо Беаты, с остекленевшими глазами, с укором смотрящее на меня. И мне было стыдно. Чувство стыда забивало даже голод и жажду, когда я, скрючившись, лежал на нарах, отгоняя от себя невеселые мысли.
Утро следующего дня началось для меня со странного шума. Это был то ли вой, то ли стон, сопровождаемый к тому же глухими стуками. Звуки доносились со стороны камеры Кевина. В кромешной тьме я, со страхом, прислушивался к этой какофонии, представляя, как Кевин мечется по камере и, сходя с ума, бьется головой о стены.
– Кевин, что с тобой? – встревожено спросил я, задушив в себе желание спросить как это принято в американских боевиках: «Ты в порядке». Кевин ответил не сразу, а потом глухо, с надрывными стонами прошелестел.
– Старик был прав, он был прав…
– Что ты имеешь в виду? – холодея, спросил я, подозревая самое худшее.
– Эта чертова комета…. Разве ты не чувствуешь? – простонал Кевин. – Она уже подлетает…
Я прислушался к своим ощущениям. То ли мой желудок сковала паника и голод, то ли я действительно ощутил в животе нечто похожее на свинцового ежа, беспокойно ворочавшегося там.
– Черт побери! – выругался я. – Сколько у нас есть времени?
– Не знаю… Несколько часов. Когда же они поведут нас драться?..
Видимо, ощущения Кевина были более обострены, чем мои, потому что я, кроме гнетущего беспокойства и неприятного кома в животе ничего не чувствовал. Он же за стеной сходил с ума, как животные перед землетрясением. Не силах вырваться из черной ямы, Кевин выл и действительно бился головой о стены. Этот шум сводил меня с ума. Паника Кевина передалась и мне, поэтому я с удвоенными усилиями пытался открыть портал. Однако в подобных ситуациях спешка и страх плохой помощник. Однажды я, убегая от минотавроподобного монстра где-то за задворках Вселенной в панике пролетел мимо своего мира в кишащую упырями и червеобразными монстрами клоаку, из которой почти не чаял вырваться. И кстати, по той же причине – там было темно.
Только когда я сломал коготь о замок, я успокоился. Хотя когти у меня без проблем вырастают заново, операция эта очень болезненная, а потеря когтя вообще для организма большой стресс. Я постоянно восполняю потерю кальция, который теряет организм. И хотя одаривший меня сим даром Император уверял, что никаких последствий для организма не будет, я на себе ощущал, как он ошибается. Впрочем, таковы были все подарки императоров. Уверен, что Кевин и Роббер неспроста налегали на белковую пищу.
Ближе к вечеру безумие Кевина достигло критической точки. Он уже не бросался на стены, а тихо, почти беззвучно подвывал, как умирающий зверь. Это было даже хуже его криков. Я лежал на нарах, зажав ладонями уши, отчего не сразу услышал приближающийся к дверям шум. Поняв, что мне не послышалось, я привстал. Кевин за стеной тоже затих.
– Ты слышишь? – спросил я.
– Слышу, – невнятно ответил Кевин. – Кажется, началось…
В его камеру ввалились раньше, чем в мою. Я услышал рычание, звуки борьбы и сдавленные проклятия. Громкий топот бегущих по коридору возвестил о том, что Кевина куда-то уволокли метаморфы. А затем заскрежетал засов в моей двери.
– Пришло время боя, – пробулькал от дверей клокочущий голос моего знакомого метаморфа. Ему было явно тяжело строить длинные предложения. Сегодня его речь была еще невнятнее, чем накануне. – Сейчас тебя отстегнут от стены. Побежишь – получишь плетей. Попытаешься напасть – получишь плетей. Будешь
