Мифы Древней Греции

четные и нечетные дни первой половины священного месяца[278].

2.Смерть Главки, возможно, была навеяна изображением ежегодного сожжения жертв в храме Геры, наподобие того, который Лукиан описал в Гиераполе («О сирийской богине» 49). Но Главка должна была быть жрицей, украшенной диадемой, которая руководила сожжением, а не жертвой. Источник служил для ритуального омовения. Лукиан объясняет, что сирийская богиня была в целом такой же, как Гера, хотя кое- что в ней напоминало Афину и других богинь (там же 32). В данном случае Эриопида («большеглазая») указывает на волоокую Геру, а Главка («сова») — на совоокую Афину. Во времена Лукиана домашних животных вешали на ветки деревьев, сложенных кучами во дворе храма в Иерополе, и сжигали живьем. Однако смерть четырнадцати детей Медеи и искупительный обряд, совершаемый в связи с этим, говорят о том, что первоначально в жертву приносились люди. Меликерт, критский бог, который председательствовал на Истмийских играх в Коринфе (см. 70.h и 96.5), был Мелкартом («защитник города»), т.е. финикийским Гераклом, в честь которого, как можно с уверенностью утверждать, в Иерусалиме сжигали живых детей (Лев. 18.21 и 20.2; 3 Цар. 11.7; 4 Цар. 23.10; Цар. 32.35). Огонь был священной стихией, делавшей жертвы бессмертными, как он сделал бессмертным самого Геракла, взошедшего на костер на горе Эта и поглощенного пламенем (см. 145.f).

3. Кто принес в жертву детей — Медея, Ясон или жители Коринфа, — этот вопрос обрел значимость позже, когда Медею перестали отождествлять с Ино, матерью Меликерта, а человеческие жертвы стали символом варварства. Поскольку любая драма, завоевывавшая приз на афинском празднике в честь Диониса, тут же приобретала религиозное значение, не исключено, что коринфяне хорошо заплатили Еврипиду за то, что он нужным образом изменил позорный для них миф.

4. Любовь Зевса к Медее, как и любовь Геры к Ясону (Гомер. Одиссея XІІ.72; Аполлоний Родосский III.66), говорит о том, что «Зевс» и «Гера» были титулами царя и царицы в Коринфе (см. 43.2 и 68.1). Коринф, будучи сыном Марафона, называл себя «сын Зевса», а у отца Марафона Эпопея («всевидящий») жену звали так же, как и жену Зевса (Павсаний II.1.1).

157. Медея в изгнании

Медея сначала бежала к Гераклу в Фивы, где он обещал укрыть ее, если Ясон изменит ей. В этом городе она излечила Геракла от безумия, когда он убил своих детей. Однако фиванцы не разрешили ей поселиться в их городе потому, что Креонт, которого она убила, был их царем. Тогда она отправилась в Афины, и царь Эгей с радостью на ней женился. Когда ее изгнали из Афин за попытку отравить Тесея, она поплыла в Италию и научила марубов[279] заклинать змей. Они до сих пор поклоняются ей как богине Ангитии¹. После короткой остановки в Фессалии, где Медея потерпела неудачу, попытавшись сравниться красотой с Фетидой, о чем судил Идоменей Критянин, она вступила в брак с царем из Азии, имя которого не сохранилось и которого считают настоящим отцом Меда.

b. Узнав, наконец, о том, что принадлежавший Ээту колхидский трон захвачен ее дядей Персом, Медея отправилась вместе с Медом в Колхиду. Мед убил Перса, вновь посадил на трон Ээта и расширил царство колхов, присоединив к нему Мидию. Кое-кто считает, что к этому времени Медея уже примирилась с Ясоном, но история Медеи, конечно, была приукрашена и искажена выдумками многих авторов трагедий². На самом деле Ясон, злоупотребив благосклонностью к нему богов, чьи имена он всуе назвал, нарушив клятву, данную Медее, бродил бездомным из города в город, презираемый людьми. В старости он еще раз побывал в Коринфе, прилег в тени «Арго», вспоминая былую славу и обрушившиеся на него несчастья. Он уже было повесился на носу судна, но нос рухнул и придавил его. Корму «Арго» Посейдон поместил среди звезд, поскольку на ней не было вины в убийстве человека³.

c. Медея не умерла, а стала бессмертной и правит на Островах Блаженных; некоторые утверждают, что это она, а не Елена, вышла замуж за Ахилла⁴.

d. Что же касается Афаманта, оказавшегося неспособным принести в жертву Фрикса, что и стало причиной плавания аргонавтов, то его самого чуть было не принесли в жертву в Орхомене во искупление греха, как того потребовал оракул Зевса Лафистия, но вовремя вернувшийся из Эи его внук Китиссор спас его. Это обидело Зевса, который объявил, что отныне старший сын Афамантидов под угрозой смерти не должен входить в пританей (совет), и это требование соблюдается до сих пор⁵.

e. Возвращение аргонавтов породило много рассказов. Но самый поучительный из них — это рассказ о кормчем Большом Анкее. Пройдя через множество невзгод и опасностей, он вернулся в свой дворец в Тегее, где прорицатель предсказал, что ему никогда не испить вина из того винограда, который родит ранее посаженная им лоза. В день возвращения Анкея его слуга уже собрал первые грозди и приготовил вино. Анкей наполнил этим вином кубок, поднес его к губам и призвал прорицателя, чтобы опровергнуть его за неверное предсказание. Прорицатель ответил: «Господин мой, вино не во рту, пока губ не утру!» В этот момент вбежал слуга Анкея с криком: «Господин, дикий вепрь портит твой виноградник!» Анкей отставил нетронутый кубок, схватил рогатину и побежал. Притаившийся в кустах вепрь напал на него и убил⁶.

¹Диодор Сицилийский IV.54; Аполлодор I.9.28; Плутарх. Тесей 12; Сервий. Комментарий к «Энеиде» Вергилия VII.750.

²Диодор Сицилийский IV.55—66; Гигин. Мифы 26; Юстин XLII.2; Тацит. Анналы VI.34.

³Диодор Сицилийский IV.55; Схолии к краткому содержанию «Медеи» Еврипида; Гигин. Поэтическая астрономия II.XXXV.

⁴Схолии к «Медее» Еврипида 10 и к Аполлонию Родосскому IV.814.

⁵Геродот VII.197.

⁶Схолии к Аполлонию Родосскому I.188.

* * *

1. Аттический культ Деметры как земли-богини породил рассказ о пребывании Медеи в Афинах (см. 97.b). Аналогичные культы объясняют ее пребывание в Фивах, Фессалии и Малой Азии. Правда, марубы могли эмигрировать в Италию из Ливии, где псиллы хорошо владели искусством заклинания змей (Плиний. Естественная история VII.2). То, что Медея царствует на Островах Блаженных, вполне понятно: как богиня, владеющая «котлом омоложения», она может предоставить возможность героям прожить вторую жизнь (см. 31.c). Елена («луна») — это, возможно, одно из ее имен (см. 159.1).

2. Вероятно, в героическую эпоху царя Орхомена по окончании срока его правления вели на вершину горы Лафистий для принесения в жертву. Такой царь был одновременно жрецом Зевса Лафистия, причем эта должность передавалась по наследству в матрилинейном клане миниев. Согласно Геродоту (VII.197), во время Персидских войн предводитель клана все еще должен был находиться в пританее, когда его призывали присутствовать при жертвоприношениях. Правда, никто не настаивал, чтобы он следовал этим призывам и, судя по рассказу Геродота, вместо него всегда присутствовал его представитель, кроме тех случаев, когда случались бедствия, например чума или засуха, и он считал своим долгом присутствовать при обряде жертвоприношения лично.

Смерть Ясона и Анкея — это притчи, подчеркивавшие опасность излишней славы, процветания или гордости. Но Анкей умирает как царь в своем родном городе от клыков напавшего на него вепря (см. 18.7), тогда как Ясон, наподобие Беллерофонта (см. 75.f) и Эдипа (см.105.k), бродит от города к городу, ненавидимый всеми и в конце концов