не выиграла от своей лжи? Выиграл только я, так, по—твоему?
Селина покраснела.
— Вы гуляли с ней.
Он наклонился над столом так, что его лицо оказалось в нескольких дюймах от ее лица. Стороннему наблюдателю показалось бы, что влюбленный нашептывает своей подруге нежные слова. Но находившиеся в ресторане сторонние наблюдатели не видели злых, леденящих глаз Уилла и не слышали угрожающих нот в его голосе.
— После этого вечера я с полным правом смогу сказать, что гулял и с тобой. Означает ли это, что в случае, если ты вскоре окажешься беременной, ответственность можно будет возложить на меня? — Его губы искривились в недоброй усмешке. — Сели, ты в самом деле настолько наивна? Разве твои друзья не объяснили тебе, что должно произойти между мужчиной и женщиной, чтобы родился ребенок? А книг на эту тему у тебя в библиотеке нет?
Селина с трудом перевела дух. Уилл наклонился еще ближе, буквально навис над ней, и она с трудом удержалась, чтобы не отпрянуть. Она чувствовала его горячее дыхание.
— Думается, тебе нужны частные уроки, — шептал он. — Даю слово, я смогу научить тебя всему, что тебе нужно знать. Только предупреждаю: предмет, который я преподаю, не называется любовью или лаской. Я просто трахаю, зато делаю это хорошо. Если тебе нужно это, приходи ко мне — и выйдешь благодарной. А если тебе нужно что-то большее, просьба не беспокоить.
Не двигаясь, Селина мысленно перебрала имеющиеся в ее распоряжении варианты. Можно ударить его; но физическое действие может повлечь за собой противодействие. Кроме того, это глупо. Можно встать и выйти. Можно сделать вид, что последних нескольких минут попросту не было. Можно принять его предложение. «Приходи ко мне — и выйдешь благодарной». Может быть, то, что она получит, стоит дороже, чем чувство собственного достоинства, которое она потеряет. А еще можно пойти ва-банк.
— Вы поставили меня в тупик, — проговорила Селина, чувствуя, что у нее пересохло во рту. — Произнося вашу речь, вы ставили своей целью оскорбить меня или возбудить?
Она удовлетворенно улыбнулась, увидев изумление в темных глазах Уилла. Уилла Бомонта нелегко было сбить с толку, но сейчас Селине удалось сделать это. И она получила ответ на свой вопрос.
Глава 4
Официантка принесла им ужин и вновь наполнила бокалы. При этом она как бы невзначай коснулась Уилла грудью и послала ему очаровательную улыбку. Он улыбнулся в ответ и нежно посмотрел на нее, хотя мысли его были далеко. Впрочем, девушка осталась довольна.
Черт бы побрал эту Селину! Слишком она проницательна. Ее колдовские зеленые глаза видят его насквозь. А это обстоятельство ему совсем не нравится. Он привык быть таинственным, непонятным, замкнутым. А она, черт возьми, видит, что он хочет ее. И не позволяет себе заполучить ее, это она тоже видит. Может быть, она видит даже, что нужна ему как воздух. А вот видит ли она, что он может ее уничтожить?
— Даже если вы не отец Джереда…
Опять двадцать пять.
— Не отец.
— Все равно вы обязаны с ним встретиться. Поговорить с ним. Иначе будет несправедливо.
— Это обязанность его отца, а не моя.
— Поймите, он считает вас своим отцом. Он верит, что вы соблазнили его мать и бросили ее, думает, что вы сбежали из города, лишь бы не исполнить своих обязанностей по отношению к нему и Мелани. А теперь вы вернулись, и он слышит со всех сторон разговоры про вас и Мелани, и про него тоже, а вы до сих пор не проявили к нему ни тени интереса. Он заслужил внимание. Именно ваше, Уилл.
Ему не хотелось признавать, что Селина права. Ребенку важен не тот человек, который является его отцом, а тот, кого он отцом считает. Джеред, должно быть, страдает сейчас не на шутку. Одно дело — знать, что о тебе забыл родитель, который скитается где—то далеко, как мать Джереда или мать Уилла, и совсем иное — когда о тебе не вспоминает отец, которого от тебя отделяет несколько миль.
— И что же я ему должен сказать? «Извини, парень, но твоя мать солгала и я не твой отец»?
— Не знаю, что вы должны говорить. Но если вы скажете что-нибудь плохое о Мелани, он встанет на ее защиту.
— Да? После того, как она бросила его?
Уилл не мог припомнить минуты, когда ему самому захотелось бы встать на защиту собственной матери, или даже такой минуты, когда бы он пожалел о ее отсутствии. Даже в тот день, когда она собрала вещи и объявила ему, что уезжает, а он понял, что останется совершенно один в пустом доме без денег и практически без еды, даже тогда он ни о чем не жалел. Ему было страшно, да, но он не хотел, чтобы она осталась. И ничто не шевельнулось в его сердце, когда он в последний раз проводил ее взглядом.
— Да. Мелани его мать.
— И этим все сказано. — Уилл насмешливо покачал головой. — Да, ты поразительно наивна.
Селину пробрала дрожь. Она принялась за еду. Уилл тоже стал есть, но в то же время он наблюдал за ней. Похоже, в последнее время он нашел для себя излюбленное занятие.
Кстати, Селина исполнила его просьбу, высказанную в библиотеке в весьма экстравагантной манере. Они заехали домой, и Селина переоделась. Сейчас на ней была белая юбка, чуть выше колен, и темно— синяя блуза, оставляющая открытыми руки и шею. Обычно одежда Селины скрывала фигуру; этот наряд подчеркивал. Именно одежду такого рода имел в виду Уилл.
Наконец она неуверенно подняла голову.
— Извините меня. Я забыла про вашу мать, — тихо проговорила она.
Уилл не любил извинений. Он никогда не приносил их, а слышал так редко, что толком не знал, как на них реагировать.
— Про нее нетрудно забыть.
— Когда вы видели ее в последний раз?
— Двадцать четыре года назад. В день ее отъезда.
— И она ни разу не встречалась с вами? И вы, когда выросли, не пытались ее найти?
— А зачем?
Селина растерялась.
— Да затем, что она ваша мать! Она единственный родной вам человек.
— Но я не был ей нужен. Причем еще до того, как она уехала из Гармонии. Еще до моего рождения. Она не хотела становиться матерью. И при всем том ты полагаешь, что я должен был ее разыскивать? — Он презрительно улыбнулся. — Уверяю тебя, если я не интересовал ее в детстве, то неинтересен для нее и сейчас.
— И вы по ней не скучали.
Слова Селины прозвучали как утверждение, а не как вопрос.
— Нет. Полетта в нашей семье была лишней. Мы с отцом прекрасно понимали друг друга и обходились без нее. А когда он умер, мне было безразлично, есть она или нет.
— Вы звали мать по имени? — удивилась Селина.
— Она сама так хотела.
Селина усмехнулась:
— Даже в моем возрасте… Если я назову свою мать в глаза Аннелизой, она меня убьет.
— Даже в твоем возрасте? — передразнил ее Уилл. — О да, двадцать восемь — это возраст.
Он не мог понять, чем вызвана ее загадочная улыбка. Ах, если бы он мог читать ее мысли так же свободно, как это делает она!
Когда они вышли из ресторана, еще не совсем стемнело. И дневная жара еще не сменилась вечерней прохладой. Солнце уже опустилось за горизонт, и небо на западе было красно—фиолетовым. Ночные насекомые уже завели свои песни. Над стоянкой роились комары, и Уиллу с Селиной пришлось отмахиваться
