Когда читаешь учебники-пособия-монографии по психологии, кажется: уж у меня-то, у моей-то родни все иначе! Их комплексы зарождаются и прорастают совсем из другой почвы! И если написано: склонность к случайным связям возникают у людей, так и не понявших, что есть любовь, к моей сестре-нимфоманке это не относится. Она не нимфоманка, она темпераментная. И не комплексы у нее, а свободный выбор свободной женщины. И если даже свободный выбор длится три десятилетия кряду и никогда не заканчивается появлением в жизни сестры родного человека, это ничего, это нормально.
Но сколько можно врать себе? Того факта, что Соня не различает любовь и секс, не избежать. Можно закрывать на него глаза, можно обходить его стороной, можно замалчивать и толковать наперекосяк. Но избежать — не получится. Сонька, не понимающая, что одно не заменит другого, что страсть, даже бурная, хороша ненадолго… Что через несколько недель бурной страсти будет уже недостаточно, что придется взрастить в себе любовь… или упорхнуть из этой клетки. И отправиться на поиск другой клетки. Совсем новой. Чтобы прожить еще несколько недель полной жизнью.
В глубине души я не могла не предвидеть: грядет, гм, крах Сониного рецепта счастья. И не потому, что счастья вне семьи не представляю. Очень даже представляю. Один такой рецепт вживую рядом ходит. И доводится нам с Соней родной сестрой. Просто Сонькина личность под такое счастье не заточена. Весь ее тридцатилетний марафон был сплошным и безнадежным поиском любви.
И вот, все сложилось. Сошлись звезды, смилостивились боги. Душа, израненная неумением любить, нашла того, кто ее научит.
— А что же ты Майке сказала, что в гробу угомонишься? — недоумеваю я.
— А Майка чего-нибудь другого ждала? — вспыхивает Соня. — Я для нее — живое подтверждение, что жизнь можно и одинокой прожить. И быть счастливой.
— Это скорее она для нас — подтверждение. Но сомнительное. Мы — не она. И под Майку косить не обязаны, — философствую я.
— Я просто не знала, как приступить… к исповеди, — признается Сонька. — Зато теперь — карты на стол. Мы с ним так долго вместе, что даже смешно.
— И сколько?
— Полтора года.
— Да. Это действительно смешно, — киваю я. — Жуткий срок. С таким не поспоришь. А зачем ты у того типа в Starbucks'е визитку взяла?
— У какого? А-а-а… — припоминает Соня. — Так по работе же. Я ж еще и работаю — не забыла?
— Забыла. Казалось, ты только развлекаешься. А он кто? Ну, твой… муж. — Слово выговаривается с трудом, будто незнакомое.
— Коллега мой. Мы сперва вместе проекты делали, потом как-то так все закрутилось… Я думала, стандартно будет — роман, скука, расставание, подляны-подставы, увольнение. А скука все не приходит и не приходит — ну что ты будешь делать? И мне, наоборот, только интересней с ним становится. Между делом с семьей меня познакомил, с друзьями. И никакой с их стороны козьей морды — что это, мол, за русская потаскушка, где ты только ее нашел? В общем, он оказался хорошим, они оказались нормальными, жизнь оказалась полна. Вот я и сдалась. Видать, время мое пришло.
— Не столько время, сколько чувство. Чувство твое пришло. И доказало, что никакой ты не суккуб! — размышляю вслух и нечаянно проговариваюсь.
— Не… кто?
— Суккуб! Ну, это такие… — я обрисовываю в воздухе фигуристый женский силуэт.
— Вспомнила! — машет руками Сонька. — А раньше казалось, что суккуб? Вот умора!
Умора. Смертельная умора для представителей сильного пола. Умора, с которой лучше не сталкиваться, если хочешь жить. Но это — не про мою сестру. У которой, к счастью, совсем другая стезя.
Разумеется, все у меня получилось. И дрянная черепица не осыпалась с кровель, хотя скрипела и грохотала во всю мочь. На мое счастье, случилась гроза — и шум подняла такой, что я могла гулять по крышам с оркестром и оставаться незамеченной. Моим главным преследователем была молния. Пару раз белая шипящая струя огня впивалась в крышу рядом со мной. Недолет… перелет… И вот я внутри узкого вонючего прохода в королевскую опочивальню. Камень, шурша, сдвигается с места, с него сыплются и бьются вдребезги какие-то банки. Оп-па! Не будь я здоровенной ядовитой тварью, влипла бы по самые ножны. Тоже мне ниндзя-невидимка! Громче войти не могла?
Я, морщась от брезгливости, вползаю в тесную комнатушку, уставленную… черепами?
Помещение буквально облеплено дурацкими фенечками доморощенных сатанистов. Тут тебе и перевернутый крест, и пентаграмма, и пакостные мумии, и черепа, оправленные в серебро, превращенные в чаши, миски и подсвечники. Дурачок венценосный. Вздумал у князя тьмы просветления искать. Жрец сортирный.
Дверь распахивается, наполняя «святилище» запахом воска. Видимая в проеме часть спальни сияет, словно шкатулка с драгоценностями: каждый выступ заставлен свечами — в канделябрах и без. Интересно, король боится темноты или грозы? Раньше тут иллюминации не устраивали.
Прямо в лоб мне смотрит взведенный арбалет. Щелчок и звон тетивы! Это плохо. Вернее, было бы плохо, останься я человеком. Фурия лишь слегка отклоняется, потом поднимает руку… Все это время стрела ползет, увязая в прозрачных завитках воздушных потоков — не быстрее улитки. Я ловлю ее за черное мощное древко и ласково спрашиваю:
— А почему не пулей?
Человеческая фигура роняет арбалет и отступает вглубь комнаты. Крепкий он мужик, этот король! Даже сознания не потерял.
Выползаю на свет и вижу: никакой передо мной не мужик. Это женщина в мужской одежде. Телохранительница, что ли?
— Ты пришла? — улыбается она робкой, счастливой улыбкой. — Благодарю, благодарю… — по ее щекам текут слезы. Потоки слез. Ее всю трясет. И не от страха. От счастья.
— Пришла, пришла, — бормочу я, подхватываю оседающее на пол тело и волоку к кровати, — да что с вами, девушка? Что вы так переполошились-то?
— Ты меня сразу убей, пожалуйста, — бормочет незнакомка, захлебываясь словами. — Я вам душу отдам, как обещала, только детей не трогайте, умоляю… Они же маленькие совсем, безгрешные, зачем они вам, пожалуйста, пощади их, пощади…
— Цыц! — хлопаю я ладонью по одеялу. — Я тебе не сатана, души жрать! Я порядочный киллер в теле порядочной ламии! Вытри нос. Никто тебя не тронет. А уж детей твоих и подавно. Быстро рассказывай, какого хрена ты тут делаешь.
— Так ты не королева демонов?
— Ну да, королева! Корону видишь? Державу со скипетром видишь?
— Не-е-ет…
— И я не вижу. Значит, не королева. А где этот ссыкун?
— Кто?!
— Величество его паршивое! Бабу вместо себя в постель сунул. Найду — убью. Где он?
— В моей спальне… — шепотом произносит она, вытягивая руку куда-то в направлении камина.
Камин чист, как операционный стол. Ага, фальшивка. За ним наверняка потайной ход и вторая спальня. Старая уловка. Специально для наложниц и наемных убийц. Вот покончу с королем и выпорю Дубину ременной плетью. Ни о чем не сообщил, поганец: ни о том, что поверх очка целая алхимическая лаборатория расставлена, ни о привычке короля спать не дома.
— А кто из вас демонов-то вызывал? Ты или король? — осведомляюсь я.
Женщина шмыгает носом, утирает рукавом веснушчатое лицо и вздыхает:
— Оба.
— Бессмертия, что ль, искали?
— Ну, королю предсказали, что из этой комнаты в бурю к нему явится смерть, вот он и решил переговорить с демонами, разузнать…
