Торопиться приносить скоро'.
Приказ фашистского коменданта, найденный нашими войсками в одном из освобожденных районов Ленинградской области.
Вот каким языком разговаривают гитлеровские бандиты и ворюги с русским народом в захваченных районах.
Язык, что и говорить, красноречивый.
Из него так и прет беспримерное, чисто фашистское, хамство, подлость, зверская жестокость.
Кто писал эти жалкие, страшные каракули, нахально претендующие называться русским языком?
Растленная душонка, потерявший остатки совести и чести, проклятый родной страной и забывший родной язык белогвардеец, продавшийся фашистам?
Или прибалтийский барон?
Или шпик, специально изучавший русский язык в какой-нибудь гестаповской 'академии'?
Не все ли равно!
В этом коротком безграмотном, жутком приказе как в капле воды отразилась вся презренная идеология фашизма.
Это заповеди бандита. 'Майн кампф' в сокращенном издании. Самая сущность фашизма.
'Господин немецкий Коммандантий', этот выродок и болван, не любит утруждать себя длинными рассуждениями. Он, черт возьми, прям и лаконичен. Кроме того, ему, как видно, ужасно хочется жрать. Он отощал. Он мечтает о еде.
'Каждый, который у себя есть одна корова, сдай в восемь часов один горшок с молоко'.
Ему, видите ли, утром ровно в восемь часов хочется краденого молочка. Он без этого не может. Он так привык.
Он, кроме того, большой любитель награбленного овса:
'Сдай в восемь часов один мешок овес'.
С этим мерзавцем шутки плохи:
'Или вы дать, или ваший домий сгорать'.
И пылают крестьянские дома, облитые керосином гитлеровским разбойником в комендантском мундире со свастикой на рукаве. Замерзают выброшенные в снег дети. Льется кровь...
А господин 'Коммандантий' истошно кричит, топая ногами:
'Торопиться приносить скоро!'
Он торопится.
Он торопится грабить. Он чувствует, что скоро Красная Армия вышвырнет всю фашистскую нечисть со священной советской земли.
И тогда господину 'Коммандантию' придется предстать перед страшным и беспощадным судом великого советского народа.
И тогда за каждый 'горшок с молоко', за каждый 'мешок овес', за каждый сожженный дом, за каждую слезу советского человека он заплатит своей поганой, гнилой кровью.
1942
ГВАРДИИ КАПИТАН ТУГАНОВ
Мне нужно было повидаться с генералом, командиром одной из наших конногвардейских частей. Я приехал в деревню и вошел в избу, на крыльце которой стояли парные часовые. Генерала не было дома. Адъютант пригласил меня в горницу, оклеенную по-деревенски газетами и обоями, и предложил подождать. Когда мы вошли, адъютант представился:
- Гвардии капитан Туганов.
Это был красивый смуглый мужчина несколько восточного типа, плотный и очень хорошо сложенный. На вид ему было лет тридцать пять. На нем была легкая защитная рубашка, перехваченная узким кавказским ремешком с набором. Синие шаровары с алыми гвардейскими лампасами. Мягкие сапоги джигита. Шпоры. Пистолет. На груди два ордена: один гражданский - Трудового Красного Знамени, другой военный - Боевого Красного Знамени. Я это внутренне отметил. Мы поговорили о последних операциях части и о погоде. Операции были удачны. Погода никуда не годилась: пятый день шел дождь, сделавший дороги почти непроходимыми и сильно поднявший уровень рек.
Пока я разговаривал с капитаном, лицо его казалось мне все более и более знакомым. Как будто бы и фамилию его я тоже уже слышал раньше.
- Мне кажется, капитан, что я вас знаю.
- Это не исключено, - сказал он со сдержанной улыбкой.
- Но я не могу вспомнить, где я вас встречал!
- Это могло быть во многих точках Советского Союза. Вы могли меня видеть в Харькове, в Одессе, в Новосибирске, в Куйбышеве, в Саратове, в Ленинграде, в Ташкенте... в десятках городов... Наконец, в Москве.
- Вот именно, кажется, я вас видел в Москве. Но при каких обстоятельствах? В каком месте?
- Я думаю, - сказал капитан, - вероятнее всего, вы меня видели в цирке.
- В цирке?
- Ну да.
- Позвольте!..
И тут меня как молнией озарило. Ну да! Конечно! Я сразу увидел фасад Московского цирка и громадный цветной плакат, изображавший всадников в черных бурках и красных башлыках: 'Грандиозный аттракцион. Донские казаки под руководством Михаила Туганова'. Я был изумлен:
- Михаил Туганов... вы?
- Я.
- Тот самый, знаменитый?
- Да. Тот самый. Известный.
Я еще раз взглянул на него. Конечно. Это он. Последний раз я видел его на арене Московского цирка. В ослепительных разноцветных лучах прожектора на арену выезжают донские казаки. Их кони танцуют, носят боками. С удил падает пена. Развеваются башлыки и бурки. Впереди три аккордеониста на конях. Черные бурки, папахи и белоснежные аккордеоны. Это красиво. И потом замечательный номер. Казаки пляшут, стреляют, рубят лозу, показывают высший класс джигитовки. И во главе этой замечательной труппы Михаил Туганов. Он несется по арене в карьер. На голове у человека яблоко. Михаил Туганов на всем скаку разрубает яблоко шашкой. Михаил Туганов на всем скаку стреляет из револьвера в цель. Михаил Туганов проносится вокруг арены на своем взмыленном скакуне, повиснув вниз головой на стременах.
- И вот теперь вы... - говорю я.
- И вот теперь я гвардии капитан, - говорит Туганов.
- Как же это случилось?
- Это случилось очень просто.
И гвардии капитан Михаил Туганов рассказывает мне поистине простую и почти эпическую в своей простоте историю:
- Я сам по рождению кавказец, осетин. Прирожденный джигит и наездник. Мой отец - джигит. Мой дед - джигит. С детских лет я научился в совершенстве владеть конем, шашкой и винтовкой. Юношей, почти мальчиком, я поступил в цирк. Скоро я выдвинулся. Я стал довольно известным наездником. Я создал с тремя товарищами небольшой полный номер 'Четыре Туганова четыре'. Это был вполне приличный номер. Он имел успех у публики. Но он не представлял собой ничего выдающегося. Номер как номер, на десять - двенадцать минут. Меня это не удовлетворяло. Я мечтал создать что-нибудь более самобытное, более оригинальное и, если хотите, более народное. Однажды мы гастролировали в Ростове-на-Дону - в столице донских казаков. Здесь мне пришла в голову счастливая мысль - создать из настоящих донских казаков настоящий 'гала-номер'. Так родилась 'труппа донских казаков под руководством Михаила Туганова'. Наш
