Я проглотила комок в горле и опустила веки, потому что слезы начали жечь глаза. Молодой герцог взял мою дрожавшую руку, и тут я узнала, что именно утаил Гоуэр, когда принес мне письмо Джона.
– Леди Исобел, те, кто называет Джона изменником, не понимают того, что понимаю я. Да, он носил под доспехами цвета короля, но не потому, что был неверен своему брату Уорику или Ланкастеру. Он сражался под знаменем своего брата и умер, нося цвета своего короля, потому что был человеком высокой чести и не мог жить, служа и тому и другому одновременно. Джон сознательно шел на смерть, до самого конца храня верность тем, кого он любил. Маркиза Монтегью, я не сомневаюсь, что в тот день Джон предстал перед Господом, не стыдясь самого себя.
Я опустила голову, потеряв дар речи и ничего не видя от слез. Перед битвой Гоуэр надевал на Джона доспехи. Когда он доставил мне письмо Джона, то уже знал, что надежды нет.
– Дорогая леди, – сказал Дикон, – если вы хотите о чем-то попросить, просите. Я сделаю для вас все, что в моих силах.
Я собралась с силами и промолвила:
– Ваша светлость… я прошу вас взять под опеку моего сына Джорджа, Он… теперь он – свет моих очей. Мне будет трудно… трудно расстаться с ним.
Молодой герцог проглотил комок в горле и ответил:
– Маркиза, я подпишу все нужные бумаги. Их доставят вам в Ситон-Делаваль через неделю.
– Спасибо, милорд. – Я пошла к выходу, но на пороге обернулась и, поддавшись порыву, сказала: – Ваша светлость, вы очень напоминаете моего Джона. Он искренне любил вас.
Молодой герцог молча поклонился в ответ, но я заметила, что уголки его рта слегка приподнялись. Мне было известно, что он с детства любил дочь Уорика Анну и пока не мог преодолеть разделявшие их препятствия, хотя муж Анны, Эдуард Ланкастер, погиб в битве при Тьюксбери.[67] Я мысленно послала мальчику поцелуй и пожелала ему удачи в любви. Потому что любовь – самое главное на свете.
Эпилог
Третьего мая, через два дня после праздника весны и четвертой годовщины моей свадьбы с Уильямом Норрисом, я вместе с Урсулой, Джеффри и Гоуэром уехала в Бишем.
– Исобел, ты уверена, что все будет в порядке?
Уильям смотрел на меня с душераздирающей нежностью и тревогой. Сидя верхом на лошади, я подбодрила мужа улыбкой:
– Все в порядке, Уильям… и будет в порядке. – Я наклонилась и ласково погладила его по щеке. – Не волнуйся. Как только приеду в Бишем, напишу тебе письмо.
Он кивнул и неохотно отошел в сторону. Я пришпорила Розу. Урсула, Том и Джеффри рысью поскакали за мной. Я махала рукой, пока Уильям не скрылся из виду; когда необходимость притворяться исчезла, я бессильно ссутулилась в седле и прижала руку ко лбу, пытаясь справиться с головокружением. Родив в прошлом году мертвого ребенка, я долго болела и теперь знала, что мое сердце этого испытания не выдержало. Несколько недель назад я с трудом встала с постели и поняла, что скоро не смогу сидеть прямо. Моя болезнь началась после Барнета, постепенно становилась все тяжелее, а теперь стало ясно, что она неизлечима. Тело говорило, что я долго не проживу, а мне хотелось умереть в Бишеме.
В Бишеме был похоронен Джон.
Бишемский приорат веками был местом последнего упокоения членов рода Невиллов; именно в Бишем привезли Джона после битвы при Барнете, чтобы похоронить его рядом с Томасом, отцом, матерью и Уориком, который погиб в том же бою. Младший брат Джона, архиепископ Джордж, перед сражением вместе с Кларенсом перешедший на сторону Эдуарда, вскоре после Барнета был обвинен в государственной измене и отправлен в Гамский замок близ Кале. Суровые условия заключения подорвали его здоровье. Наконец Дикон Глостер освободил его, но Джордж провел на свободе лишь два года и в прошлом месяце умер. Погребенный в кафедральном соборе Йорка, он стал единственным из Невиллов, не похороненным в Бишеме.
– Дорогая леди Исобел, вы уверены, что здоровы? – спросила Урсула.
Я смотрела на свою любимую подругу, переполненная воспоминаниями. Ее отец, сэр Томас Мэлори, тоже пал при Барнете. В первые дни после этой ужасной битвы, когда я была как в тумане; Урсула утешала меня и ни словом не упомянула о собственной потере. Сколько слез, сколько скорби… Многим ли удается прожить долгую счастливую жизнь и умереть в собственной постели, не затронутым войной? Лично я таких людей не знала. Может быть, дети моих детей доживут до мирных времен, но нам самим это не суждено. Вскоре после битвы при Барнете состоялась битва при Тьюксбери. Там тоже победу одержал Йорк, и на следующий день бедный король Генрих умер в Тауэре. Все говорили, что его убили по приказу короля Эдуарда.
– Перестань, Урсула, – мягко сказала я. – Я здорова. Посмотри, какой прекрасный день. Солнце сияет, птицы поют, деревья в цвету. Чего еще желать? Посмотри сама… – Я протянула руку и сорвала цветок с дикой вишни, сгибавшейся под тяжестью цветов. Именно в такой день девятнадцать лет назад мы с Джоном венчались в замке Рейби; тогда я вплела в волосы цветки вишни. Да, много скорби, но много и счастья… Дорога, по которой я шла, была усыпана не' только шипами, но и лепестками роз.
После Барнета я решила думать не о скорби, а о счастье/, выпавшем на мою долю, потому что после сообщения о смерти Джона меня пугала мысль о судьбе графини Алисы. При моем слабом сердце ничего не стоило умереть от горя, но дети были слишком малы. Они нуждались во мне, а я дала клятву Небесам. Решение оказалось правильным. Я знала любовь; хотя с годами воспоминания слабели, но она поддерживала меня. Я потрогала седло, украшенное драгоценными камнями. Позолота стерлась, кожа потрескалась, но рубин сверкал так же, как в тот день, когда я встретилась с Джоном в лавке шорника.
– Миледи, умоляю, скажите мне правду, – жалобно промолвила Урсула.
Я отвернулась. Обманывать Урсулу было бесполезно; она слишком хорошо меня знала. Кроме того, я была перед ней в долгу. Все мое девичество, замужество, материнство и вдовство дорогая подруга была рядом, радуясь и горюя вместе со мной.
– Мне нужно в Бишем, – прошептала я так, чтобы не услышали Джеффри и Том. – Пора, Урсула…
Урсула ответила не сразу, а когда заговорила, я увидела на ее глазах слезы. В последнее время она часто плакала. Я невольно вздохнула. Тем, кто остается, всегда труднее.
– Да, моя дорогая Исобел, – еле слышно ответила она. – Я знаю, у вас больное сердце… но это продолжается уже давно. Я надеялась, что вы меня разубедите.
Я потрепала ее по руке:
– Не грусти обо мне, любимая Урсула. Я ухожу с миром.
Я вдыхала ароматный весенний воздух, восхищаясь вечной сменой времен года. Нежная весенняя зелень скрашивала пейзаж. Даже животные радовались. Рощи заливал солнечный свет, природа звенела от птичьих песен, по лесным тропинкам бегали лисы и олени. Новорожденные ягнята и телята пытались встать на ножки. Мы молча ехали по извилистой дороге, под копытами хрустели прошлогодние сучья, а в кронах деревьев гонялись друг за другом белки.
Внезапно время пошло в обратную сторону. В пятнадцать лет я ехала той же дорогой на юг в поисках будущего, а после смерти Джона оказалась перед тем же выбором: либо выйти замуж, либо уйти в монастырь. Я подумала о сестре Мадлен. Она умерла вскоре после того, как я повидалась с ней в день моего обручения с Джоном, но я была намного счастливее бедной старой монахини. У меня были дети. Конечно, жизнь многое отняла у меня, но очень многое дала взамен!
Я вспомнила, какой была Маргарита, когда я навестила ее в заключении. Мне хотелось избавиться от этого образа, потому что он напоминал мне о том, чем кончается скорбь. После гибели сына в битве при Тьюксбери она утратила силы и забыла, что такое радость. Раздавленная страданиями, она целый день сидела в кресле с рассеянным взглядом, устремленным в прошлое. Именно такой она была в тот день, когда я приехала в замок Уоллингфорд. Маргарита узнала меня и даже сказала несколько слов, но была всего лишь пустой оболочкой, хранилищем воспоминаний. Я подумала о графине Алисе. Преступления Маргариты обернулись против нее самой, но что толку? Она писала историю, но не могла смыть слезами свои грехи, вернуть жертвам отнятое и тем самым спасти себя…
После смерти Джона мне очень хотелось выбрать мирную обитель, где я могла бы вернуться в прошлое
