— Макдональд? Старший помощник говорит. Не хотелось тебя беспокоить, Арчи, но у нас неприятности. Бенсон пропал.
— Старший стюард? — в его низком, размеренном голосе, который за двадцать лет в море ничуть не потерял своего горского акцента, было что-то неуловимо обнадеживающее. Скорее всего эффект заключался в полном отсутствии в его интонации возбуждения или удивления. Макдональд никогда и ни по какому поводу не бывал возбужден или удивлен. Для меня он был больше, чем просто верной опорой, это был самый важный человек на палубе корабля. И самый незаменимый. — Вы уже обыскали каюты пассажиров и стюардов?
— Да. Без толку. Возьми людей, не важно — с вахты или свободных, и прочеши все палубы. В такое время там отирается множество матросов. Проверь, не видел ли кто из них Бенсона или вообще что-нибудь необычное. Может, он заболел, может, упал и стукнулся. По моим данным, он на борту.
— А если мы ничего не найдем? Снова проклятый обыск, так я понимаю, сэр?
— Боюсь, что да. Сможешь управиться за десять минут?
— Вне всякого сомнения, сэр.
Я повесил трубку, позвонил вахтенному механику, распорядился прислать людей на пассажирскую палубу, опять связался с Томми Вильсоном, затем попросил соединить меня с капитаном. Пока ожидал, мисс Бересфорд снова одарила меня улыбкой, сладчайшей, но в которой, по моему мнению, было слишком много ехидства.
— Господи, — восхищенно сказала она. — Какие мы деловые! Звонок туда, звонок сюда, четкие распоряжения. Генерал Картер готовит свою кампанию. Старший помощник открывается мне новой стороной.
— Такая большая и ненужная суматоха, — согласился я. — И все из-за какого-то стюарда. Только дело в том, что у него жена и трое детишек, которые по-прежнему уверены, будто он здоров и невредим.
Она покрылась краской до корней своих каштановых волос, и на мгновение мне показалось, что она собирается встать на цыпочки и залепить мне пощечину. Но она просто резко повернулась на каблуках, пересекла комнату по пушистому ковру и встала у иллюминатора, всматриваясь в темноту. Я никогда прежде не представлял, что спина может выражать такую гамму переживаний.
Капитан Буллен подошел к телефону. Голос его был по-обычному хрипл и сердит, но даже металлическая безликость телефона не могла скрыть его озабоченность.
— Какие успехи, мистер?
— Никаких, сэр. У меня наготове поисковая группа. Могу я начать через пять минут? Последовала пауза, затем он ответил.
— Придется, ничего не поделаешь. Сколько времени это у вас займет?
— Минут двадцать, полчаса.
— Не слишком ли вы торопитесь?
— Я не думаю, чтобы он от нас прятался, сэр. Ежели ему стало плохо или он по какой-то важной причине должен был уйти с пассажирской палубы, я надеюсь найти его в каком-нибудь вполне очевидном месте. Он хмыкнул:
— Я ничем не могу помочь? — наполовину вопрос, наполовину утверждение.
— Нет, сэр, — зрелище рыскающего по верхней палубе капитана, сующего нос под чехлы спасательных шлюпок, никак не могло увеличить доверия пассажиров к «Кампари».
— Хорошо, мистер. Если понадоблюсь, буду в телеграфном салоне. Постараюсь отвлечь пассажиров на время вашей работы, — это доказывало, что он в самом деле озабочен и притом серьезно. Он с большим удовольствием вошел бы в клетку с бенгальскими тиграми, нежели в салон для болтовни с пассажирами.
— Есть, сэр, — я повесил трубку. Сьюзен Бересфорд снова пересекла комнату и встала неподалеку, вкручивая непослушную сигарету в агатовый мундштук чуть ли не в фут длиной. Этот мундштук меня раздражал, как и все в мисс Бересфорд, в том числе и то, как она стояла, уверенно ожидая огня. Интересно было бы узнать, когда мисс Бересфорд в последний раз сама добывала огонь для собственной сигареты. Не было такого в последние годы, подумал я, и не будет, покуда в радиусе сотни ярдов от нее будет находиться хоть один завалящий мужичонка. Она дождалась огня, выпустила ленивое облачко дыма и заметила: — Группа для обыска? Должно, будет интересно. Можете на меня рассчитывать.
— Очень сожалею, мисс Бересфорд, — должен признаться, что в голосе моем этого сожаления не прозвучало. — Это дело команды. Капитану не понравится.
— И старшему помощнику тоже, не так ли? Можете не затруднять себя ответом, — она посмотрела на меня с вызовом. — Я ведь тоже могу быть вредной. Что, например, скажете, если сейчас сниму трубку и сообщу своим родителям, что застукала вас во время обыска наших личных вещей?
— Очень удачно будет с вашей стороны, миледи. Я знаю ваших родителей. Мне доставит большое удовольствие поглядеть, как вас отшлепают за то, что вы ведете себя, как капризный ребенок, когда в опасности жизнь человека.
В этот вечер краска на ее щеках появлялась и исчезала с регулярностью неоновых огней рекламы на Пикадилли. В данный момент щеки зажглись снова. Она и в малой степени не была такой сдержанной и независимой, какой ей хотелось казаться. Погасив только что закуренную сигарету, спокойно осведомилась: — Как вы смотрите на то, что я доложу о вашей непозволительной дерзости капитану?
— Тогда к чему стоять и попусту болтать об этом? Телефон у вас под рукой, — она не сделала попытки воспользоваться моим предложением, и я продолжал: — Откровенно говоря, миледи, вы и вам подобные мне противны. Вы пользуетесь состоянием своего отца и собственным привилегированным положением пассажира «Кампари», чтобы насмехаться, и чаще всего оскорбительно, над членами команды, которые не имеют возможности отплатить вам той же монетой. Они должны принимать это как должное, потому что они не такие, как вы. У них нет счетов в банках, зато есть семьи, которые надо кормить, матери, которых надо обеспечивать в старости. Они знают, что, когда мисс Бересфорд отпускает шутки на их счет, смущает их и злит, они должны улыбаться, а если не станут, она и ей подобные сделают так, что бедняги вылетят с работы.
— Пожалуйста, продолжайте, — попросила она. На нее внезапно нашло какое-то оцепенение.
— Да все уже. Злоупотребление властью, даже в таком пустяке, вещь отвратительная. А когда кто- нибудь вроде меня дерзнет вам ответить, вы грозите ему увольнением, а ваша угроза — это почти состоявшееся увольнение. И это хуже, чем отвратительно, это просто низко.
Я повернулся и пошел к двери: сначала найду Бенсона, потом скажу капитану о своем уходе. «Кампари» и так уже надоел мне хуже горькой редьки.
— Мистер Картер!
— Да? — я обернулся, держа руку на ручке двери. Механизм окраски ее щек продолжал работать регулярно. На этот раз даже загар не скрывал ее бледности. Она подошла и положила ладонь мне на руку. Твердой ее руку я бы не назвал.
— Мне очень, очень жаль, — сказала она тихим голосом. — Не могла представить. Я люблю шутки, но не оскорбительные шутки. Я думала… я думала, это безобидно, и никто не был против. Мне и в голову не приходило лишать кого-нибудь работы.
— Ха-ха, — ответил я.
— Вы мне не верите, — все тот же тихий голос, ладонь по-прежнему у меня на руке.
— Конечно, верю, — неубедительно соврал я. И взглянул в ее глаза, что было серьезной ошибкой и крайне рискованным мероприятием. Впервые я обнаружил, что эти огромные зеленые глаза могли каким-то хитрым образом мешать человеку дышать. Мне, во всяком случае, они дышать не давали. — Конечно, верю, — повторил я. На этот раз убежденность в моем голосе ошеломила даже меня самого. — Пожалуйста, простите меня за резкость. Мне нужно спешить, мисс Бересфорд.
— Можно мне пойти с вами? Ну, пожалуйста.
— Да пропади все пропадом, идите, — раздраженно согласился я. Сумев отвести взгляд от ее глаз, я снова обрел способность дышать. — Идите, если хотите.
В носовом конце коридора, рядом с дверью в каюту Сердана, я наткнулся на Каррераса-старшего. Он курил сигару с тем довольным и умиротворенным видом, который неизменно снисходил на всех пассажиров после того, как Антуан завершал насыщение их желудков.
