– Не смейте так говорить, – разозлился Самедов. – Я, между прочим, с ним никогда не спорил. И никогда не ругался.
– Это вы на меня намекаете? – понял Резо. – Я действительно с ним спорил. Но это ничего не значит. Я и сейчас считаю, что я был прав. Абсолютно прав. И ничего не изменилось. Та концепция, которой придерживался Максудов, был ошибочной.
– Давайте не будем сейчас об этом вспоминать, – примирительно предложил Николай, – он погиб, и его уже не вернуть. Нам нужно думать, как быть дальше. И как нам дальше работать. У Сарвара был пятьдесят один процент акций. Это большая сумма. Может, нам помочь его вдове и постепенно выкупить все акции. Разумеется, не по номиналу, как делали некоторые, пользуясь своим положением, а по реальной стоимости, чтобы она ничего не потеряла.
– Это очень благородно с твоей стороны, – услышали они голос спускающейся по лестнице Малики, – только я не собираюсь ничего продавать.
Она переоделась в темное длинное платье. Смыла всю косметику. И сразу постарела лет на десять.
– Обсуждаете, как поделить акции моего мужа? – печально спросила она, сев во главе стола, где обычно сидел ее супруг. – Как это говорится в пословице? Когда умирают лошади, у собак бывает праздник.
– Не нужно нас оскорблять, – поморщился Самедов, – мы ничего не обсуждаем. Николай хочет спасти компанию «МСИ» от гибели. И он предложил выкупить ваши акции по реальной цене. Это очень большие деньги, Малика-ханум. И мы готовы выплатить их вам частями. Чтобы вы ничего не потеряли. Я думаю, что это справедливо и правильно.
– И сколько процентов вы лично хотите получить? – спросила она.
– Сколько вы захотите продать, – ответил Самедов, – сколько посчитаете нужным. Никто вас не принуждает. Можете оставить все акции у себя и доверить кому-нибудь из нас представлять вас в совете директоров, если мы его создадим. Или консолидированно голосовать всем пакетом от вашего имени. А можете продать часть акций или весь пакет. Только сумма получается очень большая, и нам придется брать большие кредиты в банках.
– А ты, Николай, сколько хочешь? – поинтересовалась Малика. – Наверно, только двадцать процентов и плюс одну акцию, чтобы иметь контрольный пакет. Верно?
– Ну зачем ты так, – нахмурился Николай, – я от чистого сердца говорю. Чтобы все было по-людски. А ты меня так обижаешь. Я понимаю, что сегодня с тобой лучше на эту тему не говорить. Но только ты пойми нас правильно. Это бизнес, здесь не может быть остановки. Как только завтра все узнают о смерти Сарвара Максудова, реальная стоимость акций сразу пойдет вниз. Если мы завтра же не скажем, как будем исправлять ситуацию и кто будет владеть контрольным пакетом Максудова, стоимость акций упадет в пять или в десять раз. И мы все станем просто нищими.
– Это единственное, что вас волнует, – горько сказала Малика.
– Нас волнует и твое благосостояние тоже, – возразил Николай, – поэтому мы и собрались. Ты тоже можешь все потерять. Разве это будет честно по отношению к памяти Сарвара?
– Что вам нужно? – устало спросила Малика.
– Нам нужно уже сегодня решить, как нам быть, – жестко заявил Николай, – завтра утром откроются биржи. Предположим, что завтра там еще ничего не будут знать. Но уже послезавтра появятся подробности убийства. И наши акции полетят вниз с таким грохотом, что мы просто потеряем компанию. Что в таком случае мы будем делать?
– У тебя есть конкретные предложения? – уточнила Малика.
– Да. Завтра утром мы должны поехать к нотариусу, и ты должна немедленно передать в доверительное пользование весь пакет своих акций. Или его продать. Или разделить его между нами, если ты не веришь кому-то одному. Но все наши поставщики и смежники должны знать, что в компании все в порядке и все находится под контролем.
Самедов согласно кивнул головой. Дронго наблюдал за ними молча, удивляясь человеческой природе. Эка поморщилась, но ничего не сказала. Резо молчал.
– Почему молчит господин Джанашвили? – спросил Николай. – Может, вы тоже что-нибудь скажете?
– Некрасиво все это, – выдала вместо мужа Эка, – очень суетливо и некрасиво. Сарвара только сегодня убили, а вы уже отнимаете у его вдовы весь контрольный пакет.
– В таком случае пусть Малика оформит пакет на ваше имя, – сдерживая злость, предложил Николай, – а мы будем наблюдать, как лично вы будете руководить компанией.
– Я этого не говорила, – тихо ответила Эка, – и я понимаю, почему вы так настаиваете. Но чисто по- человечески...
– Если мы будем руководствоваться чисто человеческими мотивами, то потеряем миллионов тридцать или сорок. Очень большая цена за нашу человечность, – зло перебил ее Николай, – и я все-таки хочу послушать, что скажет господин Джанашвили?
– Я ничего не буду говорить, – неожиданно сказал Резо, – конечно, я понимаю, что вы правы. Конечно, я понимаю, что нужно срочно решать, как быть с контрольным пакетом акций, который принадлежит семье Максудовых. Конечно, я понимаю, что завтра или послезавтра на бирже все обвалится. Но я не знаю, как я должен поступать в этой ситуации. Просто не знаю.
– Тогда давайте сидеть и ничего не делать, – предложил Николай, – и пусть все летит к чертовой бабушке. В конце концов, люди мы богатые, у каждого есть своя недвижимость, свои деньги в загашнике. Давайте развалим компанию и разбежимся.
– Я этого не говорил, – возразил Резо. После нескольких чашек кофе и двух таблеток аспирина он чувствовал себя гораздо лучше.
– Ну и что тогда?! – не выдержав, закричал Николай. – Скажите, наконец, что-нибудь дельное. Мы же не можем здесь сидеть и ждать, пока наши акции упадут в десять или в сто раз. Неужели это вам всем не понятно?
Все молчали.
– Не кричи, – попросила Малика, – давайте спокойнее. Я понимаю, о чем ты мне говоришь. Если так нужно, то завтра я поеду в банк или к нотариусу. И передам вам контрольный пакет акций. Как ты сказал, в доверительное управление.
– Хорошо, – не смог сдержать довольной улыбки Николай.
– Только не тебе лично, – добавила Малика, – а всем троим. Я не знаю, что сегодня здесь произошло и кто убил моего мужа. Но я понимаю, что это было кому-то выгодно. Поэтому я не хочу, чтобы возможный убийца мог получить какую-то выгоду. Я сделаю доверителями вас всех троих. Вы сможете управлять только вместе или вообще ничего не получите.
– Ты с ума сошла? – очень тихо спросил Николай. – Это невозможно!
– Не нужно нас обижать недоверием, – вмешался Самедов, – это даже не совсем этично.
– Подождите, – решив, что настала пора вмешаться, сказал Дронго, – подождите одну минуту. Дело в том, что я, похоже, единственный юрист среди вас. Профессиональный юрист. Я ведь не только эксперт по вопросам преступности, в свое время я оканчивал юридический факультет и неплохо знаю законы. Дело в том, что Малика абсолютно права. Можно оформить пакет таким образом, что вы все вместе будете представлять интересы семьи Максудовых в этой компании. Или разделить контрольный пакет на три части.
– Мне это больше нравится, – сразу сказал Резо, – лучше разделить контрольный пакет. И тогда у каждого будет право голоса.
– Что вы говорите? – окончательно разозлился Николай. – Если мы разделим контрольный пакет, то в компании начнется настоящий хаос, раздрай. Никто не сможет блокировать глупое или непродуманное решение остальных. Даже у меня будет только сорок семь процентов. Так нельзя, это неправильно.
– Почему нельзя? – спросил Резо. – Я, конечно, не юрист по профессии, а историк. Но почему нельзя? Мы ведь не ООН, где у нескольких крупных держав должно быть право «вето». Давайте жить по демократическим принципам. Каждый раз будем голосовать. И если пятьдесят три процента будут «за», а вы, Николай, «против», то будет проходить решение большинства.
Николай взглянул на Самедова.
