– А что дальше-то? – нетерпеливо спросил Ставр.
– Дальше? В ту ночь наша ватага напала на караван купцов, перевозивших византийское вино и огневое зелье. Отбили от каравана две подводы, а с ними двух купчиков. Ночью вся ватага пировала. Изжарили кабанчика, откупорили мехи с вином… Всем было весело. А к утру от вина и веселья совсем очумели. Тогда я и предложила – поставить к стене плененного купчика и метать ножи. Чей нож воткнется в доску ближе всего к купчику – тому три золотых солида поверх равной части от добытого.
– И что? – снова спросил Ставр. – Вы стали метать в него ножи?
Евдокия кивнула.
– Да. А пред тем заткнули купчику рот, чтобы не кричал. Трое бросили ножи. Ближе всех попал наш атаман, его нож срезал купчику прядь волос. Тогда я тоже взяла в руку нож… Весело мне было, а крови к тому времени я уже не боялась. Разбойники проливали ее ручьями. Я уже не отличала ее от водицы.
Матушка замолчала и снова о чем-то задумалась. Ставр подождал чуток, потом спросил:
– Что было дальше, Евдокия? Ты кинула ножик?
Она покосилась на Ставра и ответила глуховатым, полным горечи и раскаяния голосом:
– Кинула.
– И что ж – попала?
Евдокия покачала головой:
– Нет. Нож мой воткнулся в доску дальше других.
– Уф-ф… – выдохнул Ставр. – Так чего ж ты тогда сокрушаешься?
– Того, что купчик помер, – сухо проговорила Евдокия. – Помер с перепугу, как только увидел, что девка бросает в него нож.
– И все?
Она кивнула:
– И все.
– А я-то думал, ты и вправду кого-то убила, – с некоторой досадой проговорил Ставр.
Глаза Евдокии сверкнули.
– Ты что, глухой? – раздраженно сказала она. – Я убила того купчика. Кабы не я, он бы остался жив.
– Кабы не ты, то его бы прикончил кто-нибудь другой, – возразил Ставр. – И вины на тебе никакой нет.
– Ты считаешь, что нет? А я знаю, что есть.
– А я тебе говорю: ты ни в чем не виновата!
Евдокия посмотрела на ходока с холодным прищуром.
– Ты и впрямь так глуп или прикидываешься дураком? – сухо спросила она.
– Чего? – Лицо молодого ходока порозовело. – Я дурак? Значит, я дурак?
– Ставр, остынь, – осадил его Глеб.
Ставр отвернулся и проворчал:
– Остынь, остынь… Все время мне рот затыкаете.
Он вдруг поднялся и зашагал к черному облаку кустов.
– Куда ты? – окликнул его Глеб.
– «Коня» привяжу, – сердито отозвался Ставр.
– Смотри не суйся со своим «конем» глубоко в лес, – посоветовал Глеб. – А то упыри тебе его враз оттяпают.
Дождавшись, пока Ставр зайдет за кусты, Евдокия тихо сказала:
– Зря мы так с ним. Он ведь совсем еще ребенок. Сколько ему? Осьмнадцать?
– Почти девятнадцать, – ответил Глеб.
Евдокия вздохнула.
– На шесть лет младше меня. Совсем дите. Еще сопли вытирать не научился, а уже водит в Гиблое место людей. Нешто так можно?
– Знавал я ходоков и помладше, – сказал Глеб.
Евдокия погладила спящего мальчика по волосам, вновь глянула на Глеба и спросила:
– А ты много темных тварей убил?
– Гораздо больше, чем хотелось бы, – ответил Глеб.
– Тебе их жалко?
– Упыри не виноваты, что Сила Гиблого места оживила их мертвые кости, подняла их и погнала по чащобе в поисках живой плоти. Так же и оборотни. В города и деревни их гонит голод. Лишь немногие из них выбрали свою судьбу сами. Другие просто оказались жертвой обстоятельств.
– Я однажды видела оборотня. Это было давно, еще до моего отъезда из княжества. Мы тогда водили хоровод на поляне. Оборотень выскочил из леса и прыгнул прямо в круг. Все закричали и кинулись врассыпную, а оборотень бросился на самую красивую девку. Один парень – крепкий, крепче иного взрослого мужика – встал у него на пути, и оборотень убил его одним ударом. Просто махнул лапой и разодрал парню всю грудь так, что ребра вывалились наружу. А потом вцепился девке зубами в плечо, повалил ее на траву и поволок в лес. Никто из парней не решился его остановить.
Матушка Евдокия немного помолчала, а потом вдруг спросила:
– А правда, что чудовища стригои умеют летать и становиться невидимыми?
– Почти все, что говорят про стригоев, правда, – сказал Глеб.
– А вдруг мы встретим сригоя в Гиблом месте? Что тогда? Он нас убьет?
– По ночам стригои охотятся в городах и селах, а в Гиблое место возвращаются только днем, – объяснил Глеб. – Да и то лишь затем, чтобы поспать. Они забираются в канавы, накрываются еловым лапником или влажным дерном и дремлют до сумерек.
– Почему?
– Солнечный свет жжет им кожу и сушит гортань.
– Значит, ночью они уходят из Гиблого места на охоту, а днем спят в канавах? – Евдокия облегченно вздохнула. – Ну, значит, мы их не встретим.
Глеб промолчал, поглядывая на угли и прислушиваясь к звукам ночного леса.
– Господи, – тихо проговорила Евдокия, глядя в темное, звездное небо, отливающее багровым цветом, – сколь же велико число демонов, покинувших адское пекло и блуждающих среди людей! И когда Господь положит этому конец?
Глава шестая
1
Молодой ходок Ставр с хмурым видом шагал в темноту. «Леший его побери, этого Первохода! – хмуро думал он. – Вообразил о себе! А сам-то кто? Не его ли разыскивают ищейки князя за то, что он утопил в болоте огнестрельные посохи? А еще поучает».
Ставр скрипнул зубами, а на глаза его навернулись слезы обиды. Он смахнул эти слезы и разозлился еще больше. Вот он уже плачет, как девка, – и все это из-за Первохода.
Шмыгнув носом, Ставр заставил себя успокоиться и взглянуть на все здраво.
Нет, конечно, Первоход – ходок хороший. Но кто сказал, что Ставр хуже? Некоторые рождаются ходоками в места погиблые, а некоторые становятся. Ставр – родился. Это ему сказала вещунья, а вещуньи не врут. Если бы вещуньи врали, их бы давно побили камнями.
А Первоход обращается с ним как с ребенком! Вот и Евдокия тоже начала на него покрикивать. А какое она, собственно говоря, имеет право? Тоже еще нашлась – «матушка». А матушке-то всего лет двадцать с небольшим. По здравому разумению, она такая же «матушка», как Ставр – «батюшка».
Батюшка Ставр. К-хех…
Ставр не сдержался и прыснул от смеха.
Остановившись у куста, Ставр развязал на штанах тесьму и, прицелившись в темную канавку под кустом, с наслаждением помочился. Когда он завязывал штаны, ему вдруг показалось, что он слышит какой-то тихий звук. Не громче пищания комара, но несоизмеримо приятнее. Что же это за насекомое такое?
Ставр осторожно двинулся к реке через густые заросли рогоза и камыша. От реки веяло прохладой, и
