ней будет соединена массивность и грубость доколумбовой эпохи и современное чувство движения и пространства. Это будет удивительное смешение стилей и жанров, после которого появится корреспондент из 'Нью-Йорк тайме' и начнет расспрашивать Карлоса о его вкладе в современное искусство. Его портреты появятся на обложках журналов, и даже 'Тайм' посвятит шесть страниц с цветными иллюстрациями его видению нового 'испаницизма' или чего-то подобного. Он станет желанным гостем у владельцев галерей и торговцев произведениями искусства, его работы будут выставляться не только в Лос-Анджелесе, но и в Нью-Йорке и Париже, его станут называть 'отцом первобытного модернизма'...
На улице залаяли собаки, и Карлос очнулся от своих грез. В процессе разглядывания потолка иногда создается впечатление, что узоры на штукатурке начинают изменяться в зависимости от уличного освещения, падающего из окна. Иногда эти тени часами пляшут по потолку какой-то таинственный танец, напоминая при этом нефтяные пятна на воде. Когда Карлосу надоедало наблюдать за игрой теней, он поднимался с постели и шел гулять по окрестностям.
В комнате царил желтоватый полумрак. Клонившееся к закату яркое декабрьское солнце ухитрялось проникать даже сквозь венецианские жалюзи. Его лучи играли на руках Карлоса, которыми он лепил из глины скульптуру Сью Чайлдресс. Он работал быстро, и во всех его действиях ощущалась внутренняя собранность и уверенность. Он даже изобразил Сью с прической в виде 'конского хвоста', хотя сейчас она была причесана по-другому. Но Карлос уже неоднократно видел ее именно с 'конским хвостом' и предпочел изобразить ее именно так.
В то время Сью начала писать стихи - под влиянием друга, который иногда читал их с эстрады декадентского ресторана 'Венеция'. Под свой 'конский хвост' она одевала джинсы, пончо и деревянные сабо. Карлос не слишком интересовался битниками, которые, по его мнению, отличались не столько талантом, сколько самоуверенностью. Однако мы с ним посещали некоторые кафе, расположенные на Голливуд- бульваре, и он с большим удовольствием слушал выступавших там поэтов. Там часто появлялся Аллен Гинзберг в обществе Джека Керуака и другие люди, вошедшие в историю 'богемной культуры'.
Но, повторяю, Карлос не слишком этим интересовался. Его не занимали идеи непротивления и порнографические стихи, не нравился ему и небрежный внешний вид авторов. Карлос ненавидел мятые джинсы, испачканные свитера и особенно - голубые рабочие балахоны, которые носили все художники. Сам он одевался для похода в кафе точно так же, как одевался для похода в библиотеку или колледж - рубашка пастельных тонов, темные брюки и обыкновенные черные ботинки. Вся его одежда была тщательно наглажена, ботинки блестели, цветовая гамма была хорошо подобрана - короче, он имел самый респектабельный вид. Он являлся любопытствующим пришельцем, на время заглянувшим в 'страну битников', и старательно придерживался именно этой линии поведения.
Карлос тоже писал стихи, хотя совсем не того типа, которые звучали на пляжах или Голливуд- бульваре. Они представляли собой нечто большее, чем простое подражание тем поэтам прошлого, которых он изучал. Иногда он включал стихи в свои письма домой. Возможно, его любимым было стихотворение Сан-Хуана де ла Круса, которое называлось 'Беседы о свете и любви'. Его Карлос выбрал в качестве эпиграфа для своей книги 'Сказки о силе':
Пять признаков одинокой птицы:
Первое: до высшей точки она долетает;
Второе: по компании она не страдает, даже таких птиц, как она;
Третье: клюв ее направлен в небо;
Четвертое: нет у нее окраски определенной;
Пятое: поет она очень тихо.
Занятия в классах и случайные заработки отнимали у Карлоса много времени, но, тем не менее, в конце 50-х годов он ухитрился создать ряд скульптур. Некоторые из них он подарил мне, а одну я храню до сих пор. Она представляет собой довольно грубо высеченное изображение сурового мужчины с тонким носом и пустым взглядом. Помимо Сью, Карлос вылепил Лидетт, чьи длинные волосы свешивались по обе стороны лица и служили основанием скульптуры. Обычно он работал в терракоте - очевидно, благодаря влиянию школы Чикама, которую изучал в колледже изящных искусств. Вообще говоря, Карлос избегал тщательной отделки, не стараясь придать реалистический вид своим скульптурам. В долине Чикама можно увидеть массу образчиков этого стиля. Это и статуэтки из обожженной глины, и рисунки на вазах, и барельефы на зданиях. Кроме того, Карлос работал со стеатитом (мыльным камнем). Однажды он взялся изобразить статую обнаженной беременной женщины в полный рост - волосы отброшены назад, а руками она держится за свой подбородок. Статуя была ровно шести дюймов высотой, розово-серого цвета с тонкими черными прожилками.
Джоун Макфадден, ныне Джоун Догерти, домохозяйка в Арлите (Калифорния), вспоминает, что, когда она познакомилась с Карлосом в 1963 году, некоторые из его старых работ еще циркулировали в кругу его друзей. Но постепенно он утратил веру в свои художественные способности и забросил сначала рисование, а затем ваяние. Но в нем по-прежнему жила надежда обрести признание в качестве творческой личности. Поэтому в его разговорах часто доминировала эта тема.
- Когда вы находились в обществе Карлоса, - вспоминает Дженни Вьюсинич, - вам всегда приходилось говорить о весьма глубокомысленных предметах, которыми он в тот момент был сильно озабочен. Да и вам в разговоре с ним трудно было сдержать свои чувства, поскольку он относился к тому типу людей, которые даже разговор о погоде способны свести к таким вещам, что вы почувствуете себя подавленными. Мы разговаривали с ним о том, как сделать жизнь предельно насыщенной и что она вообще такое. Он рассказывал о своих родителях, которые породили его на свет и предоставили самому себе.
Если его пресловутое одиночество становилось помехой, он мог обратить его в поучительную маленькую историю. Да, Карлос не нравился моей тете Ведьме, но это был чистой воды расизм, и тут уж он ничего не мог поделать. Основная идея истории о породивших и оставивших его родителях состояла не в том, что Карлос был сильным и преисполненным жизненной энергии человеком, а в том, что он был в некотором роде неполноценным, точнее сказать, не отвечающим самым высоким стандартам. И он не мог этого преодолеть, как не мог избавиться от природной смуглости или испанского акцента.
- У него были некоторые проблемы с чувством собственной значимости, говорит Дженни. - Я думаю, это связано с тем, что его мать так рано умерла, оставив его на попечение людей, которые, вполне возможно, не всегда ему симпатизировали. Можно представить, насколько болезненным для него оказалась замена матери на другую женщину, которая едва могла уделить ему время.
Если эта версия основана на том, что даже в начале 1957 года Карлос продолжал мистифицировать свое прошлое, то она могла оказаться весьма близкой к истине. Вспомним, что противниками Карлоса в основном были женщины, а его мнимые или реальные затруднения также зачастую возникали благодаря женщинам. В связи с этим интересно отметить, что он пишет в своих книгах о колдунье по имени ла Каталина - женщине, обладавшей огромной силой. Она была
его единственным оппонентом в течение всего времени ученичества у дона Хуана. Там было описано множество довольно абстрактных конфронтации с не менее абстрактными силами, но только с появлением ла Каталины Карлос лицом к лицу столкнулся с реальным оппонентом, да еще столь внушительных габаритов.
Хотя сам Карлос проповедовал независимость и свободу, он приобретал надо мной все большую власть. Однажды вечером, когда Карлос собирался отвезти меня на занятия, в квартире зазвонил телефон. Это был доктор Теджа Герт - врач, с которым я познакомилась не так давно. Я предупреждала его о Карлосе, поэтому когда он снял трубку, Герт притворился, что ошибся номером.
- Миссис Голдабург там? - спросил он. Но Карлоса было не так-то легко провести.
- Слушай ты, сукин сын, я знаю, кто ты. Ты Герт, а я веду Маргарет на занятия и не желаю, чтобы ты снова сюда звонил! - Карлос бросил трубку на рычаг, насупился и молчал всю дорогу до колледжа.
Когда мы приехали в УКЛА (я посещала там вечерние курсы), я вошла в холл, позвонила Герту из автомата и объяснила ему все происходящее. Разговаривая, я повернулась лицом к окну и засмеялась - Карлос стоял на улице и смотрел на меня.
В 1958 году я поступила на курсы менеджеров в 'Пасифик Телефон'. Теперь мне приходилось ездить на автобусе из района Уилшир на Олайв-стрит. Однажды вечером, сидя на остановке в ожидании автобуса,
