подтвердил, что Дари кивнула вместе со всеми.
— Дело закрыто, — сказал Грэйвз, бережно поддерживая руками лысую голову, словно она так болела, что до нее было больно дотронуться.
Дари сидела и злилась на упрямство советника. Джулиан Грэйвз такой рассудительный… но отнестись всерьез к ее рассуждениям насчет Свертки почему-то не желает.
Она была бессильна. Чтобы склонить на свою сторону бывшего советника, понадобилось, чтобы прилетел «шмель» с сообщением. Грэйвз осторожно открыл его, поднял капсулу и подсоединил к компьютеру «Эребуса».
Результат их разочаровал. Это была запись полета эмбриоскафа через не показанную на карте область концентрических сингулярностей, занявшего всего двадцать четыре часа. А потом — пустота, необъяснимый десятичасовой пробел, без каких бы то ни было сведений о корабле и его команде.
— Так что видите, профессор Лэнг, — произнес Джулиан Грэйвз, — у нас все равно нет доказательств существования какой-либо проблемы.
— Здесь нет вообще ничего. — Дари наблюдала за тем, как капсула выдала последний пустой кусок записи. — Что само по себе уже тревожно.
— Если вы надеетесь убедить меня, что отсутствие доказательств существования проблемы есть свидетельство ее существования… — начал Грэйвз.
— Ил, — перебил его слабый хриплый голос. — У-р-р. Грязный черный ил.
Когда из «шмеля» извлекли капсулу с сообщением, его бесполезную внешнюю оболочку бросили на пол. Она покатилась и остановилась в двух футах от широко открытого глаза полифема. Теперь Дульсимер, протянув верхнюю руку, царапал гибким чешуйчатым пальцем бок «шмеля».
— Что он бормочет? — спросил Грэйвз.
Но Дари, присев на корточки около полифема, впервые пристально посмотрела на оболочку. Когда «шмель» прибыл на «Эребус», всех интересовало только принесенное им сообщение. Сам по себе он казался несущественным.
— Дульсимер прав, — сказала она, — и я тоже!
Она подняла цилиндр и передала его Джулиану Грэйвзу. Тот недоуменно уставился на него.
— Ну и что?
— Потрогайте. Когда эмбриоскаф покидал «Эребус», все его оборудование было чистым и в хорошем состоянии. Попросите Талли прокрутить запись, если не верите мне. А теперь взгляните на антенну и корпус. Они грязные и явно после починки. Этот кабель был заменен. Взгляните вот сюда! Это ил. Он высох в вакууме на обратном пути, но до того «шмель» целиком погружался в мокрую почву. Ханс с остальными не только нашли планету… они на нее сели.
— Мы ведь договорились перед полетом, что они не станут этого делать. — Грэйвз укоризненно покачал лысой бугристой головой, затем сморщился. — А измазать «шмель» они могли сами, причем где угодно. Только зачем?
— Потому что у них не было выбора! Если «шмель» был так побит и вымазан при посадке, значит, корабль получил повреждения.
— Вы высасываете проблему из пальца.
— Хорошо, я создам ее из чего-то более существенного. Стерильные покрытия совершенно непохожи на планетарный ил. Ручаюсь, если я соскребу немного этой грязи с корпуса «шмеля» и сделаю анализ, то найду там микроорганизмы, которых нет ни в одном банке данных. Если я это сделаю, вы поверите, что эмбриоскаф сел… на какую-то планету?
— Если. И очень большое «если». — Но Джулиан Грэйвз уже передавал «шмеля» Ввккталли.
Дари поняла этот жест. Она победила! Тут же ее мысли переключилась на другое: как сделать, чтобы ее ни под каким видом не оставили на «Эребусе», когда остальные отправятся через все сингулярности разыскивать Ханса Ребку и его команду.
Как же сильно она изменилась всего за один год! За двенадцать месяцев до этого на факультетском собрании в Институте, она потратила бы час, чтобы отстоять свою позицию, громоздя все больше и больше доводов, а затем предмет обсуждался бы до тех пор, пока присутствующие не сошли бы с ума от скуки или схватились друг с другом врукопашную.
Больше такого с ней не повторится. Как-то незаметно, без лишних разговоров, Ханс Ребка и Луис Ненда научили ее одной великой истине: «Если ты выиграла — заткнись. Словоблудие только вызывает у остальных желание поспорить еще».
К этому имелось примечание:
«Если ты сберег время в одном споре, не трать его зря. Приступай к новой проблеме».
Восхищаясь собственными новыми качествами. Дари вышла из рубки и направилась в грузовой трюм, в котором размещалась «Поблажка». Настало время поработать. Пока Ввккталли будет исследовать образец почвы, а Грэйвз — решать, что им делать. Дари изучит корабль полифема…
Однако не успела она добраться до трюма, как Грэйвз позвал ее назад. Он уже решил: в гнездо сингулярностей полетят Дульсимер в качестве пилота «Поблажки» и Дари в сопровождении Ввккталли. Сам он останется на «Эребусе».
Один? Странно. Но «если выиграла — заткнись».
Она поспешила увести Талли и Дульсимера на «Поблажку», чтобы стартовать как можно быстрее… прежде, чем Джулиан Грэйвз успеет передумать.
В своем нетерпении Дари забыла о другом правиле выживания Ханса Ребки: если побеждаешь слишком легко, не теряй бдительности.
Ханс Ребка сразу бы догадался: Джулиану Грэйвзу было необходимо остаться одному по какой-то неотложной причине. Но Ханса здесь не было. Он следил за Дари весь последний год и подтвердил бы, что она очень изменилась. Но перемены эти были неполными: Дари все еще оставалась слишком самоуверенной. Но теперь она знала достаточно, чтобы представлять угрозу для собственной жизни и жизни окружающих.
Ребка предложил бы ей другое примечание к «великой истине»: не трать время на решение не тех задач.
Интеллект Дари Лэнг граничил с гениальностью, но никто, даже будь он семи пядей во лбу, не может сделать правильные выводы из неверных посылок. Именно поэтому происходили все ее беды. Говоря словами Ханса, когда ей не хватало хороших данных, она еще не знала, как их добыть.
Вряд ли стоило обвинять ее в этом. Большую часть своей жизни Дари провела, оценивая информацию о далеких событиях, временах, местах, добытую другими. Данные содержались в распечатках, статьях, таблицах или голограммах. Успех складывался из умения переварить огромный объем информации, упорядочить и систематизировать ее. Часто этот поиск протекал очень медленно. Путь к успеху растягивался на десятилетия. Но настойчивость значила гораздо больше, нежели скорость.
Ханса Ребку школа жизни учила по-другому. Пищей для размышлений становились события, происходившие здесь и сейчас и почти не записываемые для дальнейшего изучения. Информация принимала разные обличья: странные показания прибора, внезапное изменение ветра, чья-то гримаса на лице, переходившая в улыбку. Успех определялся способностью выжить. А путь к успеху мог закрыться через долю секунды.
В самом начале, когда Джулиан Грэйвз объявил, кто отправится искать Дженизию в эмбриоскафе, а кто останется на «Эребусе», Ребка насторожился. Грэйвз не собирался лететь, хотя именно он наиболее остро ощущал необходимость поиска зардалу… Грэйвз, который вышел из Совета, Грэйвз, который организовал эту экспедицию, Грэйвз, который купил этот корабль. И когда наконец было установлено, где находится Дженизия, Джулиан Грэйвз неожиданно пренебрегает возможностью пуститься за ними следом. «Я должен оставаться здесь».
Теперь Грэйвз снова отказался покинуть «Эребус». К несчастью, Ханса Ребки не было рядом, чтобы предостеречь Дари, ибо этот, второй отказ казался еще более странным…
Проникновение в кокон из сингулярностей было осторожным зондированием и рассчитанным риском. А вот для «Поблажки», которая следовала по проторенному пути всего двумя днями позже, оно оказалось обыденным путешествием. «Шмель» снабдил их описанием развилок и локальных временно- пространственных аномалий, причем настолько подробным, что Дульсимер, взглянув на этот список,
