'Костя любит рассуждать про грибы', — пояснила по-английски Клио совсем притихшему Антони.
'Да-да, атомный гриб', — обрадованно вернулся Антони к своей теме.
'Поосторожнее!' — гаркнул на него Костя, когда Антони с отстраненным любопытством человека, думающего о своем, потянул лежащий на столе подберезовик за ножку.
'Ядовитый, наверное, гриб, — невинно заметил Антони, пропустивший мимо ушей все предыдущие рассуждения Кости про подберезовики. Нацепив модные, под Джона Леннона, в стальной оправе очки, он понюхал гриб на расстоянии и потом брезгливо отодвинул его от себя мизинцем. — Я предпочитаю наши традиционные британские шампиньоны'.
'Чего он бормочет?' — обратился Костя за переводом к Марге. Та перевела ему про ядовитость и британские шампиньоны.
'Ядовитый?! Это подберезовик-то ядовитый? — возмутился Костя. — Шампиньоны! И они, кстати, не британские, а французские. Их в Россию Наполеон завез с грязью на солдатских подошвах. Да в Москве эти шампиньоны никто в рот не возьмет, они на улице Горького растут, сквозь асфальт лезут, их прохожие топчут. Потому что на вкус — не гриб, а резиновая калоша! Подберезовик же, особенно маринованный, он же нежный, как молочный младенец'.
'Как молочный поросенок', — решила продемонстрировать свои познания в русском Клио.
'Мне лучше известно, кто там нежнее. Кто из нас, интересно, на кулинарии собаку съел — ты или я?'
'Что ты имеешь в виду?' — возмутилась Клио, услышав про поедание собак.
'Я думала, собак едят только в Китае, неужели и в России?' — поинтересовалась Марга как специалистка по России и бывшая энтузиастка китайских коммунаров.
'Кто сказал, что в России собак едят? Вы что, рехнулись тут в своей Англии со слухами про российских медведей и чекистов?' — вспылил Костя.
'Причем тут чекисты? Ты же сам сказал!' — сказала Клио.
'Что сказал?'
'Что ты собаку съел!'
'Это пословица: собаку съел, то есть знаю, что чего и где собака зарыта, то есть. Тоже мне, славистки! Если в России и происходит что-нибудь в этом роде, то исключительно в смысле людоедства'. — И Костя задумался. Клио насторожилась.
'Они, по крайней мере, не червивые', — вставил по-английски Антони.
'Кто - младенцы?' - зевнув, по-светски переспросила Марга.
'Боже мой, когда вы прекратите, наконец, эту тему?' — чуть не плача, простонала Клио.
'А тебе только про вегетарианство рассуждать. Вегетарианцы — а грибов своих не знаете!' — нахмурился Костя.
'Я имею в виду людоедство, а не твои грибы!' — сдерживая истерику, сказала Клио.
'Я говорю про шампиньоны, — снова по-английски любезно пояснил Антони. — В шампиньоне, по крайней мере, нет червей, как в этом — как вы его называете?' — И Антони с явным отвращением ткнул пальцем в испещренную дырочками бахрому шляпки подберезовика.
'Эй, эй, полегче! — вздернулся Костя в защиту гриба. — Ну и что если и черви? Черви тоже мясо. А если вы такие уж вегетарианцы, положи гриб в соленую воду — весь червь наружу полезет, и жарь его, гриб, по-вегетариански. А, да что мне с вами рассуждать!' — вздохнул он и поглядел в сторону березы.
В неловкой паузе все стали вслушиваться в пение птиц и поглядывать на солнце, утопающее в пухлую перину облаков, где утопала и малейшая надежда на возобновление разговора. Клио, как можно оживленнее, загремела чашками, разливая остатки чая. 'Чиво чай не дуешь, мужик?' — игриво спросила Марга и фривольно толкнула Костю локтем в бок. Тот слегка отодвинулся. В результате общения с ленинградской фарцой и московскими художниками-нонконформистами Марга шиковала по-русски неким подобием полуподпольной фени, которую считала языком избранной советской интеллигенции. Но Костю гораздо больше покоробило совсем иное.
'Кто чай заваривал? — строго спросил он, отхлебнув из чашки с гримасой отвращения. Чай, естественно, заваривала Клио. - И опять, наверное, крутым кипятком заливала? -заранее зная ответ, презрительно сказал Костя. — Нет, не умеют в Англии чай заваривать', — вздохнул он горестно. Марга прыснула от смеха, подмигнув Клио. Клио молчала, покраснев, как 'краснодарский кирпичный', по терминологии Кости, чай.
'Чай? — вежливым попугаем повторил Антони, старавшийся следить за диалогом по-русски. — А чем еще надо заваривать чай? Если не ошибаюсь, кипятком'.
'Костя говорит, что в Англии не умеют заваривать чай', — объяснила ему по-английски Марга.
'О!' - удивился Антони и снова заерзал на стуле.
'И нечего окать! — нахмурился Костя. — Чай умеют заваривать только в России, — сказал он, — поскольку в Россию чай попал гораздо раньше, чем в Западную Европу'. — И произнес целую лекцию об атаманах Петрове и Ялышеве, описавших еще в пятнадцатом веке диковинный китайский напиток; и о землепроходце и посланнике царского двора Василии Старкове, который в обмен на соболей получил от монгольского хана полцентнера чаю, о котором тогда в Англии и не слыхивали, а царь и бояре уже распивали чаи в шестнадцатом веке, и не только бояре, но и простые московские горожане могли купить 'ханское зелье' вместе с мылом и пенькой на Красной площади. Чай как напиток, таким образом, демократизировался и проник в низы именно в деспотической России, а не в Англии 'с ее хваленой парламентской демократией', — сказал Костя.
'Нетривиальная мысль', — подхватил Антони единственное понятное ему слово 'демократия' в Костином монологе.
'Пора отказаться от примитивного деления мира на тоталитаризм и демократию. Деление земного шара на чайные и кофейные зоны гораздо глубже отражает ход истории, -перебил его Костя. — Европа, между прочим, в лице Бурбонов и Габсбургов, издавна захватив монополию на кофе, обратила свое бюргерство в рьяных почитателей кофейных зерен и перекрыла, таким образом, все пути распространения кофе на восток в славянские земли. Если бы не российский посланник Василий Старков с его чайным припасом от монгольского хана, Россия тоже стала бы рабом этой кофейной наркомании. Европа, таким образом, толкнула Россию в объятия татарского ига. Все это легенды — насчет того, что Россия послужила щитом, защитившим Европу от татарских полчищ! Все это Пушкин с Чаадаевым придумали, а Запад подхватил, чтобы как-то утешить себя за непростительное упущение: столетия упущены, и, как ни крути, а Европа оказалась в кофейной зоне, в то время как Россия, через татарское ханство, шагнула семимильными шагами в зону чайную'.
'А как с Америкой? Как насчет второй ядерной супердержавы в мире?' — взбудораженно спросил Антони.
'Ядерная, не ядерная! Никакого ядерного конфликта между Америкой и Россией не будет. Потому что они обе из чайной зоны. Чай в Америку попал из России: через чукчей и чучмеков — через Аляску, в общем, на собаках'.
'То есть, в конечном счете, через татарское ханство?' — и Антони опасливо переглянулся с Маргой: Костя был явно не в себе.
'Все пошло от татар. От татарского ханства. Называют его почему-то игом. Это хамство! Знаете ли вы, западники, что во времена этого татарского ига уже были бани, где пар подавался по трубам? В то время как просвещенная Европа мылась раз в год в смоляной бочке, дикие славяне благодаря татарскому игу парились в парилке с кафелем, по-вашему — в сауне'.
'Так вот откуда пошел березовый чай!' — обрадовавшись собственной догадке, сказала Клио.
'Какой такой березовый чай?' — насторожился Костя.
'С березовым веником', — пояснила Клио.
'Причем тут березовые веники?!'
'Ну как, ведь в русской бане парятся с вениками, разве нет?'
'Забираются на верхние палати и хлещут себя в пару березовыми вениками', — стала разъяснять Марга оторопевшему Антони, окончательно потерявшему нить разговора.
'Зачем?' — резонно спросил Антони.
'Это еще Достоевский описывал баню на каторге, — продолжала блистать своими познаниями Марга.
