– Я к ней поднимусь, – кивнул Горбовский, – и мы наконец все узнаем.
– Только с одним условием. Вы не будете так нервничать. Я понимаю, что это невозможно, но нужно постараться взять себя в руки. В конце концов вы потеряете и деньги, и собственное здоровье.
Горбовский тяжело вздохнул, но не стал возражать. Он попросил Сашу отключить камеру и перемотать пленку. Потом взял записку Наташи и другое письмо, в конверте, положил их все в свой внутренний карман. Затем провел рукой по лицу и поднялся, готовый пройти на второй этаж.
– Может, мне пойти с вами? – предложил Дронго. – Будет лучше, если мы отправимся вместе. Я могу обратить внимание на детали, которые ускользнут от вашего внимания.
– Вы правы, – кивнул Горбовский. – Саша, – обратился он к своему охраннику, – позвони дежурному у ворот и предупреди, чтобы сегодня не спал. Скажи, что мы тоже не будем сегодня спать.
– Хорошо, – кивнул Саша, – я пойду и сам все проверю.
Горбовский и Дронго прошли к лестнице, поднялись на второй этаж. Вскоре Роман Андреевич уже стучал в двери комнаты своей матери.
– Кто там? – раздался голос Риммы Алексеевны.
– Мама, это я, – ответил Горбовский, – со мной господин Дронго. Мы хотим к тебе зайти.
– Ты, как обычно, нашел удивительно подходящее время, – сообщила мать, – уже двенадцатый час ночи. Ну хорошо, подожди минуту, я сейчас оденусь. Хорошо еще, что я не спала. – Она хотя и ворчала, но, чувствовалось, ей приятно, что сын пришел к ней поздно ночью вместе со своим другом. Больше всего на свете эта гордая женщина хотела быть полезной своим детям. Более всего она нуждалась в обычном человеческом разговоре, когда сыновья приходили к ней за советом. Как часто повзрослевшие дети не понимают таких элементарных вещей. И как страшно потом они мучаются, лишившись возможности такой беседы и разговаривая с родителями только в своих снах.
Римма Алексеевна наконец открыла дверь. Она была в цветастом халате, успела собрать волосы, даже застелить постель. Посторонившись, она пропустила обоих мужчин в свою комнату. Кроме кровати, здесь стоял небольшой круглый столик, четыре стула, трюмо, зеркало, тумбочки, шкафы. Римма Алексеевна занимала самую большую комнату в правой части здания.
– Садитесь, – показала она на стулья вокруг стола и сама первой села, глядя на сына.
– Что случилось? – спросила мать. – Ты сегодня плохо выглядишь. Неужели поругались с Викторией?
– Мама, ну когда мы с ней ругались? – развел руками Горбовский. – У меня просто болит сердце.
– У твоего отца никогда не болело сердце, – строго заметила Римма Алексеевна.
– Хотя он и умер от инфаркта, – вставил Горбовский.
– Это разные вещи, – прервала его мать, – отец умер, когда ему было уже под семьдесят. А тебе только сорок шесть. В твоем возрасте он не жаловался на сердце. И только потому, что у него была хорошая жена.
– Безусловно, – кивнул Роман Андреевич, – я никогда с этим не спорил.
– Скажите, молодой человек, сколько вам лет? – спросила она, обращаясь к Дронго.
– Сорок два, – ответил он.
– У вас болит сердце? – уточнила она.
– Иногда болит, – признался Дронго, – я даже однажды попал в больницу.
– Это потому, что вы ведете нездоровый образ жизни, – строго сказала она, – вам нужно перейти на диету и больше бывать на свежем воздухе.
– Вы абсолютно правы. – Он уже знал, что с ней лучше не спорить.
– Мама, мы завтра поговорим о диете, – пообещал Горбовский, – а сегодня у нас к тебе важное дело. Ты помнишь, несколько дней назад ты просила меня купить тебе журнал «Лица».
– Какой журнал? – нахмурилась старуха. – Ничего я не помню.
– Ну как же не помнишь, – занервничал Роман Андреевич, – ты постарайся вспомнить. Журнал «Лица». Тебе рассказывала подруга, что там опубликовали и мою фамилию в списке ведущих бизнесменов страны. Ты меня просила купить и привезти тебе этот журнал. Теперь вспомнила?
– Конечно, вспомнила, – оживилась она. Когда речь шла о ее старшем сыне, она сразу вспоминала любые подробности. Старуха в последние годы жила только своей семьей и более всего гордилась успехами своего старшего сына. Может, поэтому она так недолюбливала его супругу, считая, что и вторая жена ее старшего сына не достойна такого сокровища, как Роман. Виктория не могла понять, что это не просто материнская ревность, а огромная, всепоглощающая любовь матери к своему сыну, которая становится единственной страстью в ее возрасте.
– Там про тебя так интересно написали, – оживилась мать, – ты рассказал своему другу об этом? Ты вошел в число пятидесяти ведущих бизнесменов страны. Там еще был этот симпатичный банкир, который мне так нравился. И твоя фамилия. Куда я положила этот журнал? Я его сейчас вам покажу.
– Вот именно, – попросил сын, – покажи нам этот журнал.
– Не могу, – вдруг виновато произнесла она, – ой, я совсем забыла. У меня ведь взяла этот журнал Раиса, чтобы посмотреть. И до сих пор не вернула. Сейчас пойду к ней и возьму журнал. – Она решительно поднялась.
Горбовский взглянул на Дронго и вскочил следом за матерью.
– Нет, – остановил он ее, – не нужно никуда ходить. Ты мне лучше скажи: ты точно помнишь, что отдала журнал Раисе?
– Ну конечно, точно помню. Я еще пожелала ей, чтобы и Аркадий попал в число пятидесяти самых известных ученых нашей страны. И тогда я буду абсолютно счастлива.
– И Антон чтобы попал в число ведущих спортсменов, – улыбнулся Горбовский.
– А почему нет? – спросила она. – В нашей семье все должны стремиться стать первыми. У них перед глазами твой пример. Разве этого мало?
– Нет, конечно, – согласился Горбовский, – только ты никуда не ходи, мама. Мы сами зайдем к Раисе и заберем журнал. Я как раз похвастаюсь перед моим другом. А ты ложись спать, уже поздно.
– Вот так всегда. Только зашел и сразу уходишь, – ревниво сказала старуха, – а когда ты был маленьким, то всегда приходил ко мне и лез под одеяло, пытаясь опередить своего младшего брата.
– Хорошо бы и сейчас залезть куда-нибудь, чтобы спрятаться ото всех проблем, – признался Роман Андреевич.
– Ну ладно, – разрешила она, – и потом не забудь вернуть мне журнал. Я его оставлю на память. Ты же знаешь, что я собираю все материалы о тебе. До свидания, молодой человек, – обратилась она к Дронго.
– Спокойной ночи.
– Что вы об этом думаете? – спросил Роман Андреевич, когда они вышли из комнаты.
– Проверим в семье вашего брата, – предложил Дронго. Они подошли к соседней двери и постучали. Никто не ответил. В комнате работал телевизор.
– Может, они спят? – спросил Дронго.
– Под работающий телевизор может заснуть только мой брат, – в сердцах ответил Горбовский, – что касается Раисы, то она вообще засыпает обычно в четыре или в пять утра. Все время ходит по дому. Она у нас сова.
Он снова постучал. Дверь чуть приоткрылась, и выглянула голова Раисы.
– Почему не заходишь? – спросила она и вдруг осеклась, увидев перед собой Дронго и Романа Андреевича.
– Извините, – прошептала она, – я думала, это Аркадий.
– Где он сейчас? – спросил Горбовский.
– Не знаю, – ответила она, – сказал, что ему душно, и пошел гулять.
– Что случилось? – Соседняя дверь открылась, и из нее выглянул раздетый, в одних трусах и майке, Антон. – Что за шум?
– Ничего, – строго сказал отец, – иди спать. Извини, Рая, мы не знали, что Аркадия нет. Закрывай дверь.
Он не успел закончить своей фразы, как раздался звонок мобильного телефона. Горбовский вздрогнул, достал телефон, взглянул на него и поднес аппарат к голове.
