И на бегущего рядом с тобой узника плотный, с выпирающим брюшком мужчина обрушивает удар топора, с костяным звуком раскалывая череп жертвы пополам. И визжащие женщины яростно, словно бестии, тычут ножами одного из упавших беглецов, и лица их покрыты кровью жертвы, зубами же они вырывают из бьющегося тела целые куски.
Все это ты выхватываешь обрывками, успевая уворачиваться, пригибаться и отпрыгивать, и ни на секунду не забывая о главной задаче — вырваться из этого ада живым.
И я прорвался! Дыхание с трудом вырывалось из пересохшего рта, сердце колотилось, грозя выломать ребра, кинжал в моей руке был залит кровью. Где-то позади раздавались слабеющие крики, все перекрывал истошный рев толпы. Споткнувшись, я полетел вверх тормашками, больно ушибив руку. Вскочив, заполошно оглянулся. Толпа возвращалась, и одного взгляда на их лица хватило, чтобы я ощутил страх.
Один на один я мог справиться там с любым, двое-трое тоже не представляли серьезной угрозы. Но с целой толпой, вооруженной дубинами, топорами и вилами в одиночку можно сражаться только в кино. Там, в заэкранье злодеи кидаются на героя по одному, остальные же терпеливо ждут своей очереди. В реальности все как раз наоборот, и потому я бежал, и бежал быстро.
Я ворвался на деревенскую улицу, топая ногами словно взбесившийся буйвол. Отовсюду лаяли псы, ворчали, злобно скалили зубы. Сколько времени пройдет, прежде чем их на меня натравят? Смогу ли я живым убраться оттуда, где местные жители знают все тропки и дорожки?
На одном из домов справа красовалась вывеска, где весьма упитанный мужчина с буденовскими усами и в рыцарском доспехе отхлебывал из пенной кружки. 'Принц Эдуард', прочитал я, и тут же свернул к таверне. Купцы говорили, будто отдыхали здесь когда-то а значит тут есть…
У коновязи грустил серый с яблоками мерин. В узде, но без седла. Перебирать не приходилось, я вскочил на него, и ударил пятками в бока. Шел он так себе, ни шатко ни валко, в панике я оглянулся, сзади меня настигала толпа. В отчаянии я наклонился и завизжал мерину прямо в ухо. Тот взбрыкнул и попытался встать на дыбы, и тогда я вцепился зубами ему в шею.
В ужасе всхрапнув, мерин понесся не разбирая дороги. Мы пулей вылетели из деревни и проскакали почти милю, прежде чем мне удалось его успокоить. Какое-то время я молча глядел в ту сторону, откуда только что появился, затем повернул мерина обратно. Дело в том, что на выезде из деревни я кое-что заметил. Я был не единственным спасшимся, вслед за мной бежало еще трое беглецов, и теперь я не мог уехать, хотя бы не попытавшись их спасти.
Как я и предполагал, погоня шла за ними по пятам. Спасшихся оказалось уже двое, и я не стал ничего уточнять, все было и так понятно. Удалось уйти одному из купцов и, к моему удивлению, тому задохлику, что постарше. Верно, в чтении книг есть нечто, способствующее выживанию. Они шли пошатываясь, здоровяк практически тащил на себе худого. За поворотом дороги перекликались и бранились грубые голоса. Лаяли собаки.
— Шире шаг, — прорычал я. — Шевелитесь, если не хотите попасть в котел.
— Он ранен и не может идти быстрее, — задыхаясь выкрикнул здоровяк.
— Давай его сюда, — сказал я, и тот буквально забросил задохлика на спину мерину.
— Ну а теперь — ходу, — скомандовал я. — Держись рядом, время от времени будем меняться.
Я ударил мерина пятками. Не дожидаясь истошных криков и укусов умное животное нервно вздрогнуло, и сразу же набрало приличную скорость, так что мне приходилось его сдерживать, чтобы не потерять купца. Мы со здоровяком ехали поочередно, мозгляка же держали поперек седла, как пленную полонянку. Погоня упорно не отставала, и нам приходилось двигаться без перерыва.
Солнце давно перевалило за середину, а я все бежал, не чуя ног. Легкие мои давно сгорели и рассыпались пеплом, в груди же сипело и хлюпало нечто раскаленно-багровое, словно жерло вулкана. Пот заливал глаза, и сил уже не оставалось.
Мерин остановился. По инерции я сделал еще пару шагов, одна нога зацепилась за другую, я рухнул на землю. Рядом со мной обрушилось тело задохлика. Я с трудом поднял голову и словно сквозь туман разглядел, что нас обступили вооруженные всадники. На щитах у воинов красовалась роза поверх креста, и я уронил голову. Мы все-таки добрались до заставы, о которой в полубреду все твердил задохлик. Мы достигли Барнстапла, и жизнь наша была спасена.
Наш сержант невысок и коренаст. У него плоское как блин лицо со светлыми, почти белыми бровями и ресницами, да лысая как коленка голова. Вышел он из простонародья, зато старанием и усердием заслужил право на орденский амулет с одним камнем. Гордится им сержант чрезвычайно, и при всяком удобном случае напоминает что нам, славным защитникам замка Бунет, есть с кого брать положительный пример добросовестного отношения к службе.
Знак ордена Золотых Розенкрейцеров выполнен точь-в-точь по тому же канону, что и найденный некогда у покойного барона Берифорда, владельца замка Молт: роза поверх креста, и в один из пяти лепестков розы вставлен рубин.
Если все пойдет как положено, то лет через десять сержант получит второй камень, опал, а это уже служилое дворянство. Есть за что рваться и тянуться. Ну а если, паче чаяния, наш сержант получит на амулет третий камень, изумруд, светит ему дворянство потомственное, да именьице, что сможет передать по наследству. А потому вчерашняя деревенщина тянется изо всех сил, и, к слову сказать, начальство им довольно.
— И смотреть у меня в оба, чтобы даже мышь не прошмыгнула незамеченной! — рявкает сержант, обжигая строй пылающим взглядом.
Окружающие меня воины коротко переглядываются, каждый знает, что в период смены власти худший враг розенкрейцера — это собрат по ордену. Да будто в других местах и организациях дело обстоит иначе? Вот-вот к власти в ордене придет новый Великий магистр, которого покойный епископ Кошон на французский манер именовал генералом. И тогда одному богу известно, кого глава розенкрейцеров вознесет вслед за собой к сияющим высотам власти, а кого отправит доживать век в отдаленный замок пусть на щедрую, но все же пенсию?
Это в двадцать первом веке можно сослать неугодного вельможу послом в отдаленное государство, твердо при этом зная, что тот при всем желании ничего особенного натворить не сумеет. В пятнадцатом веке если уж поручают тебе что-то, значит ты пользуешься полным доверием. Иначе и нельзя, слишком уж неразвиты тут средства связи. Поручишь какому-нибудь олуху важное дело, а тот возьмет да и завалит его прежде, чем ты об этом даже заподозришь.
Сержант наконец-то заканчивает инструктаж, да уже и пора бы. Солнце клонится к закату, холодный ветер несет вдаль серые, словно выцветшие облака. Хрипло переругиваются засевшие на краю крыши вороны, внимательно разглядывают нас, свесив головы. Сержант выкрикивает команду и мы выдвигаемся к отведенным постам. Позвякивает в такт шагам кольчуга, в руках у нас тяжелые алебарды. Универсальное оружие, удачная помесь копья с боевым топором.
Сегодня, как и последние три раза мне выпало охранять западную галерею замка, место, отчаянно нелюбимое прочими воинами. Понять их можно, скучно торчать всю ночь на посту, когда и словечком не с кем перекинуться. Обычно дежурят по двое и по трое, посвящая ночь игре в кости да увлекательным мужским разговорам.
Тем уйма: о служанках, о маркитантках, о веселых вдовах, о неверных женах и, наконец, о любвеобильных аристократках, какие, по слухам, весьма лояльны к бравым мужественным часовым. Вот так, бывает, прямо среди ночи шасть к тебе, и ты, не снимая доспехов, окучиваешь ее до самого утра. Еще можно посудачить о службе, о малом жалованье, да сержанте-придурке.
А вот в одиночку дежурить скверно. Скучно, хоть волком вой, да и время тянется, словно кусачее насекомое по мокрому месту. Вдобавок в западной галерее жуткие сквозняки, и после дежурства ужасно ломит спину, но самое главное то, что где-то здесь обитает привидение — рыцарь, какому некогда принадлежал замок.
Якобы младшему брату покойного надоело жить прихлебателем, и в одну ненастную ночь он отравил владельца замка. Находчивому рыцарю достался не только замок, но и жена покойного брата, видная собой бабенка. Все это было давным-давно, но призрак отравленного регулярно является в галерею, ища какой-то там правды и горя отмщением. В общем, мешает нам нормально нести службу.
Пост в западной галерее выставляется больше по привычке. Сами посудите, ну что тут делать
