Аргентина, мой милый дон Оскар, Аргентина, привыкайте…
Разговоры на общие темы, связанные, так или иначе, с политическими мировоззрениями, продолжались ещё минут десять-пятнадцать, после чего началась самая заурядная попойка.
Солидным бронзовым ключом вождь Карлитос отомкнул не менее солидный сейф, до половины заполненный разнообразными стеклянными и керамическими ёмкостями. Девицы, исчезнув из комнаты на несколько минут, вернулись с блюдечками, на которых располагалась нехитрая аргентинская закуска: различные орешки, тоненькие ломтики сыра и вяленого мяса, оливки, фаршированные всякой экзотической разностью, дольки жёлтого лимона и зелёного лайма…
Оно и понеслось: яблочный и грушевый сидр, полноценно заменяющий в Аргентине французское шампанское, текила, граппа, канья, чёрный ямайский ром, встречные тосты, посвящённые величью и единству аргентинской нации…
Часа в четыре утра, в самый кульминационный момент торжества, когда юный Иван и молоденькая брюнетка прогнозируемо отправились в страну коварного Морфея, а вождь Карлитос и несгибаемый Крест со всей страстью переключились на техасский семикарточный покер, Анхен чуть заметно кивнула Денису в сторону входной двери. Что же, действительно, надо было поговорить. Поговорить серьёзно и вдумчиво…
Толстый охранник сладко похрапывал, обхватив могучими ручищами лохматую голову, пристроенную на толстой кипе журналов, посвящённых эффективной воспитательной работе с подрастающим поколением. Анхен, приложив палец к губам, на цыпочках проскользнула мимо спящего стража, бесшумно приоткрыла дверь во вторую комнату, призывно махнула Денису рукой.
Втора комната мало, чем отличалась от первой, разве что здесь было тщательно прибрано, ощущался определённый уют, а на стене висел большой поясной портрет прекрасной Эвы Перрон. На портрете покойная жена диктатора была похожа на одну из многочисленных мадонн Рафаэля: тонкие черты лица, изящные белоснежные руки, сплетённые пальцами перед грудью, и глаза…. Огромные печальные глаза.… До чего же печальные, Господи…
Анхен уверенно прошла в глубь помещения, привычно расположилась за столом в массивном деревянном кресле, спинка которого была щедро украшенном искусной резьбой — с сюжетами фашисткой направленности.
— Проходи, командир, будь как дома, — негромко на французском языке предложила старинная боевая подруга. — Это ведь мой личный кабинет, я нынче — заместитель вождя Карлитоса по всем идеологическим вопросам. Также отвечаю за общение с прессой и всем остальным внешним миром…
Денис, очень тихо насвистывая мелодию, услышанную несколько часов назад в «Милонге», вошёл в комнату, огляделся по сторонам, уселся на старенький стул, закурил, перевёл взгляд на Анхен.
— Рассматривай меня, дон Оскар, внимательно рассматривай, не стесняйся! Ничего, что я на «ты»? Имидж у меня нынче такой: грубоватая и отвязанная стервочка, фанатичка с ярко выраженными фашистскими взглядами…. Совсем не по образу мне «выкать». Ну, так как я тебе?
Фройляйн Мюллер (о том, что она до сих пор не замужем, Денис узнал из её личного дела, тщательно изученного ещё в Москве) за эти одиннадцать лет, прошедших с момента их расставания на Шпицбергене, разительно изменилась. Куда только подевалась та милая молоденькая девчушка, строящая из себя эмансипированную и независимую особу, но краснеющая по любому поводу и даже без такового? Сейчас перед ним сидела симпатичная зрелая женщина с холодным циничным взглядом красивых голубых глаз, прекрасно знающая себе цену и относящаяся к окружающему её миру с нотками печального пессимизма и лёгкого презрения.
— Хорошо выглядишь, — подбадривающее подмигнул Денис. — Только вот морщинка нехорошая прорезалась на лбу, вертикальная такая, грустная…. Это очень плохо. Тяжело пришлось?
Анхен улыбнулась в ответ: от таких улыбок сердце собеседника тут же леденеет — в приступе острой и нежной жалости к улыбающейся…
— Я ведь, командир, тогда, на Шпицбергене, влюблена была в тебя. Без памяти влюблена…. Всё понимала: что любимая жена у тебя, что мне ничего не светит, но ничего не могла с собой поделать. Потом ты уплыл.… Нет, лучше не буду вспоминать, а то заплачу ещё, а мне не полагается — по стервозному имиджу.… А сейчас вот знаю, что ты овдовел.… Извини, прими мои соболезнования! Так вот, знаю, но уже поздно: слишком много я накуролесила за эти годы…. Моральный облик уже не тот, не гожусь я тебе в верные жёны.… Не достойна, так сказать.… Опять же, дочка расстрелянного Лаврентия Берии, злейшего врага народа, законченного монстра и супостата.… Налей-ка мне рома, а то точно зареву, как натуральная белуга…. Бутылка, стаканы и рюмки стоят вон в том навесном шкафчике…
Денис торопливо поднялся со стула, достал из шкафчика бутылку с синей этикеткой, украшенной чёрными солидными якорями, набулькал янтарной жидкости в пузатые рюмашки, одну поставил перед девушкой (пардон, молодой и симпатичной женщиной!), другую зажал в своей ладони.
— Ну, чтобы сука-грусть быстро ушла и никогда уже не вернулась! — Анхен одним глотком опрокинула в себя огненную жидкость крепостью в пятьдесят шесть алкогольных градусов (судя по надписи на этикетке), чуть поморщилась, зажмурилась, посидела так с минутку и снова открыла глаза.
— Извини, командир! Вот увидела тебя и разнюнилась — как последняя баба…. Хотя, чего тут странного? Баба и есть! Ладно, проехали…. Как любил говаривать мой покойный папенька: — «Лирика в наших делах — совершенно неуместна!». Перехожу к делу…. Была переброшена в Аргентину в июле 1945 года. Легенда прежняя: врач госпиталя в военном гарнизоне городка Лонгьир, архипелаг Шпицберген, член НСДАП с 1942 года. Задание: внедрится в местную фашисткою организацию, собирать информацию, держать руку на пульсе, неустанно бдить…. Отдельное задание: поддерживать контакты (под эгидой этого долбанного «Национального антикоммунистического командования») со всевозможными фашистскими недобитками, переехавшими сюда из Европы, составлять на них, гнид позорных, подробное досье, сортировать по степени гадливости и странам, вести развёрнутую картотеку. Я и веду, причём, совершенно легально, типа — для укрепления связей «Командования» с идеологическими братьями и сёстрами, встречи провожу, всякие семинары и конференции…. Не знаю только вот: нашим-то это надо? За прошедшее время никто моими сведениями не воспользовался, так все эти фашистские гады и разгуливают по Южной Америке — словно по родимому Фатерлянду, никого ещё не шлёпнули. Вот, дон Оскар, ты же считаешься серьёзным диверсантом…. Может, тебе эта писанина пригодится? Если что — забирай, у меня, на всякий случай, всё в трёх экземплярах оформлено.
— Почему бы и нет? — Денис ненадолго задумался. — У тебя же эти гадёныши и по странам рассортированы? Вот по Парагваю мне и подготовь информацию…. Только не по всем тамошним наци, я слышал, что их в Парагвае — как собак нерезаных. Только выборочно: адреса всех крупных поселений, адреса самых одиозных персоналий…. Не торопись, я сегодня вечером часов в девять заскочу и заберу. Легально заберу, мол, генерал Франко просил отыскать кое-кого из идейных соратников, вот и ищу всякие следы и следочки…
Анхен заметно оживилась:
— Командир, раз по-настоящему горячее дело намечается, может, возьмёшь меня с собой в Парагвай? Засиделась я здесь на этой бумажной работе, скучно, хоть волком вой…. Встряхнуться хочется, пострелять немного, бурную молодость вспомнить. А? Возьмешь?
— Извини, не получится! — Денис чуть поморщился. — И не спеши огорчаться, тут для тебя будет одно важное задание, так что, скучать не придётся. Какое? А вот вечером всё и объясню, в подробностях…. Давай, пока поговорим на общие темы. Вот, например, по поводу Ивана Сервантеса: он что, действительно, идейный фашист, или как? И вот эти твои отношения с ним.… Извини, конечно, но мне надо всё это знать чисто для дела, не более…
Анхен понимающе кивнула головой, достала из ящика письменного стола тонкую, очень длинную сигарету, вставила в чёрный мундштук, прикурила.
— Да, какой из нашего Вани — фашист? Это он так, сугубо от серой скуки…. Некуда силы недюжинные приложить, нет дела настоящего, вот и мается молодой сеньор откровенной дурью. А вот эти мои интимные отношения с ним.… Во-первых, для Аргентины это совершенно нормально, когда опытная незамужняя женщина берёт под свою опеку — во всех смыслах — многообещающего горячего юнца. Это, если хочешь знать, даже считается хорошим тоном. Дело, безусловно, полезное для обеих сторон. Вот…. А во-вторых,
