малого с грубыми, почти звериными чертами лица появляется коренастая фигура, с головой укутанная в плащ. Пухлая рука, унизанная перстнями, откидывает капюшон, и я стискиваю зубы. Вновь прибывший расплывается в широкой ухмылке, и его поросячье лицо превращается в самое настоящее свиное рыло.
— Это он, тот самый мерзавец, что пытался меня убить! — торжествующе ревет епископ Кошон. — Я так и знал, что не ошибся!
— Вы обознались, святой отец, — с недоумением заявляю я. — Мы не знакомы.
— Попался негодяй! — ликует палач Жанны, — от меня не скроешься! Небось думал, что отправил меня к праотцам? Не тут-то было! Рука самого Господа подтолкнула тебя под локоть!
— Скорее уж дьявола — мысленно поправляю я.
Процесс опознания завершен, хмурый кузнец заковывает 'убийцу и террориста' в железо, и меня волокут в темницу. Выделенная мне камера представляет из себя настоящую каменную нору: здесь нет ни окна, ни отдушины, из небольшой дырки в дальнем углу гадостно воняет. Оставив у входа плошку с водой и засохшую краюху хлеба надзиратель выходит в коридор. Лязгает засов, отгораживая меня от окружающего мира, и я вытягиваюсь на скрипучем узком топчане из неструганных досок.
Какое- то время я разглядываю входную дверь, та сделана из металлических прутьев, каждый чуть ли не в два дюйма толщиной. Практичное решение, за такой не подстережешь неосторожного тюремщика. И угораздило же меня попасться епископу на глаза! Сплюнув, я принимаюсь думать о том, как выбраться живым из этой передряги. Не проходит и часа, как в коридоре раздаются тяжелые шаги. Я вскидываю голову, надзиратель глядит на меня с жадным любопытством.
— Не спишь? К тебе тут гости.
Я сажусь на топчане, тот протестующе скрипит. Все мое тело затекло, и я потягиваюсь. Из-за спины тюремщика в камеру плавно, словно змея, проскальзывает человек. Он на полголовы меня, с неширокими плечами, и незапоминающимся лицом. Взгляд у него цепкий, глаза жесткие, тонкие губы плотно сжаты. Я привстаю было, он тут же мягко кладет руку на мое плечо. Рука у него тяжелая, да и хватка словно у стального капкана.
— Сидите, — сухо говорит он. — Не надо вставать.
— Как угодно, — отвечаю я в тон, — могу и посидеть.
Удерживая меня в поле зрения мужчина повелительно кивает надзирателю, тот поспешно удаляется.
— Сейчас сюда пожалует мой господин, — продолжает гость. — Советую вам не делать резких движений, и не вскакивать с места без особого разрешения.
— Он этого не любит? — спрашиваю я с вызовом.
— Господину все равно. Я этого не люблю, — парирует гость, вернее сказать, телохранитель.
Я пожимаю плечами. Любопытно, неужели епископ решил явиться и уже наедине посмаковать победу? Да бога ради, уж я найду что высказать этому мерзавцу. Снова скрипит дверь, в камеру входит граф де Берлар. Брови мои ползут вверх, поистине, сегодня день встреч. Передо мною стоит один из магистров ордена и покровитель Жака Кера. А еще это тот самый человек, кого я выпустил из камка Ламбье. Давным- давно я узнал в графе раненого беглеца, но напоминать о нашем знакомстве не пытался, до сегодняшнего дня и магистр не проявлял ко мне видимого интереса.
— Милорд, — наклоняю я голову.
— Шпион, — кивает тот, в уголках губ прячется легкая улыбка, и я покаянно киваю.
— Значит вот он каков, загадочный мститель за погибшую Дочь Орлеана, — улыбается мужчина.
Вполне искренне улыбается, понимаю я, внимательно заглянув ему в глаза. Графа и в самом деле забавляет происходящее.
— Епископ Кошон с таким пылом поведал историю о перенесенных им нечеловеческих пытках, что я просто не мог не явиться. Лишения бедолаги не тронули бы только самое черствое в мире сердце! — улыбка на лице графа становится еще шире, невольно я ежусь.
— Раскаиваешься ли ты? — любопытствует магистр.
Решив пойти ва-банк, я покаянно склоняю голову:
— Кто бы не раскаялся, ваша светлость, когда само провидение предало меня в руки правосудия? Бог — он правду видит! Стоит отступить от пути праведного, и тут же следует оплеуха. Не греши, мол, одумайся, пока не поздно!
Я поднимаю голову и, глядя прямо в глаза графу де Берлару, жестко заканчиваю:
— Я от всего сердца раскаиваюсь в том, что плохо сделал свою работу. Я не дорезал ту жирную трусливую свинью, а бросил подыхать, не проверив, действительно ли он умрет. А больше мне каяться не в чем, господин граф, хотите верьте, хотите нет.
Магистр без видимых усилий выдерживает мой горящий взгляд, задумчиво кивая в такт произносимым мной словам.
— Ну-ну потише, любезный друг, — роняет он наконец, и я, спохватившись, опускаю взгляд.
Даже тупая как полено горилла не любит вызывающего поведения, а передо мною один из иерархов ордена Золотых Розенкрейцеров!
— Поверьте, Робер, я на вашей стороне, — продолжает граф. — И один раз уже доказал это! Поверьте на слово, но именно благодаря моему вмешательству брат Абеляр оставил вас в живых. Мой брат по ордену хотел подвергнуть вас пыткам, и наградить уже посмертно… А вы до сих пор живы.
— Благодарю вас, ваша светлость, — искренне заявляю я.
Вот и разрешилась еще одна загадка. Признаюсь, некоторое время я и в самом деле сомневался, выпустит ли меня глава контрразведки ордена из своих цепкий объятий. Больно уж въедливо брат Абеляр выпытывал все детали ирландской экспедиции. По сто раз переспрашивал одно и тоже, меняя формулировки вопросов. До сих пор как вспомню — мороз по коже.
— Ведь что такое по большому счету один продажный французский епископ? — говорит тем временем граф. — При необходимости купим еще дюжину, и все будут служить нам с не меньшим усердием. С другой стороны, не заботься я о людях, которым обязан жизнью, что подумают обо мне мои сторонники? Пойдут ли за мной в следующий раз, когда мне понадобится вся их преданность?
Магистр глядит на меня с легкой улыбкой, я медленно киваю.
— Сегодня, заинтересовавшись личностью убийцы, я попросил напомнить мне ту историю с покушением. И сейчас хотел бы выяснить некоторые детали.
Улыбка сползает с его лица, граф де Берлар размеренно спрашивает:
— Зачем ты здесь?
Я пожимаю плечами, лихорадочно пытаясь сообразить, что же мне отвечать. Рассказал ли епископ Кошон о деталях нашей встречи? О вопросах, какие я задавал и, ответах, что он мне дал? Кошон подл и продажен, но отнюдь не глуп, и должен понимать, что правда повредила бы ему никак не меньше, чем мне. Вряд ли его погладят по головке за то, что он распустил язык.
— Ответ прост, — начинаю я. — Я был личным телохранителем Дочери Орлеана. После того, как ее захватили в плен, король Франции бросил меня в темницу, лишив рыцарского звания, замка и дворянства. Когда мне удалось бежать, я оказался вне закона, а потому встречу с епископом я воспринял как подарок судьбы. В конце концов Кошон был одним из виновников моего бедственного положения, и коль я не мог дотянуться до остальных…
Я гляжу на графа, тот поощрительно кивает. Мол, пока что ты поешь гладко. Продолжай в том же духе, не останавливайся.
— Места во Франции мне больше не было, и я решил перебраться сюда, в Англию. Решил, что пока не стар и полон сил, то сумею заслужить здесь и титул, и деньги. В Плимуте вербовали наемников, вот так я оказался в Барнстапле…
— А по пути спас сэра Арно де Степлдона и мастера Гельмута Вайса, — хмыкает граф. — Затем на пару с еще одним головорезом помог захватить замок Ламбье, — я открываю было рот, но магистр останавливает мой протест решительным движением руки, — и оказался единственным, кто вернулся из похода в Ирландию. И не просто вернулся, а выполнил задание!
Я осторожно киваю. Неужели все это я натворил?
