В какой-то степени ревность — это плод любви добра и зла.
Зло любит ревностью.
От судьбы не уйдешь, а если уйдешь, то тебя будут разбирать на общем собрании.
В лирике, в отличие от физики, чем больше расстояние, тем сильнее притягиваются тела.
За столько веков Амур испробовал все виды оружия: стрелы, ружья, пушки, бомбы разных систем…
И все это для того, чтоб люди полюбили друг друга.
Граждане
Между голландской и японской живописью больше общего, чем между голландской живописью и голландским сыром. Но не все голландские граждане способны это понять.
На суде, который над нами идет, родители наши — свидетели защиты, а дети наши — свидетели обвинения.
Человек уходит из жизни, как выходят из трамвая: на его уход обращают внимание те, кого он толкнул или кому уступил место.
Если всех преступников выпустить на свободу, честного человека сможет защитить только тюрьма.
Мы такие люди: если мы сидим в тюрьме и нам говорят: сидите осторожно, а то тюрьма развалится, — мы будем сидеть очень осторожно, не шелохнувшись, чтоб чего доброго не развалилась наша тюрьма.
Только в тюрьме чувствуешь себя как за каменной стеной.
После того как у нас ввели сухой закон, наши граждане стали меньше уважать друг друга.
Голове легко быть умной, она наверху.
Чужие радости бывают ближе, чем свои. Чужая молодость рядом, а своя так далеко, что до нее и за сто лет не доберешься.
Некоторые наши граждане, как палки, вытащенные из колес, любят повспоминать, как они способствовали нашему движению.
Мы так быстро бегаем от инфаркта, что прибегаем к нему с другой стороны.
Всю жизнь мечтал обрести почву под собой, а обрел почву над собой.
Говорят, в состоянии клинической смерти некоторые чувствуют себя очень хорошо. Но разве это не естественно после нашей клинической жизни?
Самоопределение — вплоть до отделения милиции.
Жизнь безжалостно сдирала с него рубашку, в которой он родился.
Если больной и протянет до утра, то только ноги.
После удаления слепой кишки больной стал значительно лучше видеть.
Евреи так глубоко пустили корни в России, что они теперь выходят в Америке.
Если хочешь жить по большому счету, придется по этому счёту платить.
Мы такой народ: мы способны только на подвиги и преступления. На другие, менее значительные дела мы не способны.
Ему многое было на роду написано, только он, к сожалению, так и не научился читать.
Здоровье, граждане, — это единственное, что невозможно накопить к концу жизни.
В будущем мы живем хорошо. Нам бы еще научиться жить в настоящем.
В имени ИВАН — вся жизнь Ивана: НИВА — для работы, ВИНА—для удовольствия, детский НАИВ — в неумении отличить одно от другого и вечная ВИНА по этому поводу.
Еврейский вопрос есть всюду, где есть евреи, потому что надо же кому-то нести ответ. А кому хочется нести ответ?
Поэтому евреи на вопрос отвечают вопросом.
Не зря врачи советуют ограничивать себя и в том, и в другом. Все ограниченные обладают завидным здоровьем.
Жизнь — как единственное дитя: ее любишь тем больше, чем меньше она того заслуживает.
Если перед тобой возникнет стена, вбей в нее гвоздь, повесь на него шляпу и чувствуй себя как дома: одна стена у тебя уже есть.
Одни надежды оправдались, другие — не оправдались. Почему-то наши надежды — как преступники перед судом: им постоянно нужно оправдываться.
Граждане! Употребляйте с пользой все, что направлено против вас! На Диогена тоже катили бочку.
Маленькое эссе о «Фигизме» и его ярчайшем представителе Феликсе Кривине
