— Его спальня рядом с нашей. Когда-то мы играли с ним в ковбоев и индейцев.
— А теперь?
— Может быть, и сварим кашу. Посмотрим.
— Но это же здорово! Спальни рядом, служите в одном взводе — в таком случае нужно держаться друг за друга.
— Ты нас будто сватаешь, — улыбнулся я в ответ.
— Что-то я тебя не пойму, старина, хотя совсем не знаю Мантлера. То ты жалуешься, что не с кем словом переброситься, то дуешься, когда тебе пытаются что-то посоветовать.
— Предпочитаю сам находить себе друзей. Понятно?
— Как тебе будет угодно.
— Знаешь что, Вилли? Не хотел бы выглядеть глупцом, но все же скажу…
— Что, старина?
Я раздумывал, как бы признаться Вилли в том, что общение с ним мне приятно.
— Впрочем, это неважно, — отрезал я. — Забудь.
— Как хочешь. А теперь давай выпьем за дружбу, Еще два стакана! — крикнул Вилли официанту.
— Отлично. И знаешь что? У меня идея.
— Выкладывай, а то скоро ночь.
— Ночь! Вот оно, нужное слово. За ночных красавиц! Мы отправляемся к ним…
Я и сам не знал, почему мне пришла эта идея. Быть может, пиво ударило в голову? Предложение не вызвало особого восторга у Вилли, но он все же решил составить мне компанию. До сих пор мне не доводилось посещать дома ночных фей, но теперь, как казалось, я для этого созрел.
И вот мы оказались в предбаннике, похожем на глубокий гараж. У дверей стояли девицы, полуобнаженные, почти все с сигаретами.
Если вон той блондинке я суну пятьдесят монет, она откроет дверь. А через несколько минут — следующему. И наверняка у нее уже кто-то только что побывал.
Блондинка, видимо, заметила, что я уставился на нее, и сделала шаг в мою сторону. Мне стало не по себе. Я потащил Вилли за рукав:
— Смываемся! Быстрее!
— И это все? — спросил Вилли, когда мы выскочили на улицу. — Может, у тебя пустой кошелек? Могу одолжить.
— Не говори глупости, просто нет желания. В любом случае это не по мне. Не могу же я оставить в этом заведении все свое денежное довольствие!
Хмель как рукой сняло.
— Пошли, Вилли, в «Лисью нору». Успеем еще выпить по стаканчику.
Естественно, одним стаканчиком не обошлось. Уже светало, когда мы, пошатываясь, направились в казарму. Ко мне вернулось хорошее настроение.
— О, пре-прекрасный Ве-Ве-Ве-Вестервальд, эвкалиптовый рай, над твоими вершинами свистит холодный ветер, и все же в сердце, глубоко-глубоко, проникает маленький луч солнца! — заорал я дурным голосом на всю улицу.
— Прекратите! Безобразие! — Одно из окон над нашими головами раскрылось, и в нем показалось перекошенное гневом лицо мужчины. — Марш в постель, и быстро!
— Сам убирайся в постель! — закричал я ему в ответ. — Стоять «смирно», когда я с тобой беседую! Усвоил?
— Убирайтесь, или вызову полицию!
— Пошли, Петер, пошли! Пустое затеял, — наступал на меня Вилли.
— Что, в штаны наделал? — оттолкнул я его. — Я — нет! Буду петь где и когда захочу. И сейчас! Смирно! Запевай!
— Петер, не нарывайся на скандал! Этот наверняка вызовет полицию.
— Болтаешь тут! Он трус, как и ты. Все вы трусы, а если нет, то подпевай. Итак:
Вилли нахмурил лоб, сверля меня глазами, а я продолжал орать во всю глотку. Окно между тем закрылось.
Словно из-под земли возле нас выросла патрульная машина.
— Ну, у кого из вас такой приятный голос? — задал вопрос один из полицейских.
Я молчал, словно воды в рот набрал.
— У меня голос, — нетвердо проговорил Вилли, покачнулся и едва не свалился на тротуар. — Исполнить тебе серенаду, золотце мое? А? Не обижайтесь, господа полицейские. Сегодня вечером мне сообщили, что я впервые стал отцом. Мальчик! Надо же было отпраздновать это. Прекра-асен мир! — тихо затянул Вилли, подходя к водителю машины и пытаясь обнять его.
— Проваливай, только без шума! — отстранил его тот. — Коли такое событие, мы закроем на твои безобразия глаза, но в следующий раз заберем. Понятно?
— Понятно, золотце, — промямлил Вилли и, делая зигзаги, вернулся ко мне.
— А ты, — ткнул в меня пальцем первый полицейский, — получше присматривай в следующий раз за своим дружком. У тебя вроде бы побольше соображения.
— Конечно-конечно, — промямлил теперь я, дал Вилли взять меня под руку, и мы исчезли за ближайшим углом.
— Фу, едва не влипли! — простонал Вилли, когда мы отошли подальше. — Надо взять такси.
— Ну, старина, ты классик! Надо же: «Впервые стал отцом»! Нет, сейчас лопну от смеха!
— Единственное, что во всей этой истории было правдой, так это то, что вечером, когда родился мой первый малыш, я куролесил, как ты сегодня. Что скажешь на утреннем осмотре?
— Моя забота.
— А ну, любители спагетти, повертите своими животами! Начинай! И раз! И раз! И раз! Эй вы, с бородой папуаса! Команду «Отставить!» я не давал!
Новый лейтенант был строг. Невысокий, подтянутый, короткая стрижка под морского пехотинца. Тонкие губы буквально выплевывали команды. Подобные типы мне встречались раньше только в кинокомиксах. Винтерфельд гонял нас по спортплацу зычными командами:
— Крайес, Янзен и Шредер! На старт стометровки! Давай-давай! Должны пробежать за 13,4. Если будете плестись, как погонщики верблюдов, мы с вами не поладим.
— Господин лейтенант, почему мне снова бежать? Ведь в прошлый забег у меня было 13,3, — осмелился я спросить Винтерфельда.
— Именно потому. Поможете этим клячам показать нужное время. Что, Крайес, устали? А мне командир вашего отделения унтер-офицер Линский представил вас как выдающегося спортсмена.
— Что ж, побегу в четвертый раз, — сдался я. В этот забег я умышленно показал 14,0.
— Вы не на пятикилометровке, Крайес! — отчитал меня Винтерфельд. — Вы должны были потянуть за
