меня. — Она со смущенной полуулыбкой оглядела свое тело. — Я так сильно похудела. Зачем же нашему повелителю возиться с этим мешком костей? И уж во всяком случае, — она бросила быстрый взгляд на Селию, — я не хотела бы кончить так, как кончила Хайде.
— Хайде?
— Думаю, вы слыхали о ней?
— Нет, никогда.
— Она была главной наложницей султана до меня. В отличие от остальных женщин, она значила для него больше, чем услада постельных часов, она была его другом. Таким же другом стала для него и я. Видите ли, султан, наш повелитель и господин… — Внезапно глаза ее устремились к далекому горизонту, и она замолчала. Со стороны могло показаться, что напряжение, с которым эта женщина вела разговор, оказалось для нее непомерным. — Наш господин тоже подчас испытывает чувство одиночества. Вы не должны забывать об этом.
— Но что же с ней случилось? С Хайде, я хочу сказать.
— У нее родился сын, принц Ахмет. Нынче он живет во дворце, где живут и другие принцы. Но сама Хайде, она будто провалилась сквозь землю, никто не видит ее теперь, ту, которая была вознесена так высоко. — Глаза хасеки Гюляе приобрели грустное выражение. — Говорят, что она никогда не покидает своих покоев. Что от нее ушло желание жить.
— Но почему?
Гюляе-хасеки снова обернулась к девушке, и на мгновение лицо ее оживилось.
— Как вас зовут, кадин?
— Кейе.
— Нет-нет, милая сударыня. Это-то мне, конечно, известно. Я спрашиваю о вашем настоящем имени. О том, которое вы носили до того, как оказались здесь.
— Меня звали… меня зовут Селия.
— Дорогая Селия. — Хасеки взяла руку девушки и сжала ее в своих. — Я иногда забываю о том, что вы не так долго находитесь здесь, как мы. Валиде возненавидела Хайде за ту власть, которую она незаметно для себя приобретала. Не потому, что та стала любимой наложницей, а больше всего за то, что родила ему сына. Возможно, будущего султана. — Молодая женщина нежно погладила руку Селии. — Хайде, как матери сына и как любимой наложнице, стали выдавать очень большое содержание, почти такое же, как содержание самой валиде. Султан преподносил ей прекрасные подарки — золото, драгоценности. И вскоре она стала замечать, какую власть ей дает все это. Хайде приобретала могущество, но не мудрость.
С такими значительными средствами она могла бы себе позволить обзавестись сторонниками, но ее не заботили те, кто был рядом с ней. Многие женщины в гареме, даже из старших, из тех, кто сохранял верность валиде, стали заискивать перед ней. «Если султан назовет ее сына будущим падишахом, — думали они, — то следующей валиде станет эта женщина». И сама Хайде думала точно так же. Постепенно вокруг нее сплотилась клика, все мы понимали это. Словно почувствовав внезапный страх, будто сама тема беседы напугала ее, Гюляе оглянулась через плечо, туда, где возвышались стены дворца. — Вы ведь не ожидаете от меня подробностей? Ситуация становилась очень опасной.
— Для валиде Сафие?
— Для нее? — Хасеки рассмеялась и сжала ладонь девушки. При этом движении золотые монетки на ее шапочке издали мелодичный звон. — Нет, конечно же нет, милая сударыня. Не для валиде, а для Хайде. Султанше Сафие нет дела до того, с кем проводит ночи ее сын, но власти из рук она никогда не выпустит. Когда она сама была хасеки, в дни старого султана Мюрада, она сражалась с валиде Нурбанэ всеми силами. Эта женщина всегда имеет в руке опасное оружие, — закончила она, опуская глаза.
Возникла пауза, затем Селия сказала:
— Но у вас тоже есть сын, уважаемая хасеки.
— Да. И он тоже может стать следующим султаном. Я должна сделать все, чтобы защитить его. Потому что я видела, что они сделали с Хайде… — Она наклонилась, почти приблизив губы к уху Селии. Та почувствовала запах жасмина и мирры, исходящий от ее волос и кожи. — Запомните то, что я сказала вам сейчас, кадин. Стать хасеки еще не значит обрести защиту от них.
— О ком вы?
Селия прижала ладонь к животу, знакомая боль опять пульсировала между ее ребрами.
— У валиде есть соглядатаи повсюду, как во дворце, так и за его стенами. В самых неожиданных местах. Она всю свою жизнь занималась тем, что плела собственную паутину. Создавала сеть — невидимую сеть — из преданных ей людей, тех, кто работал на нее. Например, та старая еврейка, кира по имени…
— Вы говорите о Эсперанце Мальхи?
— Да, о ней. Вы знаете ее?
— Однажды утром она заглянула в мою комнату. — Селия неловко заерзала на подушках. — Кажется, она не знала, что я дома.
Следует ли ей рассказать хасеки о том, что произошло в тот день?
«Наверное, это последний человек, который мог бы мне помочь, — думала девушка, — но она кажется такой разумной. И даже уязвимой. Можно ли ей доверять?»
Наконец молчание было прервано. И прервала его сама Гюляе.
— Она оставила у ваших дверей немного разноцветного песку?
— Да, — ошеломленно прошептала Селия. — Откуда вы знаете? И что это означает?
— Не смотрите на меня так испуганно. Вам не станут пока вредить. Не сейчас, во всяком случае.
«Не сейчас?»
Сердце Селии испуганно билось в грудной клетке.
— Моя подруга Аннетта была со мной в тот раз. Она думает, что это колдовство.
— Колдовство! — воскликнула хасеки. Какая чудесная у нее была улыбка! — Понимаю, это может походить на ворожбу, но это не так. Скорее это амулет против дурного глаза, такой, как этот, смотрите. — И она подняла руку, позволяя Селии взглянуть на змеившийся у нее на запястье тонкий серебряный браслет, на котором висели, позвякивая, несколько маленьких круглых пластинок из голубого стекла. — Мы все носим такие. Для защиты от сглаза. Нет, это было не колдовство. Сейчас в вас нуждаются, вы нужны. Мальхи — это создание самой валиде, и сейчас она не сделает ничего, что могло бы повредить вам. Но одно могу сказать вам уже сегодня — будьте осторожны. — Взгляд женщины предупреждал об опасности еще более красноречиво. — За вами следят, и очень внимательно.
Хасеки откинулась на подушках, будто внезапно силы оставили ее.
— Вы это и хотели мне сказать?
Гюляе отрицательно покачала головой.
— Не Эсперанцы вам следует опасаться, милая сударыня. — Теперь она говорила очень быстро, будто торопясь. — Есть другие, и они значительно более опасны. Хайде знала это. Вы когда-нибудь слыхали о Ночных Соловьях?
Селия знаком ответила, что нет.
— Ночные Соловьи Манисы. Три невольника с прекраснейшими голосами, которых подарила старому султану Мюраду его сестра, принцесса Хюмайше, еще в те дни, когда он был принцем. О, как они были прославлены тогда. Одна из них стала его хасеки.
— Это валиде?
— Да. Другой невольник — это Хассан-ага, глава черных евнухов.
— Хассан-ага? Говорят, он умирает.
— И третий…
Тут хасеки наклонилась ближе к уху Селии, но внезапно отпрянула, словно испугавшись, на лице ее отразилась тревога.
— Что это? — в страхе воскликнула она и тревожно оглянулась.
Селия тоже прислушалась, но в этом удаленном уголке садов единственным звуком, достигавшим ее ушей, был стук молотка, который откуда-то доносил морской ветер.
— Я ничего не слышу. Просто где-то работают люди.
— Нет, видите, сюда идут. — Гюляе схватила веер и стала обмахивать им лицо, стараясь спрятать его
