— А ты?
— Давай, закручивай.
— Ну нет. Почему ты первый?
— Тогда давай вместе.
Они отнесли кролика обратно в клетку и приступили к делу. До отказа закрутили веревку, потом Володя влез в корзину, а за ним прыгнул туда и Венка.
Сначала все было очень хорошо, пока корзина не очень разошлась. Но когда она набрала скорость, то Володя сразу понял, как туго пришлось кролику. А потом он перестал думать о кролике, потому что ему и самому стало так туго, как будто бы он объелся и, кроме того, снова заболел свинкой.
Наверное, то же самое происходило и с Венкой, но проверить это не было никакой возможности, потому что их так крутило, что все перемешалось, и разобрать, где Венка, а где Володя, было уже невозможно. И вообще ничего нельзя было разобрать — кругом одна тошнотворная муть.
Хорошо, что все это не так уж долго продолжалось. Корзина крутилась все тише и тише, блеснул солнечный свет, замелькали знакомые предметы, от этого мелькания стало совсем уже нехорошо, будто сидишь на одном месте, а голова, как волчок, отчаянно крутится на шее и гудит. Володю затошнило, он лег на дно и сразу понял, что тогда чувствовал кролик.
Когда он открыл глаза, корзина все еще крутилась, но уже медленно и в обратную сторону, так что стало полегче. Венка стонал, не поднимая головы. Володя выполз из корзины, хотел и товарища вытащить, но как только он ступил на траву, весь белый свет закачался и отчаянно завертелся вокруг Володи. Это было очень смешно: один он стоит, а земля вертится и сшибает с ног. В другое время он бы, конечно, посмеялся, а сейчас что-то не хотелось. Тем более, он уже не стоял, а лежал, прижавшись щекой к траве, которая продолжала раскачиваться.
Из корзины послышался стон:
— Вовка, ты где?
— Я здесь.
— Живой?
— А ты?
— Я немного еще живой…
Они помолчали. Потом Венка поднял голову и снова бледным голосом спросил:
— Тебя выкинуло или ты сам?
— Сам вылез.
— А я испугался, думал, куда это тебя занесло.
— Иди сюда. Отдохнем да снова полезем. Надо привыкать.
Венка вылез и сел напротив. На него неинтересно было смотреть — такой он был весь бесцветный, белый, как береза.
— И ты, как береза, — прошептал Венка. — Весь зеленый. Знаешь, Вовка, давай потом будем привыкать. Завтра, а то сразу привыкнем, а потом что делать будем?
— Эх ты, — без всякого воодушевления пролепетал Володя.
В это время неизвестно откуда появился Васька. Он посмотрел на обоих приятелей, на пестерь, покачивающийся на веревке, и сразу все понял.
— Слетали? — спросил он. — Ну, как там, на Луне? Здорово вам лунатики наподдавали. А мне покачаться можно?
— Иди, иди, — проворчал Володя, — нечего тут…
Но вдруг Васька сообщил:
— Ну, вы не очень-то. Через пять дней в школу пойдем, а я теперь с вами в одном классе учиться буду. Понятно? Я теперь второгодник и над вами старший.
Тут как-то сразу они пришли в себя и в один голос закричали:
— Болтаешь ты, Васька!
— Уже в школу!
— Да вы что? И вправду с Луны свалились! — засмеялся Васька. — Всю память у вас отшибло. Через пять дней прощай, свободная жизнь!
И все сразу притихли под горячим солнцем: прошло лето, промелькнуло.
— Примолкли? — мстительно засмеялся Васька.
Венка вздохнул. Володя пригрозил:
— Посмеешься еще, погоди.
— А мне теперь хоть бы хны! — сказал Васька. — Я еще в прошлом году все уроки прошел-выучил. Я теперь, захочу если, завалюсь пятерками.
— У Марии Николаевны запищишь, — пообещал Володя.
— Видал я всяких, — продолжал бахвалиться Васька, но все-таки спросил: — А она у вас какая?
— Она — железо, — поднял кулак Володя. — У нее не выкрутишься.
Васька все еще храбрился, хотя было заметно, что ему стало не по себе.
— Не страшно. У меня шкурка дубленая.
— Башку надо дубленую, а не шкурку, — сказал Венка.
Володя спросил:
— Ты про Митьку Семячкина слыхал?
— Какой еще Семячкин?
— А такой вот, вроде тебя, задавала. Два года во втором классе сидел, ничего не хотел знать. На все педсоветы его вызывали и на родительские комитеты. Пионеров к нему прикрепляли, а он плевал на все.
— Лупили его дома, наверное, как собаку? — загрустил Васька.
— Некому было. Отец на фронте погиб, а мать что?
— Матка, это не страшно, — согласился Васька. — У нее жалость. По затылку шлепнет и все. Ну, а что Митька?
— На третий год остался.
— Силен!..
— Вот тут Мария Николаевна за него и взялась.
— Как взялась?
— Узнаешь, — пообещал Володя. — Она всегда говорит, что наш класс должен быть лучшим в школе. У нас за четверку и то прорабатывают на собрании.
— Да Митька-то что?
— Не выдержал. В другую школу перешел.
— Ну и ладно, — сплюнул Васька. — Об меня она расшибется.
Только это у него получилось не очень-то уверенно.
Глава четвертая
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ
Первый день в школе после каникул — самый бестолковый. Еще никто толком ничего не может сообразить, никто не знает, кончилось лето или еще не кончилось. Все носятся по коридорам, по лестницам, залетают в свои и чужие классы.
И все кругом такое новое, чистое, блестящее и пахнет краской. А когда пахнет свежей краской, то всегда ждешь, что сейчас тебе покажут что-то такое, чего еще никогда не показывали. Почему бы это?
