синева, лишь слегка разбавленная сероватым, водянистым «нашим семейным» цветом. Мои глаза цветом походят на темный слежавшийся лед с белесыми прожилками. Глаза Геры напоминают холодное горное озеро, в котором отражается холодное безоблачное небо. Так что ничего семейного в цвете глаз моего племянника не было. Только чужое.
Естественно, вся эта куча домыслов не могла не оформиться в моем мозгу во что-нибудь эдакое... штампованное. Почему бы и не в принца, которого предали родные и заколдовал сумасшедший маг?
- Да и путешествовать в обществе принца, пусть даже заколдованного, куда приятнее, чем в обществе обычного наемника, болтливого, нечистоплотного, придурковатого добра молодца, который только тем и хорош, что добр, но этого явно недостаточно! - уверенно заключила я общую историю происхождения Геры и Геркулеса - моих друзей и в том, и в другом мире. - Хотя в верхнем мире я этого еще не поняла.
- Зато здесь поймешь! - спохватился Герка. - А ну все вон, ребятишки! Тебе давно пора есть и спать.
- Да мы весь вечер ели, - защищалась я. - Гер, пожалей ты мой желудок! Или хоть фигуру мою девичью... почти девичью.
- Плевать мне на твою фигуру и на желудок тоже! - рявкнул Гера. - Тебе надо вечером пить теплый бульон и ложиться спать под скучную книжку, а не гонять чай-кофе и засыпать под увлекательную беседу! Будешь делать, как я сказал!
- Вот потому ты в верхнем мире не только принц, но и палач, - буркнула я и довольно хихикнула.
За Геркиной спиной - как за каменной стеной. Жаль, от меня племяннику никакого проку. Связями за 45 лет жизни не обзавелась, финансовых империй не основала... Ладно бы содержала что- нибудь вроде светского салона, куда всегда можно притащить девицу, чтоб впечатление произвести - ах, богемная тусовка, ох, писатели, ух, критики, эх, режиссеры! Ну и продюсеры, млин, как же без них?
Но если бы мне предложили выбор между утоплением в теплом бульоне и содержанием литературного салона, я бы выбрала первое. Потому что боюсь людей. Их жадного желания развлечься, отвлечься, увлечься - неважно за чей счет, лишь бы не за свой! Они оплетут тебя плющом, не сбрасывающим листья в холода, они высосут тебя до последней капли, они сожрут твое мясо, а на костях покатаются. Причем не со зла - просто их стремление к удовольствиям выше и добра, и зла. То есть им так кажется. А тебя они и спрашивать не станут.
Нелюдимость не всегда рождается от паранойи. У нее могут быть и вполне здоровые «родственники».
И в частности, нежелание становиться рабочей силой, донором идей, дойной коровой и опорой в жизни для кого-то... ненужного тебе. Навязанного обстоятельствами, замаскированными под судьбу. К одному такому «обстоятельству» я и приближалась сейчас со скоростью шестьдесят минут в час.
Глава 10. Двадцать змей с головы Медузы Горгоны
Сколько бы тусовок ты в жизни ни посещал, а СВОЯ, как правило, у человека одна. Трое-четверо друзей, в чьей компании ежегодно отмечается Праздник Истекшего Времени. Неважно, что под этим названием понимать - дни рождения, Новые года или Масленницы с Хэллоуинами. Всегда отмечается тот факт, что время истекло, что мы переменились, но все так же хороши внешне и перспективны профессионально.
Ага. Как же.
Есть люди вроде меня, к которым никакая тусовка не липнет, чтоб остаться в качестве своей. Ни школьные, ни студенческие друзья не рвутся посетить мой дом, чтоб разносолов поесть и за минувшее поговорить. Как будто и не было у нас общего минувшего.
Наверное, взгляд у меня нехороший. Пронзительный чересчур. Словно я и кивая, отрицаю сказанное или, хуже того, насмешничаю. Если желаешь слепить себе компанию - из разнородного, качественного и не больно-то липучего материала - учись смотреть благостно и доверчиво. Или хотя бы по- доброму. Не отпугивай глазами. Или уж сразу податься в гадалки? Там моим глазкам цены не будет.
Так я думала, подвивая и подкручивая внутри волосяного гнезда, которое ношу на голове сколько себя помню. Делая прическу, я подолгу торчу перед зеркалом. И мне поневоле становится худо. Настроение у меня портится, потому что я ненавижу зеркала. И стараюсь не попадаться в их жалящие сети - раз глянешь и начинаешь дергаться, поправлять прическу, одежду на себе теребить, губы подмазывать, башкой вертеть, точно лошадь, которую слепни одолели и жалят, жалят в кровь.
Зеркалам свойственно превращать всех, кто в себе не уверен, в марионеток, пляшущих дурацкий танец самоулучшения: прическа-ворот-подол-обшага-пояс-помада-и раз-два-три-второй круг...
Ничего нет хуже, чем пройтись в этом танце перед старыми друзьями. Особенно перед никакими друзьями. Перед змеями с головы Медузы Горгоны. Два десятка отборных змей, одержимых демоном соперничества, капающих ядом и пожирающих взглядом. Наша университетская группа, чтоб ее...
Каждый раз даю себе зарок: все, больше никогда. Никогда больше. Но я же знаю, что будет, если не явиться. Сокурсницы начинают по одной всплывать со дна памяти, заинтересованно заглядывая в мое существование: а давай встретимся, а? Давно не виделись, как у тебя дела? В переводе это значит «Говорят, ты спятила, сидишь на таблетках, растолстела и разучилась разговаривать? Ну-ка посмотрим, посмотрим...»
И вот она я, единым махом двадцатерых побивахом, с русой косой до пояса... кхм... с тщательно уложенной прической, в приличных шмотках, с дорогим спиртным и фирменно-недобрым взглядом. Ну что, гадины? Живы еще? Ничего, будете сильно доставать - я это исправлю!
Шутка. Времена, когда я могла ненавидеть их, симпатизировать им, бояться их, давно растворились в подсознании, превратились в противное послевкусие и желание обрубить концы с минимальным ущербом для репутации.
Если бы не совместная учеба, что бы я делала в разношерстной компании теток с самого женского отделения самого безмужичкового факультета нашего теперь уже далеко не единственного университета? Ладно бы коллегами стали - можно о работе потрепаться. Но мы не стали коллегами. Практически никто.
Я родилась и выросла в те времена, когда вера в призвание была еще жива. Что-то мы такое хотели в себе отыскать и открыть, дети разных народов и разных социальных слоев, поступая в престижные вузы, диплом которых не давал никаких гарантий, кроме гарантии безработицы.
Но нам было плевать на трудоустройство. Мы видели себя покорителями умов и вершителями судеб. Что, разумеется, никакое образование обеспечить не может, а тем более в массовом порядке.
Вот и разбрелись дипломированные специалисты по истории искусств кто куда. В основном, конечно, замуж.
Я - единственная старая дева среди наших. И Медузе это очень нравится. Она аж облизывается, так ей хочется меня за неустроенность уесть. Потому и приходится отказываться от имиджа Безумной Карги. Хотя мне он очень нравится. Некоторые издатели прямо бездыханными валятся, когда я в этом образе прихожу гонорары требовать. Дескать, что за черт? Принимали-то беспомощную интеллигентную цацу, на сколько ни кинь, слова поперек не скажет - и вдруг за деньгами ЭТО заявляется...
ЭТО - сиречь Безумная Карга - действенная, но тяжелая роль. Противоположная моей собственной натуре. Она умеет то, чего не умею я. И не интересуется тем, что интересует меня. В частности, произведенным впечатлением. За выходки Безумной Карги мне всегда бывает неловко. Ее замашками я пользуюсь, придя к выводу: всё. Этих людей я вижу в последний раз. И хочу от них одного - получить по долгам. Которые, как известно, цаца, приятная во всех отношениях, не выжилит у работодателя, сколько ни ходи и ни делай жалостных глаз. Так с нами поступали в девяностые, так с нами поступают и сейчас. На многих поприщах. И особенно - на литературном.
Но я ж не деньги взыскивать, я общаться иду! Зачем мне Безумная Карга? После посещения обряда жертвоприношения Медузе, тьфу, после теплой встречи сокурсниц надо оставить у змей-подруженек впечатление крутой, но обаятельной. И я как всегда избегаю ответа на вопрос «Зачем?» - нет у меня ответа. Вот будет, тогда и дам.
В моем возрасте не заводят новых друзей на всю жизнь. В этом возрасте легче выйти замуж и даже родить ребенка, чем обзавестись надежным другом. Иногда мне жалко, что всякий, с кем я пыталась подружиться, оказывался еще одним отростком с головы Горгоны. Везет мне на ядоносную компанию. Жаль, что я по профессии не змеелов.
* * *
- И много за твои книги платят? - облизнулась подвыпившая Валюсик, уставив в меня орудийные жерла глаз. - Мне одолжить не сможешь? Тыщ двадцать баксов, а? Я отдам!
С возрастом Валюсик подрастеряла фарфоровую нежность юности и внешне все больше напоминала злобную свинку. Хотя ни пятнадцать лет назад, ни сегодня ее не интересовало ничего, кроме денег.
- Не дам, - покачала головой я. - Мне тогда самой на жизнь не хватит!
Отличная отмазка. Но сокурсница не оценила.
- Так мало платят, что даже на жизнь не хватает?! - и Валюсик скривила поросячье рыльце, изо всех сил имитируя задорную улыбку.
Я с обреченным лицом повела глазами в противоположную сторону. Там Венерой Виллендорфской восседала Жека, такая же любительница халявы. Только в отличие от Валюсика, десятый год собиравшей со знакомых дань на новую квартиру, Жека канючила не денег, а статей.
- Напиши-ка мне в журнал, дорогая, - загудела басом вторая «подруга дней моих суровых», - тебе, думаю, это будет интересно...
- А сколько заплатишь? - привычно срезала я ее на подлете.
- Ну, за деньги все пишут... - стушевалась Жека.
Я поднялась из-за стола, чувствуя себя пару раз укушенной и уже наполовину окаменевшей. Чего и ждать от Горгоны? После общения с элементами ее хаера я всегда цепенею и проходит много-много
