Путь был не близок — километров пятнадцать с гаком, но чувство неутолённой мести клокотало в гусарской груди почище, чем вулканическая лава в жерле Везувия — в день гибели Помпеи.
Согласно заранее выработанной диспозиции, основная масса мстителей занялась бескровной нейтрализацией конторских служащих — бухгалтера, бригадира, агронома и прочая. Я же удостоился чести сопровождать ротмистра в самое логово коварного врага.
Одним могучим пинком ноги Бернд снёс с петель хлипкую дверь председательского кабинета, и, мы смело проследовали внутрь.
— Это что ещё за фокусы? Вы кто такие? А ну-ка предъявите ваши документы! -
Медведем взревел председатель Пал Иваныч, мужик отнюдь не хилый.
Впрочем, тут же и примолк — это ротмистр картинно достал из внутреннего кармана обрез, страшно клацнул хорошо смазанным затвором, и в полной тишине, небрежно, цедя слова сквозь зубы, поинтересовался:
— Как Вы сказали, уважаемый? Ваши документы? Помнишь, Андрюха, фильм такой — 'Рождённая революцией'? А эпизод шикарный — входят два отморозка в кабинет к комиссару, а тот их и спрашивает: 'Ваш мандат'? А тот, что повыше, просит своего товарища: 'Козырь — наш мандат'?
Я, конечно, отвечаю, что помню этот эпизод очень даже хорошо.
— Давайте, гражданин, повторим, — обращается Бернд к опешившему председателю, не сводящего испуганного взгляда с обреза, — Ну, спросите ещё раз: 'Ваш мандат, товарищи'? Ну, гнида вороватая, долго я буду ждать?
— Э…э. Товарищи, а где ваш мандат?
— Козырь, а наш мандат? — Радостно восклицает ротмистр.
В точности, как в том известном фильме, я медленно подхожу к председателю и сильно бью последнему между глаз. Мужик отлетает метров на пять и медленно сползает по стене, непритворно закатив глаза.
— Заставь дурака богу молится, он и председателя замочит, — недовольно ворчит Бернд в мой адрес, старательно поливая голову председателя водой из пузатого графина.
Пал Иваныч медленно приходит и в себя, и в ту же секунду ощущает под кадыком холодное дуло обреза.
— Будешь ещё, сука оппортунистическая, воровать картошку студенческую, которая потом, мозолями и спинами усталыми им достаётся? — с пафосом вопрошает ротмистр.
Председатель тихонечко вертит головой из стороны в сторону, что-то мычит и сучит ногами, обутыми в кирзовые сапоги пятидесятого размера.
— Ладно, на первый раз — верю, — успокаивается, наконец, ротмистр и отводит дуло обреза в сторону, — А мешки с картошкой украденные — всего двести двадцать штук по сорок килограмм в каждом — вернёшь. В другом месте украдёшь — но, вернёшь! Пошли, Андрюха, отсюда скорей — на свежий воздух, а то похоже, наш вороватый друг обрезаться изволили.
Уходим с чувством глубочайшего удовлетворения и с верой в высшую справедливость.
И что же Вы думаете?
По прошествии месяца наша славная бригада выиграла таки соревнование — и диплом памятный получили, и премию денежную.
Премию, впрочем, Бернд никому на руки выдавать не стал, мотивируя этот поступок следующей сентенцией:
— Деньги, заработанные потом и кровью, в боях с грязными супостатами, тратить на меркантильное потребительство пошло и отвратительно. Поэтому — в субботу все встречаемся в 'Белой Лошади' — гуляем с шиком гусарским — заработали это право в боях честных. А обрез свой я ресторанным ребятам подарю, у них чего только по стенкам не висит — колёса, сёдла, шпоры, попоны — и обрезу там место найдётся, как- никак — вещь легендарная.
Но, забыл Бернд простую истину — долог и непредсказуем путь к последнему причалу, и всякого на этом пути ещё может случиться.
Славно в 'Белой Лошади' посидели. Для тех, кто не знает — ресторанов разнообразных и дорогущих в Ленинграде в 1981-ом было — до бесу.
А пивной ресторан с ценами приемлемыми — всего один — 'Белая Лошадь'.
А меню какое: шесть сортов пива разливного — вещь для тех времён — неслыханная; а названия блюд — 'Щи по-гусарски', 'Колбаска-гриль по-славянски', например?
Попасть в такое заведение — куда как непросто, очередь за месяц занимать приходилось.
Но ротмистр у нас — не просто так чувак — а серебряный призёр ГДР по конной выездке, с самим Ростоцким-младшим за руку здоровается. Поэтому — пускают нашу банду по первому свистку, и обслуживают по высшему разряду.
Но, конец вечера был испорчен безнадёжно.
Выяснилось, что Бернд обрез — вещь раритетную и легендарную, в подарок ресторану предназначавшуюся, забыл в деревне безымянной, под койкой своей — в портфеле потрёпанном.
Что делать? Решили горячку не пороть, а проблему возникшую решать не спеша, комплексно, с выдумкой нетривиальной.
Почему, собственно говоря, не встретить очередной Новый Год в этой самой деревушке, всеми позабытой? Заодно — и обрез заберём. А год то наступающий, тем более, счастливым намечался. Помните, у Андрея Вознесенского:
'Девятнадцать — восемьдесят два — по идее — счастливый номер'?
Решили единогласно — поедем непременно.
Но вот наступает тридцатое декабря — день отъезда, и на Московский вокзал, к отправляющемуся поезду, приходят всего трое — я, Генка Банкин, и Надежда с РГ.
У остальных — уважительные причины: К Бернду жена приехала, наполовину — француженка, на половину — полька, зовут Мари; у Михася — родственники на праздники в Ленинград пожаловали, к Ленке — жених из лётного училища на побывку прибыл, у Лёхи — соревнования по каратэ, ну, и тому подобное….
С одной стороны плохо — распался дружный коллектив под напором бытовых заморочек, с другой — некоторые задачи мобильным группам и решать проще, чем громоздким соединениям войсковым — азбука полевая.
Выезжаем, по юношеской наивности, налегке, планируя затариться необходимым провиантом и всем прочим — на месте назначения.
Но утром 31-го на крохотной железнодорожной станции, то бишь — перевалочном пункте — хоть шаром покати. С громадным трудом достаём пять банок тушёнки, килограмм коричневых развесных макарон, две буханки хлеба, шмат сала и бутылку вермута. Причём, не нашего — крепкого дешёвого, а импортного, незнакомого, дорогущего — Martini называется.
Уже находясь на низком старте, неожиданно встречаем старого знакомого 'по картошке' — Митька, приснопамятного водителя кобылы.
— Ребята, родные! Каким ветром к нам? А тут к вечеру по радио — минус тридцать два обещают! — Митёк, как всегда, немного пьян и очень много радушен.
Узнав о наших планах, Митёк тут же становится непривычно серьёзным:
— Не, до Места (даже он, местный старожил, уже напрочь забыл название деревни) вам так просто
