престанут и начнут со всеми чины в любви быть, такожде, аще и афицеры их в такое ж послушание впадут и со всеми чинми в любви будут, и к тому аще у всех полков пехотных военной артикул гораздо будет тверд, еже ни от какова заметания неприятельскаго им не смешатися, то на бою будут яко каменная стена.
А буде же в ружье будут силу знать и у фузей огнивы будут иметь огнистые и кремни приправные, чтоб осечки никогда не было, и фузеи каковы чисты свону, паче же того внутри, и к струне нутрь притравлений, то таковое ружье вельми будет надежно и к стрелянию цельно и в ратоборстве споро. А к тому, аще и стрелять будут не по прежнему на ветер, но в самое дело, чтоб ни пуля, ни порох даром не пропадал, и аще толь твердо научатся с руки стрелять, чтоб никакого бегуна, скачущаго на коне не упустили, то таковые солдаты на бою неприятелю будут вельми страшны, не токмо на сухопутном бою, но и на водяном будут страшны.
И ради морскаго бою вельми учить молодых солдат, чтоб они навыкли с руки в цель бить без погрешения, чтоб, и на малых шлюпках едучи, могли и во время волнения в цель без погрешения убивать. И аще тако затвердят, то самая честная морская битва будет и чаю, что и на весь свет славна и ужасна была.
К тому ж, аще и рукобитное ружье будут иметь самое острое, то и в таковом ружье спорынья будет немалая, понеже острое ружье, хотя чуть коснетца кишкам и прочины внутренным, то тон человек жив быти уже не может и никто излечить ево не может. А тупым ружьем, аще и сквозь утробу человечью проколет, то та рана залечить можно, потому что оной кишок не повредил, а самое острое ружье — смертная язва.
И таковым солдатам, мнитца мне, не худо бы перед рядовыми солдаты и жалования прибавить. Рядовому солдату в год жалованья 16 рублев, а тем, которые будут из ружеи с руки в 20 саженях по шапке бить без погрешения, то таковым, видится, мочно дать и по 20 рублев па год, дабы, на то смотря, и иные острились на такое умение. А буде же в таковой же мере будут по подвижной цели убивать без погрешения же, и таковым, видитца, мочно и по 25 рублев на год дать, понеже таковы солдат заслужит за два или и за три человека неумеющих.
И на сухопутном бою на сходе с неприятелем, аще таковых солдат тысяца человек выстрелят, то на худой конец повалили бы неприятельских людей сот пять-шесть, то каков бы ни был неприятель жесток, умякнул бы, и, нехотя, рожу свою отворотил бы назад. Я чаю, что другова запалу не стали бы дожидатися, стали смекать, как бы на побег пойтить.
Есть слово похвальное про фины, что де так крепко на бою стоят, что убьют де человека, а другой на то место и станет. И то не дивно, буде убьют у ста человек человека одного или двух, то плохо заступать, а буде же у ста человек, да убьют пятьдесят или шестьдесят человек, то я не знаю, как бы и те славные фины могли заступить. А буде же па побег не пойдут, но станут на месте том укреплятися и дождутца другово запалу, то ж бежать будет некому, но вси тут уснут.
Я сего не могу знать, что то за повычай древней солдатской, что только одно ладят, чтобы всем вдруг выстрелить бутто из одной пищали. И такая стрельба угодна при потехе или при банкете веселостном, а при банкете кровавом тот артикул не годитца, там не игрушки надобно делать, но самое дело, чтоб даром пороху не жечь 2 и свинцу бы на ветер не метать, но весь тот припас шол бы в делю, почто сошлися. Я много слыхал от инозсыцов военной похвалы такой: «Так де жестоко билися, что во огне де стояли часов с шесть, и никто де никово с места збигь не мог». И сия похвала немецкая у них бы она и была, а нам дай более ту похвалу нажить: «О русскими де людми битца нельзя, естьли де одиножды выпалят, то де большую половину поварят». И такая битва не в шесть часов, но в одну минуту. И естьли бог изволит тако нашим руским солдатом научитися, что ни один бы пули даром не терял, и таковых солдат естьли тысячь десяток набрать, то я знаю, что и з дватцатью тысячами не пошел бы никто на битву с ними, от русских солдат, бутто от лютаго зверя, всякой бы неприятель бежал без оглядки.
Под Азовом на Швартов полк набежали татары, и солдаты но приказу своего полковника по немецки все однем разом выпалили и всем полком не убили я десяти человек. И те татарове увидели, что почали ружьеа заправлять, скочили вдруг, ружья им заправить не дали и всех, что овец, погнали в свою землю и с полковником.
А естьли бы не на ветер стреляли, да половина бы выстрелила, а другая б в запасе была, то бы не догнали, что овец. А аще бы все умели цельно стрелять, то и на худой конец ста два-три убили бы, то и татарове не смели бы толь смело на целой полк навалится, а естьли бы сот пять-шесть у них убили, то бы они к чорту забежали, что и сыскать бы их негде было. Татарове смелы как большого урону нет, а егда человек сотницу другую потеряют, то и они щоку свою отворачивают, любят они даром ваять.
Был я еще в молодых летех на Пензе и тамошние жители, служивые люди, усмотрили во мне, что я гораздо цельно стреляю, то истинно не лгу, что говорили мне: «Останься де ты здесь в лето, то де мы татар не будем боятися». И я стал говорить, еже одному мне нечево с ними делать, и они мне сказали: «Видем де мы, что ты скор стрелять и пулей даром не теряешь, а татары де напорчиво напярают, что мы не умеем никого из них убить, а тебя де видим, что ты и птицу убиваешь; а от них де выезжают нартики и сажей в десятке разъезжают, а мы де, уставя пищали, да стоим пред ними, а ты де хотя одного б из них убил, то бы они уже не стали так наезжать, а естьли де человек двух-трех убил, то бы де я все изчезли».
И по такому примеру, аще бы бог изволил таковых бойцов тысячъ десяток другой набрать, то ведаю я, что стали бы все неприятели трусить, а естьли же к таковым бойкам да состроить рогатки огнестрельный з затинными пищальми, то из таковых пищалей въстретили б неприятели сажен во сте и пока к сражению сходятся, а у них бы начальных людей, кои перед полком выступают, поубавил бы. А егда саженях в 30 будут, то бы встретил их рогаточною стрельбою, а кои от рогаточныя стрельбы останутся, то тех бы те солдаты из своих фузей подхватили. И от тоя стрельбы кои остальци будут, то бы их ручным боем прикололи, а буде устемятца на побег, то конные, такие же огнестрельные драгуны, проводили бы их до упокоения вечнаго.
И к таковой огнестрельной пехоты да устроить конных бойцов, хотя одну тысячу человек таковых, чтоб, на копе скачучи или и рысью бегучи, стрелять могли по цели въпред себя и на обе стороны и назад себя, то таковая ж одна тысяча заменит у дела паче десяти тысячь. А дело бы у них споряе и дватцати тысячь было, потому что противу таковых бойцов, я невем, кто бы мог устояти и чтобы по прежнему во огне целой день стояти, но и в четверть-часа скучат. Я то могу разуметь, что и дву запалов не вытерпят, но все остальцы будут смякать, как бы голова своя унести.
И аще бы бог помог таковых воинов набрать тысяч пять-шесть, то не почто бы пятьдесят тысячь войска коннаго держать и кормить напрасно. И аще как пехота, так и конница, не будет с пулей даром терять, то от таковых бойцов неприятелю трудно будет и на убег бежать, а и догонять таковых бойцов неприятель не посмеет. И таковым воинам подобает и руятье самое доброе и цельное иметь и имел бы конной воин ружья при себе, фузею, да пару пистолетов длинных, да коротышков карманных: пару ж, да копейдо при седле самое острое иметь под ногою, ратовшце аршина в три или в полчетверга. И таковым воинам подобает носить одежда красная, понеже они огнистые люди, яко огнь малой многие древеса пожигает, тако и сии; а аще на пространном и свободном месте, то и малыми людми, а ще бог помощь свою им послет, могут многих поразите.
И таковые бойцы при свободных местех десятию тысящами заслужили бы за пятьдесят тысящь. И ащеа не таковы будут уметельны стрелять, еже бы ни единые пули даром не потерять, обаче надобно служивой люд беречи, чтобы им нужда ни хлебная, ни одеждная не касалася. Зело бо о них слышно, еже иным на месяц и по десяти алтын не приходит, то чем ему прониматися, где ему взять шуба и иные потребности, и харчу на что ему купить? И в таковой скудности будучи, как ему не своровать и как ему из службы не бежать? Нужда пригонит к побегу, а иной и изменить будет готов.
О салдатех и о драгунех надлежит великое попечение имети и пильно того смотрити и при квартирах, чтобы они ни пищею, ни одеждою не скудны были, а при армии и наипаче подобает их довольствовати, чтоб они радующсся служили. И есле всем будут доволны, то и служба их будет исправнее яко в главных полках, тако и в последних и в новобранных. Аще будут вси пищею и одеждою довольны, то вси, радуюся, будут служити.
А и сие, мнится мне, не весьма прямо учинено, аще и с немецкого переводу взято, еже мундир солдату или драгуны дать, а последи за весь тот мундир из жалованья месячнаго и вычесть. И от таковых вычетов как солдатам нужде не быть? Жалованья ему на месяц учинено только тритцать алтын, а за вычетом дасца ему только десять алтын или меньше. И ис таково малого жалованья чем ему шуба и шапка и рукавицы и чулки или онучи купить? И мне мнитца, и вычеты оставить6 и по гривне денег на месяц надлежит
