«Теперь я в этом не уверен», — чуть не сказал я, но воздержался.
— Хотел попросить тебя кое о чем, — заговорил я, но поперхнулся и сделал вид, что коктейль попал не в то горло.
— Что бы это ни было, я на все согласна, — улыбнулась она.
— Но ты еще не знаешь, что я хочу попросить.
— Ты же не попросишь у меня ничего такого, в чем я буду вынуждена отказать. Я тебя знаю.
— Дело в том, — запнулся я, — что это свяжет нас двоих самым серьезным образом, причем на долгое время. И я не уверен, не внесет ли это в твою жизнь дополнительных неудобств.
В самом деле, кто захочет связываться с преступником? Полстраны, если верить песне рэппера, но речь идет не о позере с пистолетом и брильянтиками в ушах, а о самом настоящем преступнике, который, правда, не имеет дела с гангстерами и сутенерами, но грабит доверчивых старых леди. Ему просто больше по душе их общество.
— Проси, — сказала Люси тоном замерзшего на остановке пассажира, ждущего появления автобуса, опаздывающего на час.
— Мне нужно, чтобы ты присмотрела за Пучком, — сказал я. — Причем на время. Возможно, на долгое время.
Видно было, что эти слова произвели на нее сильное впечатление. Сначала я отбросил в сторону принципы, теперь бросаю свою собаку. И что? Я катился с горы, я падал; а падая, не думаешь о том, насколько красиво ты летишь, не так ли? Тебе просто ничего другого не остается, только падать.
— Ну… конечно, — ответила она, оправившись от потрясения. — Ты же знаешь, я на все для тебя готова.
Я поспешно отвернулся, сжигаемый изнутри поднявшейся во мне волной тепла, чувствуя себя так, как будто мне разом купили тысячу пирожных.
У меня зазвонил телефон. Это была Линдси. Я ответил.
— Привет, герой! — прокричала она. — На сегодня есть задачи!
Последовал долгий перечень, в котором значилась, помимо прочего, какая-то
— Я от тебя без ума! — сказала Линдси напоследок.
Я автоматически повторил формулировку:
— И я от тебя, — и отключился.
— А о чем ты хотела поговорить? — обратился я к Люси.
— Не знаю, — пожала она плечами. — Теперь это не имеет значения.
25 РАЗЛУКА
Как я ни старался пусть хотя бы мысленно уйти от этого, время неотвратимого и неизбежного расставания с Пучком приближалось.
Шли дни, была уже присмотрена кухня, выбраны диваны, обои, линолеум и ковролин. Наступал момент, когда пса предстояло посвятить в происходящее, а стало быть, открыть ему глаза на будущее, которое ожидает его впереди.
Нелегко сообщать столь душераздирающие известия кому бы то ни было, а уж тем более любимой собаке, но я решил наконец, что время пришло. За неделю до переезда я набрался духу для откровенного разговора. Надо было только выбрать подходящее место, где бы пес чувствовал себя наиболее комфортно и мог легче перенести ожидавший его удар.
Я пытался дать Люси денег на съем квартиры попросторнее, но она об этом и слышать не хотела. Она поступила в университет Суссекса, это всего четыре часа лекций в неделю, так что псу не придется долго оставаться в одиночестве.
Она будет с ним почти постоянно. Кроме того, Люси сказала, что привыкла к своей квартирке и места им вполне хватит обоим.
И еще я опасался, что она скажет ему что-нибудь вроде: «Ну вот, кареглазый дурачок, теперь будешь жить со мной!», что неизбежно вызовет шквал нежелательных вопросов в голове Пучка. Вопросов, которые задать будет некому.
Но главное… Впрочем, что говорить о главном. Люси для меня все равно оставалась путеводной звездой в темном лабиринте, куда я забрался благодаря своей слабохарактерности, несмотря на то, что я продолжал по инерции двигаться в противоположном направлении.
— Куда пойдем сегодня? — обратился я к Пучку в субботу. Это был день, который я назначил для разговора с ним. — Выбирай, что тебе больше нравится: Даунс, лес, что угодно.
— Что угодно? — переспросил пес.
— Что угодно, — ответил я.
— Что угодно?
— Да, что угодно.
— Значит, что угодно? Совсем что угодно?
— Сколько можно переспрашивать!
— Я хотел проверить, сколько раз я могу заставить тебя повторить.
— Что повторить — «что угодно»?
— Четыре раза! — торжествующе объявил он. — Целых четыре раза подряд. Это рекорд. Столько раз ты еще никогда не повторялся.
Дело в том, что собаки считают только до четырех, поскольку пятый палец у них отсутствует. Однажды я спросил Пучка, что бы делали собаки, будь у них пятый палец, как у людей.
— Сами открывали бы консервы! — сказал он, истекая слюной при одной мысли об этом.
— Так что тебе больше по душе? Где будем гулять? — Я изо всех сил пытался не выдать своего волнения, хотя он и так уже неоднократно замечал и ставил меня в известность, что со мной что-то странное творится последнюю неделю.
— Есть одно местечко, — таинственно произнес пес.
— Где?
— Такой большой выгон, который мы проезжали по дороге к Уотерфилдским прудам.
Я не сразу взял в толк, что за место он имеет в виду. К прудам вело широкое двухполосное шоссе, и никаких «выгонов» там не было.
— Ну, там, где машины все время поворачивают и поворачивают.
— Крутятся? — уточнил я. — Или все-таки поворачивают?
Требовалось уточнить, что он имеет в виду — поворот или круговое движение.
— Да прямо перед прудами! — воскликнул он, удивляясь моей бестолковости.
— Уж не о Уиндем-Айленд ли ты ведешь речь? Такая круглая штуковина, — продолжал я объясняться на собачьем языке, — с цветами в середине.
— Она самая, — откликнулся Пучок. — Обалденная красота, со всех сторон окружена жужжащим железом. Я видел там несколько голубей, они там неплохо проводят время.
— Туда не так просто добраться, — почесал я в затылке.
— Но ты же сказал, «выбирай что угодно»! — Пучок лихорадочно застучал об пол задней лапой — верный признак возбуждения, овладевшего им при мысли, что поездка срывается.
— Ну, хорошо, но только до первой провинности, — жестко предупредил я.
— Да я…
— Знаю, как ты любишь выбегать на дорогу.
— Но я же не сбил ни одной машины.
Вот к какому результату я пришел, обучая его самым примитивным правилам дорожного движения. Собаки, в отличие от тех же уток (которых Пучок причислял к безнадежно примитивным животным,
