гермошлема Тихой с кривощеким от неизменной конфеты лицом. Можно было разобрать фразы Михеича: «Все в порядке», «Продолжаем». Так что изображение было, голоса — были. Но уж чего было поистине много, так это запахов.
— Помнишь сказку Андерсена «Свинопас»? — шепотом спросила Аню Заряна. — Мы сейчас похожи на фрейлин над волшебным горшочком, из которого доносятся запахи всех кухонь Флюидуса.
Потом голоса стали неразборчивы, изображение пошло зигзагами, а было там как раз что-то интересное, потому что Тихая тыкала рукой в чащобу, а Михеич и Сергеев лезли по стволам в ту сторону — Михеич вроде бы даже быстрее и ловчее молодого Сергеева.
Вернулись они уже к вечеру, и оказалось: в то время как на экране изображение пошло зигзагами, была в районе экспедиции электромагнитная встряска, а Тихая якобы видела живое существо. Это и все, что успел сообщить Михеич, потому что ими сразу же занялись Заряна и врач-робот по прозвищу Кузя.
Утром, когда наконец собрались вместе, Тихая подтвердила:
— Видела. Чуяла.
А Михеич и Сергеев ничего не видели, хотя находились рядом.
Сергеев даже сказал, кашлянув:
— Позвольте мне все-таки усомниться.
Верила ли Тихой Аня? То верила, то не верила. А так заманчиво было поверить! Не говоря уж о том, как замечательно было бы впервые вне Земли обнаружить животных, Аня еще и за честь своих старушек болела. Эх, если бы Тихая говорила пограмотнее, покультурнее! Но она держалась так, словно совершенно не интересовалась, верят ли ей. И твердила свое, баснословное — что видела не кого-нибудь, а «черта, дьявола, сатану»!
Михеич и Козмиди дотошно расспрашивали, почему она говорит «дьявол», почему — «сатана»? Козмиди даже не шутил при этом.
— Потому что он и есть сатана, — отвечала старуха. — Лохматый, глаза — вот такущие, ноги туды- сюды коленками торчат — тьфу, противная гадина, на коленки его смотреть не могу! Горбатый, дьявол, впр
— Какие рога? — тут же быстро переспрашивал Михеич и показывал на экране рога разной формы: козлиные, коровьи, носорожьи.
— Не, не такое — роги взад-вперед ходют.
— Ага, подвижные, — говорил Михеич и кивал Козмиди, чтобы тот рисовал.
— Какого размера животное? — спрашивала Заряна.
— Одно тулово или вместе с руками-ногами? — деловито спрашивала старуха. Аня даже подозревала, что она выгадывает время, чтобы лучше сообразить. — Ну, значит. Тулово поменьше человечьего, ноги подлиньше, а руки покороче будут. Только у него и ноги, как руки.
— Объясните, как это.
Аня подумала, что Тихую хотят поймать, и опередила старуху:
— Да хотя бы как у обезьяны!
Но Тихая оборвала Аню:
— Скажешь тоже — как у обезьяны! У обезьяны лапы в шерсти, а у этого — голые, длинные, противные, с ногтями, да и пальцев поменьше будет, А и ног — может, две, а может и больше. У, дьявол.
— Но у дьявола же только две, — обиженно заметила Аня.
— А ты видала дьявола? Скажи, Михеич, девчонке, пусть не перебивает!
Но когда Тихая сказала задумчиво, что и «одежка» у дьявола есть, Аня невольно фыркнула. Никто, однако, не смеялся. Михеич спросил, какая же «одежка» — что-нибудь вроде лат или кольчуги?
— Не, — покачала головой Тихая. — Длинная пе… — тьфу ты! — пелерина. А точнее сказать, накидка. Или попонка
— А может, крылья?
— Не крылья! Крылья — они, как руки, крылья — они в перьях, а это — сборкою.
— Не такое вот? — рисовал Михеич что-то похожее на дельтоплан или птерозавра.
Тихая посмотрела и согласилась снисходительно:
— Немного смахивает.
Аня вспомнила: однажды ей показывали, как следователи составляют портрет преступника, подвигая на овал лица то одни глаза, то другие, потом так же — нос и рот.
«Верят ли Тихой?» — все не могла она успокоиться.
Об этом и зашел разговор, когда Тихая рассказала все, что видела и помнила.
Маазик сказал задумчиво:
— Если Тихая в самом деле видит «в запахе», она могла разглядеть то, чего не заметили другие. Но не могут все части тела пахнуть одинаково сильно, и поэтому такой портрет может быть очень искаженным.
— Однако ведь и освещено тело бывает по-разному, но мы его воспринимаем верно, целиком, — возразила Заряна.
— Наше восприятие на Земле корректирует многовековой земной опыт.
— Но и у Тихой есть земной опыт восприятия запахов…
«Молодец, Заряна!» — успела еще подумать Аня, прежде чем новая, очень важная мысль пришла ей в голову.
— Послушайте, — сказала она, — когда бабушке Матильде очень докучают запахи, я завешиваю окно шторой.
— Подождите, Аня, — сказал строго Сергей Сергеевич, — здесь разговор серьезный и совсем о другом.
Но Аня даже не обиделась.
— Вот вы все на свете помните! — стремительно обернулась она к Маазику. — Скажите, что говорил Фабр о запахах?
— Постойте-постойте! Там, где он говорит о грибах?
— Да-да! О грибе-роевике и еще о каком-то!
— Минутку! Так-так… Что гриб не светится, не фосфоресцирует, однако оказывает на фотопластинки такое же действие, как свет. Да-да! У него просто сильный, неприятный запах. А действует он, как свет.
— Слушайте, слушайте! — крикнула Аня, хотя все и так слушали.
— Далее Фабр пишет, что, возможно, в запахе, как в свете, есть свои лучи.
— Вы понимаете? — вскочила, размахивая руками, Аня. — Обычно запахи вызываются отделением частиц вещества. Но, может быть, есть и такие запахи, которые вызываются колебаниями. Представляете? Может, у запаха, как у света, двойная природа! Может, запах, как электричество, как магнит, имеет свое поле!
В первый раз в жизни Аня высказывала гипотезу, предположение, и даже дрожала вся от волнения и восторга. Вот когда она поняла преданность Фимы науке!
— И тогда Тихая, — продолжала она возбужденно, — буквально видит носом, как мы глазами! И тогда понятно, как в нашем изолированном корабле могли возникнуть запахи!
— Что ж, — сказал неуверенно Сергей Сергеевич, — у этой гипотезы есть свои основания.
А Володин хмыкнул совсем не насмешливо.
Но Михеич положил конец восторгам:
— Предположим, Тихая видит запахи, как мы свет. Но ведь и мы все, с нашим обычным человеческим обонянием, слышали в тот раз запахи на корабле. А этого твоя гипотеза, старушка, не объясняет.
В следующие дни Аня частенько разглядывала «портрет», нарисованный Козмиди со слов Тихой.
— Как по-вашему, Тихая в самом деле видела? Вы ей верите? — пытала она Заряну.
— Разве это научное слово — «верить»? — смеялась Заряна, но отвечала серьезно: — И верю, и не верю. Во-первых, в сумятице бликов и запахов легко ошибиться даже такому острому наблюдателю, как
