— Как же, бачка? Он, бачка, не любит, кто худо сделал.
Так, согласимся, может рассудить и любой православный христианин.
И Лескову остаётся сделать всего самый малый шаг, чтобы и крещение отрицать как необязательное. По мнению Лескова, крещение отвращает этих полудикарей от «хозяина», поскольку священник, якобы берёт по отношению к крещёным, по их понятиям, на себя роль и обязанности «хозяина». Но Бог требует поступать по справедливости, а священник «прощает» любой проступок и тем как бы позволяет совершать что угодно.
Размышляя над духовной жизнью своего спасителя-якута, владыка приходит к определённому выводу: 'Ну, брат, — подумал я, — однако и ты от Царства Небесного недалёко ходишь'. В итоге он отказывается крестить этого человека.
Заметим, такое рассуждение (не рассказчика — самого автора) идёт от искреннего, но примитивного стремления ко всеобщему
И вот встаёт вопрос о совершительной силе таинства. Отец Кириак в споре с владыкой к тому и подводит:
'Итак, во Христа-то мы крестимся, да во Христа не облекаемся. Тщетно это так крестить, владыко!'
Заметим, подобная мысль уже встречалась в «нотатках» протопопа Савелия Туберозова. Не знаменательно ли, что Лесков вновь вернулся к ней. Но прислушаемся к дальнейшему диалогу между архиереем и иеромонахом:
' — Как, — говорю, — тщетно? Отец Кириак, что ты это, батюшка, проповедуешь?
— А что же, — отвечает, — владыко? Ведь это благочестивой тростью писано, что одно водное крещение невежде к приобретению жизни вечной не служит.
Посмотрел я на него и говорю серьёзно:
— Послушай, отец Кириак, ведь ты еретичествуешь.
— Нет, — отвечает, — во мне нет ереси, я по тайноводству святого Кирилла Иерусалимского правоверно говорю: 'Симон Волхв в купели тело омочи водою, но сердце не просвети духом, а сниде, и изыде телом, а душою не спогребся, и не возста'. Что окрестился, что выкупался, всё равно христианином не был. Жив Господь и жива душа твоя, владыко, — вспомни, разве не писано: будут и крещёные, которые услышат 'не вем вас', и некрещёные, которые от дел совести оправдятся и внидут, яко хранившие правду и истину. Неужели же ты сие отметаешь?
Ну, думаю, подождём об этом беседовать…'
Архиерей не находится с ответом, но вопросом пренебречь нельзя, поскольку он поставлен, поскольку по сути утверждается мысль о ненужности таинства и развивается далее, когда отец Кириак продолжает свои рассуждения:
' — Ну, вот мы с тобой крещены, — ну, это и хорошо; нам этим как билет дан на пир; мы и идём и знаем, что мы званы, потому что у нас билет есть.
— Ну!
— Ну а теперь видим, что рядом с нами туда же бредёт человечек без билета. Мы думаем: 'Вот дурачок! напрасно он идёт: не пустят его! Придет, а его привратник вон выгонит'. А придем и увидем: привратники-то его погонят, что билета нет, а Хозяин увидит, да, может быть, и пустить велит, — скажет: 'Ничего, что билета нет, — Я его и так знаю: пожалуй, входи', да и введет, да ещё, гляди, лучше иного, который с билетом пришёл, станет чествовать'.
Можно ещё было бы и добавить: а с билетом могут и не пустить, ибо недостойным может оказаться человек данного ему билета.
Так, не правы ли те, кто утверждает, что для спасения важно одно доброе поведение, а таинство дело пустое, формальное? Как у Симона Волхва.
Прежде всего отметим, что сравнение с Симоном неверно, ибо Волхв не имел благодати от апостолов. Священник же крестит не водою, но Духом — по Благодати Апостольского преемства.
Так что вопрос стоит не о крещении водою — оно и впрямь бесполезно, — но о таинстве в полном смысле.,
Отец Кириак апеллирует к вере, которая идёт от сердца, 'от пазушки', как называют это оба собеседника.
Вновь давняя проблема: антиномия «вера-разум». Иеромонах прав, вознося веру над разумом, но забывает, что сердце, не очищенное от страстей — плохой руководитель. Вознося веру, отец Кириак тем не менее строит все свои рассуждения на доводах рассудка, ибо никак не хочет признать мистической стороны таинства и оттого не видит разницы между действиями Симона Волхва и православного священника.
Однако не следует пренебрегать и рациональными его доводами, поскольку они внешне могут показаться неопровержимыми.
Крещение есть таинство мистического приобщения Христу и Церкви.
'Крещение есть таинство, в котором верующий, при троекратном погружении тела в воду, с призыванием Бога Отца, и Сына, и Святого Духа, умирает для жизни плотской, греховной, и возрождается от Духа Святого в жизнь духовную, святую. Так как Крещение есть духовное рождение, а родится человек однажды, то это таинство не повторяется' — так написано в православном катехизисе. То же исповедует архиерей: недаром же он скорбит, что нет у него средства возродить якута новым торжественным рождением с усыновлением Христу. Но ведь рассуждая так, архиерей тоже высказывает своё сомнение в таинстве. Ненадёжность одного таинства для спасения христианина обосновывается рядом убедительных
Отец Кириак утверждает, если обобщить его суждения, что крещение есть пустой обряд, когда он не поддержан в человеке верой, которая истекает из знания и понимания православного вероучения. Дикарь не понимает учения, оттого и веры не имеет. Архиерей в итоге приходит к тому же: 'Теперь я ясно видел, что добрая слабость простительнее ревности не по разуму — в том деле, где нет средства приложить ревность разумную'. То же вознесение разума.
Разумом пренебрегать не должно, но от него можно и беды ждать: именно рациональное осмысление таинства заставляет воспринять его как магическое действо. А формальная погоня за количеством тому лишь способствует. Прямо у Лескова о том не говорится, но мысль эта явственно звучит в подтексте рассуждений его персонажей.
Миссионерство должно идти об руку с просвещением и катехизацией крещаемых. Но как решить вопрос о действенности таинства? Вернее, как решает его Лесков? Для православного верующего тут и вопроса нет: таинство действенно всегда и безусловно, ибо совершается не «магическими» действиями иерея, но Духом Святым. Каждый верующий знает также, что дело спасения есть соработничество человека с Творцом и Промыслителем, и вне личных усилий крещение не может быть верной гарантией спасения:
Сознание этого всегда было и будет одним из острейших переживаний православного человека. Русская литература выразила мучительное осознавание им своего недостоинства перед ликом Создателя во всей трагической полноте.
Крещёные есть
Если получившие «билет» язычники не будут просвещены пониманием того, что они сами должны приложить к нему, какие одежды обрести, то тут — несомненный грех формального миссионерства.
Но как быть с теми, кто без «билета», пусть и в
Если он вообще не знал о существовании «билета» — можно уповать на милосердие «Хозяина». А если человек знал о том — и сознательно отверг… Один пришёл без «билета», потому что не знал о нем, другой пришёл без «билета», потому что отказался от него. Разница.
Не забудем, что Бог не может спасти человека без его волевого согласия на то. Воля же,
