ему. Обратите внимание, здесь в углу имеется надпись, которой я не могла разобрать, когда смотрела на этот портрет в книге. Она сделана на латыни. — Элизабет вслух прочла: — Ubi iaces dimidium iacet pectoris mei.
— Не могли бы вы перевести это на английский язык?
— Попытаюсь. Думаю, что смогу. — Несколько минут девушка пристально изучала изображение на мониторе компьютера, затем неуверенно произнесла: — Смысл примерно таков: «Где возлежит сердце мое, там и душа моя».
— Что это означает?
— Пока я не совсем понимаю, — медленно произнесла она, продолжая внимательно вглядываться в экран. Затем взяла компендиум со стола, поднесла его к монитору, и, сравнивая два изображенных на миниатюрах портрета, она вдруг воскликнула: — Посмотрите сюда! Я прежде не видела этого! Эти портреты парные.
— Неужели? — Вопрос музейного работника прозвучал недоверчиво и даже скептично.
— Ну да. Обратите внимание на расположение лиц. Девушка смотрит вправо и держит гвоздику в левой руке. А изображенный на портрете мужчина смотрит в левую сторону, и компендиум находится в его правой руке. Я не замечала этого прежде, потому что качество репродукции в книге было отвратительным. Думаю, что этот портрет, прежде чем стать книжной иллюстрацией, был такой же миниатюрой, потому-то и печать столь неотчетлива и крупнозерниста. Должно быть, его пришлось несколько раз увеличивать, прежде чем он достиг размера страницы. — Мысли в голове Элизабет так и мелькали, быстро сменяя одна другую. — Не могли ли обе миниатюры быть рисованными с новобрачных? Такая традиция известна у нас в стране.
— Может быть, здесь отыщутся даты создания этих двух портретов?
— Вы правы, дата, скорей всего, должна быть указана. Я помню упоминание о ней в письме моей руководительницы. — Элизабет снова вглядывалась в экран. — Давайте увеличим изображение компендиума на портрете. Вот оно, взгляните. — Но, всмотревшись в цифры, проставленные в углу экрана, она буквально опешила. — Как же так? Это невозможно!
Тонкими, но бесспорно разборчивыми штрихами под портретом было изображено число «1601».
Первым заговорил Ара Мэтин.
— Что ж, в конце концов, кто вам сказал, что эти миниатюры должны быть парным портретом новобрачных, — пожал он плечами. — Портрет женщины мог быть создан до тысяча пятьсот девяносто девятого года, а что касается мужского портрета, то его могли написать годом или двумя позже.
— Но как такое могло случиться? — Элизабет откровенно терялась в догадках. Потянула к себе бархатный футляр, стала внимательней разглядывать ветхую ткань. — Вы утверждаете, что компендиум хранится у вас с тысяча пятьсот девяносто девятого года, но на том, который был изображен на книжной иллюстрации, стоит дата более поздняя. — Голос девушки увял — В таком случае компендиум не может быть тем же самым, согласитесь? Посмотрим, не могу ли я еще раз увеличить изображение, сохранив его четкость. — Ее пальцы забегали по клавишам. — Глядите, на этом экземпляре не видно никаких тайных отделений с защелками, следовательно, миниатюра не могла здесь храниться. Никаких других портретов этот компендиум не содержал. Я ошибалась в своих предположениях.
Она резко отодвинула стул и встала из-за стола.
— Мисс Стейвли, вы расстроены?
Ара Мэтин тревожно глядел в побледневшее лицо его посетительницы.
— Нет, отчего же.
— Но я вижу, что вам нехорошо. Присядьте сюда, пожалуйста.
Он осторожно поддержал ее за локоть.
— Не беспокойтесь.
— Может быть, дать вам стакан воды?
Элизабет словно не слышала его.
— «Где возлежит сердце мое, там и душа моя», — громко повторила она вслух. И пристально посмотрела на собеседника. — Понимаете, в чем тут дело? Эти слова буквально значат то, что они значат. Когда он говорил о сердце своем, он имел в виду эту молодую женщину, она-то и есть сердце, то есть возлюбленная его. — Элизабет еще раз взглянула в спокойные темные глаза Селии, на ее фарфоровой белизны кожу. — Она осталась здесь, в этом дворце.
Итак, он знал. Пол Пиндар, оказывается, все время знал о том, что Селия находится во дворце. Была ли у него возможность, как у Томаса Даллема, заглянуть в тайные сады гарема? Видел ли он ее? Элизабет почувствовала, что дрожь пробежала у нее по спине. А как же сама Селия? Все эти недели она, Элизабет, представляла ее беззаботный смех, полет быстрых ног в расшитых туфельках. Воображала ее улыбающейся счастливицей, бегущей к своему возлюбленному. Но, как оказалось, все было совсем не так. Пол знал о том, что в гареме дворца находится его невеста, и оставил ее там.
— Но я не совсем понимаю, почему вы говорите об этом с такой уверенностью. — Голос Ары Мэтина прозвучал растерянно.
— Полагаю, что смогу объяснить вам это. — Теперь последние сомнения оставили Элизабет. — Все это время я строила догадки одну за другой, буквально нащупывая путь исследований, потому что ничего другого мне не оставалось. Но сейчас наконец я обнаружила доказательства, и они передо мной. — Она слабо улыбнулась и указала на нижнюю часть компендиума, изображенного на экране компьютера, ту его часть, в которой мог бы таиться портрет Селии. — Вы сами видите, что здесь нет потайного отделения, а значит, этот мужчина был изображен не с тем компендиумом, который сейчас лежит перед нами, а совсем с другим, ибо этот какими-то неведомыми для нас путями попал во дворец Стамбула, где и остался. Думаю, мы так никогда и не узнаем о том, каким образом и почему это произошло.
— Я не могу разобрать, что изображено в этой части экрана. — Ара Мэтин теперь с не меньшим, чем Элизабет, вниманием всматривался и в изображение на мониторе, и в компендиум, лежащий на столе. — Похоже на рыбу, что ли? Или скорее на угря.
— Во времена царствования королевы Елизаветы Первой эти животные назывались на нашем языке лампри, что значит минога, а фамилия этой девушки, о которой я вам рассказываю, была именно Лампри. — И тут, к своему полному удивлению, Ара Мэтин вдруг увидел, что по лицу его посетительницы текут слезы. — Мужской портрет вовсе не является портретом счастливого новобрачного. Он был написан в память о той, кого не стало.
Глава 36
— Селия!
— Аннетта!
— Ты вернулась!
Девушки встретились во дворике валиде и крепко обнялись.
— Что? Что с тобой? Ты вся дрожишь. — Селия улыбалась, обнимая подругу.
— Я думала… Когда она послала за тобой, я решила уже… Ладно, теперь уже не важно, что я решила! — Аннетта снова накинулась на нее с объятиями, в этот раз еще более бурными. — Что она тебе говорила? Что хотела от тебя? Я поверить не могу, что тебя отпустили. — Она жадно вглядывалась в лицо Селии, затем взяла ее руку и прижала к лицу. — Но хватит об этом, главное, что ты здесь, со мной, живая и невредимая. Ты обязательно должна рассказать мне все, только, — девушка быстро оглянулась, — только не здесь. Пойдем к тебе!
Девушки направились к прежним покоям Селии. Аннетта, едва войдя в двери, огляделась и сразу заметила, как пусто здесь стало, немногие принадлежавшие Селии вещи куда-то унесли. Комната приобрела тот запущенный вид, какой бывает у помещений, уже покинутых одними жильцами, но еще не обжитых другими.
