проверить, можно ли его стащить с отмели, а заодно — нет ли там какого-нибудь раненого пирата. Допросим, вдруг узнаем что-нибудь полезное. Абордажной партией назначаю командовать… — дон Орио запнулся в раздумье.
— Сеньор капитан, прошу разрешения возглавить атаку вражеского судна! — сделав шаг вперед, отчеканил лейтенант де ла Вега.
Капитан едва сдержал гримасу отвращения при виде того, как враз помрачнел и осунулся Аррано.
Ну конечно, ведь два лично захваченных в одном бою вражеских судна — это золотой Морской Крест. И наплевать, что захватывать придется брошенную пиратами лохань, выбросившуюся на мель! Молодой петушок получит награду, какую и сам Ронкадор не имеет! А ведь он хотел послать старика да Нуньес — у того бы это был двадцать пятый абордаж, и тогда Орио представил бы старого служаку еще и к почетному золотому оружию, дающему право на повышение в звании и двойную пенсию. Да и призовые деньги будут нелишними…
Но ведь невозможно отказать добровольно вызвавшемуся без объяснений причины. Так гласят уставы и, что важнее, обычаи, и уж тем паче — непозволительно ссориться с родственником вице- короля.
— Хорошо, лейтенант, возьмите десяток матросов и действуйте.
А про себя Орио подумал: очень жаль, что нет в Эгерии ордена Ушей Дохлого Осла или Бараньей Головы — вот к ним бы он маркиза представил с огромным удовольствием!
А корабельный нотариус, младший лейтенант Бальбоа, своим безупречным почерком сделал соответствующую запись в боевом журнале:
«В три часа пополудни, лейтенант Эрнан де ла Вега направлен на захват разбойничьего корабля, по собственной охоте и приказом дона капитана».
…Пиратский шлюп встретил их мертвой тишиной. Той самой, что позволяет опытному уху отличить по-настоящему безлюдное место. Той, в которой тихий скрип дерева и плеск воды о борта кажется почему- то зловещим, заставляя вздрагивать.
Перебравшись на перекосившуюся палубу и выругавшись вполголоса по поводу изгвазданного в смоле мундира, маркиз Себальес внимательно огляделся, прислушиваясь.
Никого. Следы, ведущие от линии прибоя к пальмовым зарослям, распахнутые люки, обвисшие паруса…
— Господин лейтенант, — окликнул его кто-то из матросов, уже немолодой, с бляхой десятника на кожаном гайтане, — дозвольте сказать. Надо бы в трюм, проверить, как там вода… Чтобы, значит, ежели что, сперва кораблик починить, а потом стаскивать с мели.
Де ла Вега лишь махнул рукой, машинально поднося флакон к аристократическому носу — хотя корабль не так уж и вонял, во всяком случае, с шаурмой не сравнить.
Пусть мужланы делают, что положено, в мыслях пересчитывая призовые деньги, — он выше этого. Ведь сегодня заслужил не что-нибудь, а золотой Морской Крест с мечами, какой имеют лишь участники больших морских битв! Ни у кого из его предков этой награды не было! Конечно, это не орден Алькантары, знак которого можно получить лишь уцелев в по-настоящему смертельной битве, и не орден Единорога — высшая награда королевства. Но ведь он служит всего-то три года!
Кстати, о службе, ею тоже не надо пренебрегать.
— Эй, — вскричал он, — в каюты не соваться! Сначала я все осмотрю — мало ли!
Дело, конечно, не в том, что по уставу войти в каюту капитана захваченного корабля первым должен старший по званию.
Вполне возможно, пираты не успели унести свои сокровища, и следует позаботиться, чтобы награбленное золото не прошло мимо казны. От матросни всего можно ожидать!
Через минуту он уже стоял перед дверью капитанской каюты. Маркиз решительно потянул ее за ручку. Та не подалась. Де ла Вега дернул ее сильнее, и она жалобно треснув, распахнулась. И одновременно где-то неподалеку раздался звук, превративший его в камень, — жужжание колесцового замка.
«Карамба! Засада!» — еще подумал маркиз, но тут разглядел привязанный к дверной ручке и уходящий куда-то линь и понял…
А в следующий миг взведенная аркебуза, вставленная дулом в дыру, пробитую в бочонке с порохом, — последний сюрприз, оставленный корсарами победителям, — разрядилась.
Дважды… нет теперь уже трижды за свою жизнь видел дон Орио, как взрывается крюйт-камера, слава Эллу, издалека.
Сперва беззвучно возносится вверх столб пламени, разнося надстройки и вспучивая палубу, потом все скрывает черно-бурый дым, растекаясь мохнатым облаком, вспыхивают огненными бабочками паруса и валятся мачты.
И лишь потом молотом по наковальне бьет многоголосый грохот, под который и уходят под воду полыхающие останки, считанные мгновения назад бывшие гордым боевым фрегатом или галеоном, унося и мертвых, и еще живых — если остались.
Вот и теперь…
Не заботясь уже о том, как выглядит он сейчас — с отвалившейся челюстью и остекленевшими глазами, чувствовал дон Орио, как обрываются последние нити, на которых зависли над пропастью его генеральские аксельбанты, его ордена и вся последующая карьера флотоводца и воина — все, что он уже считал своим.
Нечеловеческим усилием воли удержался в тот миг капитан, чтобы не рухнуть на колени и не завыть, или не начать рубить шпагой резную балюстраду мостика.
Но длилось это какие-то секунды.
А потом дон Орио де Ронкадор вновь стал самим собой — образцовым офицером и командиром лучшего галеона колониального флота Эгерии. Четко осознающим, что помочь ему может лишь одно — он должен высадиться на берег и любой ценой захватить Игерну, Эохайда и, главное, проклятого епископа.
Тогда, вероятно, вице-король не станет вымещать на нем горе от потери любимого племянника, удовольствовавшись казнями морских разбойников.
Да, в эту минуту Ронкадор больше всего хотел увидеть Эохайда и Бесстыжую на колесе, на площади в Геоанадакано. И он сделает все, чтобы доставить их туда.
— Тише!! — рявкнул вдруг старший, рыжий мужик с обожженным лицом.
Идущий в тыловом охранении десяток Карра Джиго, по прозвищу Палёный, дружно замер. Откуда-то из-за спин долетали гулкие удары. Вот они смолкли. Протекли напряженные минуты, и вновь глухой гудящий гром, как будто рвали парус.
По выработанной веками войн и стычек в джунглях традиции, в глубоком тылу обычно оставляли небольшой отряд, который должен был в случае, если объявится преследователь, заранее поднять тревогу, учинив пальбу и шум.
Циничная воинская мораль обрекала малочисленных бойцов на заклание, чтобы спасти оставшихся, и люди этой земли приняли правила игры, иначе было нельзя. Но сейчас было нечто другое — похоже, что-то происходило на месте высадки.
А тут уже идет совсем другой расклад, потому как если что-то случится с кораблями, то пиши пропало…
Все еще могло повернуться по-иному, но командир десятка не решился поднимать тревогу сразу, а задумал сперва проверить, что там происходит. И весь отряд двинулся скорым шагом назад…
Ведь всего лишь час-полтора отделяли их от берега, и они вполне успевали догнать медленно ползущую в джунглях гусеницу отряда…
И в самом деле, через час запыхавшиеся пираты осторожно, волчьим шагом, не высовываясь на открытое место, прячась за деревьями, приблизились к границе леса…
— Вот это да!
Сквозь ветви папоротниковой пальмы была видна синяя гладь моря.
На ней покачивались три корабля, два из которых явно побывали в жестокой переделке.
