При всей вальяжности и напыщенности глаз у Перегуды был острым.
— С милицией воюешь? — спросил он издали.
— Я? Боже сохрани! Я вообще ни с кем не воюю, — заявил Павел таким тоном, что и полный дурак понял бы. врет. Причем врет нагло, с вызовом. — Я человек мирный и законопослушный.
Словно в ответ на его заявление сзади застонали, но Павел даже не обернулся, словно это его никоим образом не касалось.
— Ну конечно, — похожим тоном согласился Перегуда и протянул руку для пожатия. — Ну здравствуй.
Павел с приветствием спешить не стал.
— Что вам надо?
— Поговорить. — Протянутая рука все еще оставалась на весу. — Или ты против? Даже руки не подаешь. Чем это я перед тобой провинился?
— Здравствуйте, — наконец поздоровался Павел и ответил на рукопожатие.
— Ну вот и славно. Виктор, — Перегуда обернулся к крепышу, стоящему за его левым плечом, — разберись тут, объясни ситуацию, а мы пока в машине побеседуем.
Виктор, флегматично кивнув, обошел их, глядя за спину Павла и одновременно что-то доставая из кармана. Интересно. Неужто добивать станет?
— А если я не захочу?
— Что именно?
— Например, в машину садиться.
Перегуда отчего-то посмотрел вверх и обвел взглядом окна.
— Холодновато здесь, — вынес он вердикт. — Да и любопытных много.
Павел обернулся. В окнах действительно маячили два-три лица — кто же пропустит такое шоу! А крепыш наклонился как раз над тем, в кожаной куртке, удобной в уличной драке и при захвате опасного преступника, и тихонько бил по щекам стонущего человека.
— Чем это вы его? — посмотрел он на Павла.
— Кирпичом, — буркнул тот и отвернулся. Смотреть на все это ему было неприятно. — Ладно, пошли в машину.
— А ты молодец, — одобрительно сказал Перегуда, когда они прошли с половину расстояния до лимузина.
— Чем это?
— Таких дел наворотил. Павел остановился.
— Что вы имеете в виду?
— Уж больно ты горяч. Пошли-пошли. Потом будем разбираться. Сейчас надо твои проблемы решать, пока не поздно.
— И что, решите? — с вызовом спросил Павел.
— А то как же. Обязательно решу. Как поговорил с Горниным, так и понял, что тебя надо выручать. Причем срочно.
— Вы обо мне с Горниным говорили? — не поверил Павел. Слышать такое было странно.
— Обязательно говорил. — Перегуда распахнул дверцу. — Залезай.
Павел, пригнувшись, забрался в пахнущий дорогой кожей и хорошим табаком салон. Здесь было тепло и удобно, коричневая лайка, обтягивающая сиденья, манила и одновременно предостерегала, что посторонним, босоте всякой, здесь не место.
Усевшись рядом, Перегуда закинул ногу на ногу и предложил, кивнув на мини-бар:
— Коньячку? Или чего попроще?
— Я вам не верю.
— По поводу коньяка? Тут можешь не сомневаться. Все настоящее, с гарантией. Поставщик собственной душой клянется, что каждая бутылка получена им лично у производителя. Правда, такая работа без посредников обходится мне не так и дешево, зато я знаю, что не отравлюсь сам и мои друзья тоже.
— Я не об этом.
— О Петровиче? Понимаю. Только зря ты так, зря. Нет, честное слово. Я ведь хорошо к тебе отношусь. И всегда хорошо относился. Просто… — Он сделал неопределенный, но изящный жест. — Просто обстоятельства так сложились. Только и всего. А Петрович что ж — простая душа. По большому счету, по гамбургскому, как говорится, он мало что может. По сути — ничего. Ну что за мелкотемье такое? Ну? Глупости все. Суета и томленье духа. И что самое главное, он сам это понимает даже лучше, чем кто бы то ни было. Импотенция, Паша, это страшная вещь. Как физическая, так и — особенно — духовная. Она разрушает человека и корежит психику.
— Сколько? — спросил Павел.
— Что?
— За лекцию с меня сколько?
— Пустяки. Сочтемся, — небрежно отмахнулся Перегуда. — А что касается Горнина… Слушай, давай потом. Закончим сейчас здесь, поедем ко мне домой…
— Нет. Не поедем.
— Брось. Аллы нет, она давно уже живет самостоятельно. В последнее время я вообще ее редко вижу. Так, созваниваемся иногда.
— Все равно.
Перегуда повернулся и посмотрел Павлу в глаза. Он не давил — нет. Даже не пытался. Просто посмотрел. А потом, найдя на ощупь клавишу, поднял стекло, отгораживающее салон от водительского места.
Нагнулся, достал из бара хрустальную бутылку с коньяком, разлил по бокалам, один отдал, просто всунул Павлу в руку, второй взял сам.
— Давай по капле за встречу, — предложил он.
— Я знаю эти ваши фокусы.
— Не дури. Мы пьем с тобой из одной бутылки. Хочешь, можем обменяться. Или я у тебя пригублю.
— Нет.
— В конце концов, ты можешь сам проверить. Ты же можешь? — спросил он с нажимом на последнее слово.
Павел плотнее обхватил бокал и «вчитался» в жидкость. В ней было много солнца и труда, столетний дуб и виноград, какие-то страсти, в том числе сексуальное томление, алчность продавца и покупателя, фальшивые улыбки и восхваления, но следов Романа Перегуды в коньяке не наблюдалось.
Поднеся бокал ко рту, Павел щедро отхлебнул, не удосуживаясь наслаждением ароматом. Не до того.
Дорогой коньяк скользнул по небу и обжег пищевод. Это жжение напомнило о еде. Пора бы уже и поесть. До настоящего опьянения было еще далеко, но организм, отреагировав на знакомый продукт, несколько расслабился.
— Поверь, я не враг тебе. Скажу даже больше: я тебе всегда симпатизировал. Просто порой обстоятельства бывают выше и сильнее нас.
— Зачем вы меня искали?
— Зачем? Не буду скрывать очевидного. Просто ты мне нужен. Да, полагаю, ты и сам уже догадался.
— А Горнин? Вы что, предлагаете мне предать его? — зло спросил Павел.
